— Не-а, — сказал эксперт Кор’тек. — Сначала сам поплавай с такими веслами. А мне сдается, что каркас от такой гребли расшатается быстро и лодка течь давать будет. Надо, однако, каркас укреплять. Только от этого лодка тяжелой станет. А есть ли смысл тогда в новых веслах? Надо смотреть да пробовать. Дело это не скорое.
Ну да, захотелось ответить мне на это. Как матом ругаться — с ходу освоил. А новые весла — проблема. Сначала дождешься внуков и с ними посоветуешься, а через тыщу лет их далекие потомки примут весла с уключинами на вооружение. А я еще парус изобрести планировал!
Но говорить не стал. Во-первых, он был прав, действительно, прежде чем переоборудовать все лодки, сначала надо было опробовать систему на одной жертве. А во-вторых, пытаться ломать местный менталитет и восприятие времени — бессмысленно. Каждое новшество должно медленно и нудно просочиться по капле в мозги и даже кровь местного человека, прежде чем он решится им воспользоваться. И этого уже не изменишь. Это своеобразная мудрость и стратегия выживания. Нашел неизвестный гриб или ягоду — не пытайся с ходу собрать еще десяток и сварить супчик или варенье. Сначала лизни, посмотри, как пойдет. Потом откуси малюсенький кусочек. Потом полтора малюсеньких кусочка. И вот, когда убедишься, что еще не помер, можешь осторожно откусить два и на этом в этом месяце лучше остановиться. А лучше вообще не трогать всякую неизвестную гадость, коли и так есть что пожрать. Эксперименты с едой — удел голодающих!
Ну а в-третьих, хотя мы с Кор’теком были практически ровесники, можно было не сомневаться, что внуков он уже дождался. А лишний раз мозолить людям глаза своим бездетным (если не позорище, то как минимум странно) статусом не хочется.
Так что вместо ненужного спора я пошел обедать. И тут колокол залился истеричным звоном набата, и над пляжем, где мы разбили лагерь, пронеслось жутковатое для всех слово — «аиотееки»!
Сначала я не поверил. Полгода спокойной жизни как-то отучили меня бояться этих верблюжатников. Да и откуда им тут было взяться? Тут ведь до Улотских гор как минимум месяц-полтора морского пути? Я, движимый своим неверием или, скорее, нежеланием верить, побежал к кричащим и показывающим куда-то в степь дозорным, чтобы лично проверить, пресечь панику и наказать виновных. И поначалу маячащие где-то на горизонте клубы пыли не показались мне чем-то опасным. Может, это стадо овцебыков трусит нам навстречу? Или там диких лошадей или оленей? Но даже я видел в движении этих пыльных облаков некую странность. Ни одно из местных стадных животных в подобных порядках не передвигается. А уж чего углядели там наши дозорные, одним из которых, кстати, был Мнау’гхо, чьи глаза, как я уже знал, по зоркости мало отличаются от глаз Лга’нхи (чай, оба степняки бывшие), можно было только догадываться. По крайней мере, Гит’евек, отдающий команды возле колокола, зря панику точно бы поднимать не стал. А вскоре и я сумел разглядеть характерные фигуры верблюдов и их всадников.
«Я бы мог собой гордиться», — мелькнула у меня в голове бредовая мысль, протискиваясь сквозь истеричный звон колокола. Впервые в этом мире звучал набат, и это сотворенный мной колокол звонит над бухтой, предупреждая людей об опасности и сзывая в лагерь разбредшиеся по своим делам группки соплеменников. Если бы не он, нас бы застали врасплох и вырезали по частям. Так что повод для гордости у меня был.
Но мне как-то было не до этого. Впервые меня обуял по-настоящему сильный страх. Раньше, по крайней мере в Этом мире, я с таким страхом был незнаком. Потому что был одиночкой, а у них страхи малость иного свойства. А сейчас на моей совести висела ответственность за более чем полторы сотни душ. Среди этих душ числились и очень близкие мне люди, такие, например, как Лга’нхи, Осакат, Тишка и Витек, были и просто добрые приятели, которых немало завелось у меня среди ирокезов и их жен. И даже те, с кем я еще толком даже не разговаривал, а всего лишь вежливо головой при встрече, теперь тоже были моими «люди», моим племенем. Я это по-настоящему осознал только сейчас, почувствовав этот жуткий страх за них всех.
Вместо гордости я сейчас чувствовал только растерянность и страх. Судя по пыли, врагов было немало. Трудно сказать, сколько, но явно не меньше трех-четырех десятков всадников. А чего стоил каждый всадник, я уже знал. А за ними, возможно, идет и пехота. А у нас почти все лодки вытащены на берег и разгружены для просушки грузов и ремонта. Да даже если бы они и были все на воде, быстро собраться и загрузить на них под две сотни народу меньше чем за те двадцать-тридцать минут, что потребуются верблюжатникам, чтобы достичь нашего лагеря, мы не успевали. А для отражения атаки у нас было всего четыре неполных оикия[15] опытных бойцов и еще одна оикия мальчишек-новобранцев, только начавших обучение.
И огромная, под сотню человек, толпа женщин и детей, которых как-то надо защитить. Потому что в этом мире на пощаду победителя проигравшему рассчитывать не приходится.
«Но как? Почему? — пронеслось у меня в голове. — И как в этом замешан Митк’окок?» А ведь он наверняка точно в этом замешан, потому что таких совпадений не бывает! Именно тут он назначил нам «стрелку» со своими послами, и именно на эту бухточку с характерной, видимой далеко из степи скалой, пришли верблюжатники! Вот хоть убейте, а я в простое совпадение не поверю. Нет, конечно, всякое бывает. Вот только таким же любезными и ласковым Митк’окок был только тогда, когда уговаривал нас на разборки с пиратами. Да и вообще, в последнее время он с нами был уж очень любезен и податлив. Хрен я поверю, что тут вина моего необычайного обаяния, уверен: эта сволочь опять хотел окунуть нас в какое-то дерьмо, и окунул. Сука!!!
Злость помогла мне собраться с мыслями. Времени заготавливать длинные копья нету. Даже толком обтесать и закалить привезенные дрыны из железного дерева мы не успеваем. А что там еще: чеснок, колья, веревки на кольях, колючая проволока? Мысли носились в голове, как белки в колесе, — быстро, суетно и бестолково. И ухватить хоть бы одну за хвост и запрячь в дело все никак не удавалось.
А впереди Лга’нхи с Гит’евеком уже собирали народ для отражения атаки.
И я, заслышав знакомый сигнал рожка и барабана, побежал к Лга’нхи и Гит’евеку, крича и размахивая руками, чтобы не дать им возможности выстроить ирокезов в привычные оикия.
Что будем делать, я еще толком не знал. Но понимал одно: биться лоб в лоб с практически равными нам силами верблюжатников — это безумие. Даже если ценой своих жизней мужчины позволят женщинам сесть в лодки и уплыть, это лишь оттянет агонию ирокезов на чуть более долгий срок. Хотите — считайте меня мужским шовинистом, а хотите — реалистом, но женщины Тут одни, без мужиков, не выживут. А даже если мы победим в столкновении лоб в лоб, количество потерь будет таким, что это сразу станет концом ирокезов.
Что делает первобытный человек, попав в безысходное положении? Дерется насмерть до последнего, пытаясь утащить с собой в могилу как можно больше врагов.
Что делает житель XXI века и его могучий интеллект, попав в безвыходную ситуацию? Бессовестно врут! А уж чему я научился за время своего пребывания в обоих мирах, так это вранью.
Итак, первое уже сделано. Лга’нхи и Гит’евек согласились, что выстраиваться в оикия пока не нужно. В том плане, что пока все стоят практически на своих законных местах, только не стройными рядами, а изображая бестолковую толпу. Вроде как местные прибрежники во время одной из своих перекочевок столкнулись с невиданными существами и стоят, разинув рты, однако изображая строй.
Думаем дальше. Верблюжатники с такой толпой поступят стандартно — бросят своих животин на прорыв, а когда у «дикарей» дрогнут нервы и они бросятся бежать, начнут добивать по отдельности охваченную паникой толпу. Значит, надо. Советуюсь с нашими Вождями, получаю их согласие и бегу организовывать баб.
Аиотееки не спешили. Проскакав несколько километров и убедившись, что жертвы не пытаются удрать или разбежаться, они остановились, чтобы дать отдохнуть верблюдам и оглядеться.
Надеюсь, их взорам предстало именно то, что я хотел показать. Строй-толпа дикарей, испуганно замершая при виде страшных чудовищ (передние ряды прикрыли доспехи наспех собранными тряпками и плащами, бронзовые наконечники копий смотрели строго вниз), и суетно копошащиеся за их спинами бабы и дети, то ли собирающие барахло, то ли испуганно жмущиеся поближе к спинам своих защитников. Дальше за нашим лагерем море, слева — камни у подножья Рогатой скалы, справа — какой-то косогор, покрытый колючим кустарником. Деваться нам некуда.
Их было чуть поменьше, чем я ожидал, — двадцать семь человек и еще четырнадцать заводных верблюда с грузами. Последние обнадеживали не перспективами большой добычи, а тем, что их наличие, скорее всего, означало, что эти аиотееки прибыли издалека и прямо сейчас, из-за ближайшего холма, на нас не навалится еще армия в несколько сотен человек.
