Я орал, обнимал обоих и каждого, хлопал по плечам обалдевших работников. Словом, вел себя совершенно неадекватно! У нас вышло! Потащил парней с собой. Дома приказал собрать на стол. Выпили, закусили, еще выпили. Решили завтра снарядить ленты (оказалось, есть уже снаряженные) и устроить полевое испытание. Немного отпустило. Стал уже я делиться планами. Рассказал о бронзовых пушках, захваченных у богдойцев. О том, что хочу сделать на корабли небольшие пушки на вертлюгах. В Европе такие пушки назывались фальконеты, в России их называли волокони. В любом варианте, их наличие усилит корабль. А столкновения на воде нам все равно не избежать. Выпили еще. Согласились. Клим сразу стал предлагать их усовершенствовать. Чтобы стреляла наша волоконя не ядрышками, а малыми бомбами и шрапнелью. Опять выпили и согласились. Словом, проснулся я утром. Причем, совсем не ранним. Спал я на лавке. Рядом мычал во сне о чем-то Петр. Клим и вовсе спал за столом, держа в руках ножик. Явно перед тем, как заснуть, он пытался что-то выцарапать на столешнице. Причем, подозреваю, что это было не неприличное слово, а способ усовершенствовать пушку или пулемет.
Испытание перенесли на следующий день. Этот день приходили в себя, отводя глаза от укоризненных взглядов товарищей и бабы-кухарки. Пили только рассол и квас. Периодически бегали до нужного сарая. Но, так или иначе, утром были в норме.
Испытать пулемет решили в редколесье, недалеко от города. Тащили наш Гатлинг три мужика. Да, стоит под это дело лошадь приспособить. По весу не меньше пушки выходит. А по результату сейчас поглядим. Решили, что я буду следить за стрельбой, Клим крутить кучку, а Петр стрелять. Долго снаряжали ленты, вставляли в коробы над стволами. Наконец все было готово. Клим неторопливо закрутил рукоятку. Через пару мгновений в казенной части орудия щелкнуло, и Петр нажал на курок. И запело. Не хуже, чем в фильмах про Чапаева или про басмачей. Пули летели не особенно кучно. Зато кора от деревьев, который были сейчас нашими врагами, отлетала только так, а при вращении ствола, так и градусов на 60 можно смести все к едрене фене.
Очень быстро расстреляли все готовые ленты. Я вел подсчет. Выходило, что за минуту мы отстреляли 207 пуль. Где-то пять минут стрельбы нам обошлись в фунт пороха и два фунта свинца. По-человечески говоря, граммов 400 пороха и больше полкилограмма свинца. Нормально. То есть, конечно, не идеально. Та же установка Гатлинга давала до 1000 выстрелов в минуту. Но, мне и того, что есть, более, чем достаточно. Что не говори, а испытания удались.
Теперь нужно сделать таких штук хоть пять. Набрать команды, сделать лафеты и начать их тренировать. То есть, сначала сделать пулеметы, а потом все остальное. Я же пока займусь фальконетами. Мама дорогая, начинаю верить, что все у меня получится.
Уже через неделю все завертелось. Точнее, это для людей все завертелось. Для меня же, наоборот, наступили дни безделия. Писем не было. Мои агенты, что в Якутске, что у дючеров, что у богдойцев тоже примолкли. Даже Степан куда-то пропал по своим тайным делам. Пришлют, конечно, известия. Но пока тихо. С аборигенами полный ажур. Ясак собран, хлеба столько, что в пору его самим начать продавать. Кстати, стоит об этом подумать. Войска имеют своих командиров. То есть, я как бы атаман и главный. Но учат их Макар, Трофим да Клим. Тимофей тоже учит. И лезть мне в их дела, только людям мешать.
Интересно, раньше мне не приходило в голову, что для людей того времени само время течет намного медленнее. Причем, именно, течет. Событие, нарушение привычного течения времени от рассвета до заката – штука редкая и неприятная. Для меня минута, секунда – реальные промежутки. Я ими думаю, по ним сверяю жизнь. Но у моих соратников есть день, который начинается с рассветом, а не в непонятные 12 часов ночи, есть год – это долго. И есть час – это быстро. Остальное – не важно. Может, потому и так трудно давалось моим ближним людям, мое стремление производить события, хотя сам я себя считал не особенно инициативным человеком. Они не хуже, они, просто другие. Их жизнь спокойная и размеренная. Возможно, в чем-то более счастливая, чем моя, разбитая на минуты и секунды, планида.
Но понимание этого совсем не облегчало мне существования. Я маялся. И, как всегда, в минуты затишья в голову лезли дурные мысли. То начинал переживать, что ощутил себя вершителем судеб, сгоняю дючеров с их родной земли. То, опять вспоминал свою жизнь до переноса сюда. Свою уютную квартирку. Опять вспомнил Люду. Нет, я совсем не вел жизнь монаха или рыцаря, давшего обет целомудрия. Просто рассказывать о случайных связях, как мне кажется, пошло и не интересно. Любой человек об этом знает плюс/минус все. А идея показывать крутость через обилие любовниц, мне перестала нравится уже лет в двадцать. Но Людка не забывалась. По сути, случайное знакомство, а сидит, всплывая в самый неподходящий момент. Точнее, всякий раз, когда я вылетаю из стремнины на бережок.
В таки минуты, кстати, во сны приходит Дух Амура, то в образе старика, то в образе огромной кисы. Думаю, что в другое время у меня снов просто нет. Хотя, духи – ребята непонятные. Может быть, ему нравится являться в период, когда у меня сплин. В этот раз оба моих навязчивых сна: Людка и киса слились. Тигр пришел на берегу Зеи, подальше от города. Был он какой-то сытый, умиротворенный. Посмотрел мне в глаза и сказал. Точнее, я услышал. Она здесь. И исчез, а появилась Людка. Вот и думай, что бы это значило? Не. Не буду. У меня дел куча. А если нет, то я их себе придумаю. Вот прямо сейчас и начну.
Глава 6. Найдена
Я уже второй день шатался вокруг города. И все идет, как надо. В городе на площади у лавок толпиться народ. Что-то продает, что-то покупает. У церкви о. Фома с кем-то разговаривает, какую-то умную мысль внушает. Мы уже давно составили письмо к Владыке с просьбой прислать ему помощников. Только ответа пока не было.
Во дворах хозяева что-то мастерят, детишки бегают, живность копошится. За городом торжище большое. Тут уже кого только нет. И наши, и приезжие с Лены, с Тунгуски, с Енисея. Туземцы торгуют. Меняют меха, рыбу, мясо на всякий нужный им товар. А дальше какой-то кочевник скот пригнал. Тоже, наверное, не на деньги, на товары менять будет. И правильно. Это мне деньги нужны, чтобы казакам платить, порох и свинец покупать мимо казны, взятки всяким московским людям давать. А нормальному человеку деньги нужны не часто. Вот и богдойские купцы. Вот эти торгуют на деньги. Любят серебро. Золота, наверное, у них и своего много.
В другой стороне, на пустыре занимаются воины. Строй держат. Щиты поднимают и опускают. Пиками колют воображаемого врага, ружья заряжают и передают. И, хотя когда-то я это все начинал, теперь они прекрасно без меня обходятся. На пристани еще какой-то купчина разгружается. Его работники сносят какие-то тюки, лари. Все это волокут в огромный склад, где казак с грамотеем все на охрану принимает. Потом по требованию выдает. За то и за право торговать полагается небольшая мзда. Возле него уже вертится мой Гришка. Ждет, когда купец сойдет, чтобы подать принять. И здесь все само работает.
Даже в мастерских, которых без меня и вовсе не было бы, все как-то действует без моего пригляда. Зашел, поздоровался. Посмотрел на второй пулемет, на уже отлитые фальконеты. Нормально все. Для порядка на что-то побурчал. Но ведь оно для порядка. Бывает же так.
Плюнул я на все, набрал съестного, хмельного, самострел на спину закинул и в лес побрел. Благо начинается он через шагов шестьсот от города. Это, если деревеньки нет в той стороне. А то уже и там деревья свели, пни повыкачивали, пожгли. Теперь пшеницу сажают. Но мне сейчас деревенька не нужна. Лес хочу. Добрел до деревьев и пошел вдоль. Иду, о своем думаю. Да, ни о чем я не думаю. Так, копаюсь в себе. И то во мне не так, и это не эдак. Был бы подросток в пятнадцать лет, было бы нормально. Так ведь мужик уже зрелый. Считай, тушке моей уже лет тридцать пять будет. А все детство играет.
