Вот на этой конструкции из 80-х мы пока и остановимся. Нам, как начинающим, и этого за глаза хватит. Берем паузу, а все дальнейшие технические усовершенствования будут уже после первых испытаний доски на местности.
– Ребят, а вы не перемудрили? – Александр Иванович с сомнением рассматривает первый советский сноуборд – Не проще его целиком из дерева было сделать, как лыжи?
На него тут же обрушивается целый шквал негодования.
– Так, вес же какой у доски будет, а ее парням в гору на себе таскать придется! Три кило это предел. И еще такая доска совершенно кондовой будет.
– Ну… а если потоньше ее сделать?
– Если «потоньше», то дерево коробить начинает, слишком большая площадь.
– Вы бы еще фанеру предложили, Александр Иванович!
Да… На ЗИЛе тут своя атмсофера. Вон, аж от дальних кульманов сбежался народ посмотреть на чудо и поучаствовать в дебатах.
– Нет, а крепления для ног вы как на тонкой фанере устанавливать будете?! – горячится отец – Короткие шурупы при первой же большой нагрузке вырвет. Спортсмены же на этой э-э-э… снежной доске не по прямой линии с горы спускаться будут!
– А здесь что?
– А здесь специальные закладные для креплений есть!
У-у-у… Кажется, инженеры КБ нешуточные мозговые штурмы устраивали, обсуждая конструкцию сноуборда, прежде чем дружно признали мой вариант наиболее оптимальным. И у них уже на все возражения свои аргументированные ответы есть. Молодцы! Конечно, идея удешевить изготовление изделия крайне заманчива. Выточил доску целиком из дерева по принципу широкой лыжи – и вперед. Но, как правильно заметил отец, такой примитивный вариант годится только на пологих склонах при минимальных скоростях. Для детей и подростков, короче. И отличаться такая доска от настоящего сноуборда будет, как детские лыжи от горных. Мы, конечно, такой вариант для начинающих в своем журнале обязательно дадим, чтобы сама идея побыстрее ушла в массы. Но зиловское экспериментальное производство нужно изначально нацеливать именно на высококлассное спортивное оборудование. Это ведь какие заманчивые экспортные возможности откроются, а…?! Так, нужно им сказать, чтобы срочно патент на изобретение оформляли, и за границей тоже. А потом можно будет на досуге еще и об усовершенствовании горных лыж подумать, до следующей зимней Олимпиады мы с этим как раз управимся.
На фоне горячих обсуждений сноуборда, покупка нового холодильника происходит совершенно обыденно. Руководство завода пытается вручить его бесплатно, в качестве премии за мои новаторские предложения, но здесь я проявляю твердую принципиальность. Нет. Никакой халявы. Потом обязательно какая-нибудь сволочь стукнет в ЦК, что я беру с завода за свои идеи «борзыми щенками». Поэтому только через бухгалтерию и кассу, никак иначе. Отец даже, кажется, немного обиделся за то, что я отказался от такого щедрого подарка, а вот Александр Иванович посмотрел на меня с уважением. Единственное, что я попросил их – подержать холодильник немного на складе, пока у меня ремонт в доме не закончится.
Пользуясь моментом, звоню из отцовского кабинета дяде Изе. Подробно объясняю ему, что мне нужно. Ага… тумбы, подсервантники, желательно безо всяких финтифлюшек и полировки. Совсем замечательно, если они еще и в японском или китайском стиле будут. Дядя Изя явно озадачен моими странными запросами, но обещает обзвонить знакомых – в Москве у старьевщиков чего только не встречается. Даю ему свой домашний телефон на Таганке, прошу звонить в любое удобное для него время, сроки-то уже поджимают…
В Гнесинке нахожу своих «соловьев» в репетиционном зале. Занятия только закончились, и они сразу же помчались к гитарам.
– «Машинистам» физкульт привет! – стараюсь я перекричать громкую музыку.
– О, командир пришел! – музыка обрывается и гнесинцы окружают меня – с чем сегодня пожаловал?
– Принес вам радостную весть. Через две недели у вас первое важное выступление.
– Как выступление?! Где?!
Ох, сколько же от них шума… Галдят, перебивают друг друга. Я поднимаю руку, призывая их к тишине и вниманию:
– Так, сначала по месту и дате выступления. В двадцатых числах ноября в киноконцертном зале «Россия», что на Пушкинской площади, состоится вечер, посвященный выпуску первого номера журнала «Студенческий мир». Министр Фурцева дала добро нам там выступить. Со сцены должны прозвучать две песни патриотического содержания, а в конце вечера, после торжественной части и кинопремьеры нового фильма, в фойе будут еще и танцы. Там вы уже сможете исполнить весь свой любимый «танцевальный» репертуар.
– Леш, так у нас песен раз-два, и обчелся!
– Не надо прибедняться, я считать еще не разучился! – сразу осаживаю я этих «сирот казанских» – У вас сейчас в репертуаре уже семь песен. Одна патриотическая и шесть танцевальных.
– Это очень мало! – горячится Федор – надо хотя бы до десяти добрать.
– Хорошо – делаю вид, что сдаюсь – сейчас еще две новых песни получите.
Я еще договорить не успел, а этот торопыга уже за тетрадкой и ручкой помчался. Остальные столпились вокруг меня с горящими глазами:
– Как называется?
– «Мой адрес Советский Союз».
– Ну… давай послушаем – энтузиазм «машинистов» резко теряет в градусе – может, и ничего песня.
Вот поросята неблагодарные, им бы только все твист, да битлов играть! Я обвожу кислые лица парней строгим взглядом и беру в руки гитару.
– Этой песне попрошу уделить особое внимание, Фурцевой она очень приглянулась. И именно под эту песню я выбил для вас выступление в «России».
Начинаю петь. Лица «машинистов» понемногу светлеют, Петя даже пытается подыгрывать мне на ударных. Николай на слух записывает ноты, Федя строчит слова в тетрадку, постукивая ногой в ритм. К концу песни хорошее настроение к парням возвращается. Понравилось значит. Перехожу ко второй песне.
– А теперь признавайтесь, орлы: Адамо с его «Снегом…» пробовали перепеть?
– Ну… на ноябрьские у нас вечер отдыха в Гнесинке был, так что пришлось разучить – свой-то репертуар совсем маленький.
– И что, прямо на французском её спели? – ехидно интересуюсь я.
«Машинисты» смущенно отводят глаза. Что-то я даже слушать боюсь этот их «шедевр». А если они еще и хриплый голос Адамо пытались копировать, тогда вообще страшно представить, что у них получилось!
– Так, давайте больше не будем пугать людей вашим французским прононсом. И изображать из себя Адамо тоже. Заводите свою шарманку, но исполнять эту песню мы будем спокойно, хрипеть и горло драть не станем. А ты, Федь, записывай русский текст.
Ну… мелодию они уже играют более или менее сносно, и на том спасибо. Но до совершенства далеко. Дожидаюсь начала куплета и вступаю:
Холодный вечер,
В сердце лед и зима.
Снег лег на плечи,
На асфальт и дома.
Точно так же шел он,
Когда мы встречались,
Что горе, что счастье, –
Ему все равно…
После первой части припева у меня нет никаких завываний, как у Адамо, просто идет проигрыш. А вот в начале второго куплета я тоже повторяю его прием с речитативом. И вот ей богу, получается у меня ничем не хуже, чем у француза. А по сравнению с более поздним Магомаевским вариантом, даже и получше, пожалуй. Все-таки текст и настроение этой песни изначально не предполагает такого надрыва в исполнении.
Парни довольно переглядываются, Федя радостно показывает нам большой палец.
– Вот так и будем ее теперь петь. А чтобы вы могли услышать «Снег…» в нормальном качестве, вот вам диск со звездами зарубежной эстрады – достаю из портфеля пластинки, привезенные из Японии, по очереди вручаю их «машинистам». Опять взрыв бурного восторга.
– Переписать себе разрешаю, но диски вы должны вернуть в идеальном состоянии. Не запиленные! Иначе больше никогда и ничего вам не принесу.
