– Что будем делать? Петь будем! Задолбали уже эти уроды, когда ж они людям жить-то дадут спокойно, экспериментаторы хреновы! Эти идиоты совсем берега потеряли. Мне вот интересно почему они не написали «Пісні будуть виконуватися українською мовою»? Ведь логично же, что раз вы призываете к украинскому языку, так и сами пишіть і розмовляйте українською мовою. В общем так Мендель Иосифович, вам завтра надо будет наведаться в культотдел окружкома и хорошенько всё выяснить насчёт этого смотра. А то в статье одна вода и никакой конкретики. Заодно намекните им, что услышать от сорока коллективов сорок раз одну и ту же песню, это не Айс! Хотя – нет! Не надо намекать, пусть они ткнутся носом в ту кучку, что сами и наложили!
– А наших музыкантов предупредите, что с завтрашнего дня репетиции начинаются с девяти утра и будут длиться пока не упадём. Нам надо выучить ещё несколько песен, петь будем все, в том числе и Вы. И не беспокойтесь, я вам подберу нормальную песню, Вы же куплеты поёте? Вот и мою новую песню сможете спеть. – а про себя думаю, что Марк Наумыч тоже не был гением вокализа, но пел же? Да так пел, что мороз по коже продирал от его песен. Недаром он был всенародным любимцем.
– От нас хотят песен? Они у нас есть! Я завтра своих педагогов предупрежу, что ухожу на каникулы до конца смотра, так что с вами буду репетировать. Чихать мне, что меня из конторы уволили, из Ансамбля меня никто не исключал. Яша Супрун, Сергей Осадчий и Таня Волгина, вот три вокалиста по одной украинской песне и исполнят. И на этом точка. Больше мы просто не сможем выдать качественную песню, а шоу с заиканием и пением по бумажке устраивать не станем, мы не клоуны!
Я выплёскиваю из себя накопившуюся ярость и машинально подхватив со стола рюмку опрокидываю содержимое в себя. – Ух, а крепкий-то какой! Чуть ли не слёзы из глаз брызнули, а жгучий-то! М-м-м, а ничё так, годный коньяк, дальше-то мягонько пошёл. Отставив рюмку в сторону, я беру чашку с кофе, делаю маленький глоток и счастливо зажмурившись откидываюсь на спинку стула. Меня охватывает лёгкая эйфория. Эх, сейчас бы мне ещё «гавану» для полного счастья и катись оно всё к Чёрту! Не, так-то я не курю, но иногда бывает, что накатывает на меня желание под хороший алкоголь и настроение, хорошую сигару неспешно раскурить и пару-тройку затяжек сделать. Эх, мечты… Из мечтаний меня выводит жестяное дребезжание выпавшей из маминых рук коробки с чаем.
– Миша! Это же КОНЬЯК! Тебе ещё рано пить такие напитки! – драматическому шёпоту моей мамы позавидовала бы любая прима из ведущих театров мира. Я открываю глаза и сделав рукой пренебрежительный взмах произношу: – Да что мне со стопки-то будет? Шо слону дробина. – я спрыгиваю со стула и поднимаю с пола упавшую коробку. Слава богу хоть не раскрылась и чай не рассыпался, хороший чай стоит дорого, так что его беречь надо. Достаю из кармана носовой платок и начинаю сосредоточенно протирать жестянку от пыли. Ух ты, какая интересная картинка на коробке, что-то я раньше не обращал на неё внимания. Я начинаю внимательно разглядывать картинку с грузином в национальном костюме и с кинжалом на поясе на фоне чайных кустов. Мне становится смешно, он что, прямо в своей чохе чайные листья собирал? Или у них вроде бы женщины сбором чайных листьев занимаются? От интересного занятия меня отвлекает встревоженный голос мамы:
– Миша, шо с тобой, чему ты так улыбаешься?
– Эсфирь Самуиловна, похоже, что наш Миша наклюкался! – насмешливая реплика Менделя меня возмущает до глубины души.
– Кто наклюкался? Я наклюкался? Да что мне с писярика коньяка будет-то? Вот если бы я рома или вискаря бутыль жахнул, тогда да! – я кладу коробку с чаем на стол и раскинув руки как крылья становлюсь на половицу. – Вот, наблюдайте! – уверенно делаю первый шаг, но на втором шаге половица коварно изгибается в сторону, и я промахиваюсь мимо неё. Чёрт! Чёта у нас пол не ровный какой-то! И качается. Это что, землетрясение что ли? Надо срочно бежать на улицу, чтоб крышей не придавило! Я разворачиваюсь в сторону двери, но попадаю в мамины руки и крепко к ней прижимаюсь. Уф! И не трясёт ничего и не качается, только спать хочется. Я широко зеваю и уже сквозь полудрёму чувствую, как меня ведут к кровати, раздевают и укладывают спать.
* * *
Утром вернувшись с пробежки, вновь перечитываю статью и убеждаюсь, что вчера всё понял правильно. Все песни на смотре будут исполняться только на украинском языке. Я неодобрительно качаю головой, одно дело, если бы это была инициатива какого-нибудь рядового партийного функционера, но в окружкоме «рядовых» нет. Чем они там думают, одному богу известно. Хотя о чём это я? Они ж и бога отменили. Треть, а то и половина ансамблей просто откажутся участвовать в конкурсе, так как не знают украинского языка на должном уровне. Общаться-то мы все можем более-менее, а вот спеть, это уж не каждому дано. И что с ними после этого будет? Запретят выступать?
Ну и второе, что меня просто смешит, так это выбор песен, точнее, его полное отсутствие. В Одессе навскидку около сорока музыкальных коллективов, а популярных песен на украинском языке не наберётся и десятка. Не, так-то их конечно намного больше, но этот десяток в обязательном порядке войдёт в список исполняемых песен. А учитывая количество ансамблей Одессы, то оценочную комиссию ждёт шикарный марафон из одних и тех же песен с небольшими вариациями.
Впрочем, такая же фигня была бы и «с чисто русским» конкурсом, или еврейским, или польским…. Да просто в этом времени ещё нет тех новых и хороших песен и в том изобилии, в каком его застал я. А значит мы на украинском языке будем исполнять только три новые песни. А остальные будут на русском, но такие, что у комиссии вряд ли рука поднимется их зарубить. Хотя время сейчас такое, что всего можно ожидать. На кухню заходит мама и ехидно улыбаясь взъерошивает мою причёску.
– Ну шо пьяница, проспался? Похмелиться не тянет? Может налить стопочку? Только извини уж, ни рому, ни виски у меня нет! – я краснею и смущённо соплю носом. – Ну, мама! Я ж машинально, я не хотел, оно само получилось! – Ага, само оно… замахнул рюмку не глядя, словно так и надо! Эх, ты! Хоть бы обо мне подумал, раз уж о себе не думаешь. – и дальше на четверть часа последовала антиалкогольная лекция о вреде и последствиях чрезмерного употребления спиртного. Мдя… Рюмку-то всего и выпил, а получил как за хороший загул… Мамы они такие! В каком бы времени не находились.
Уже перед самым моим уходом в институт мама спохватилась: – Вчера вечером мальчишка от мадам Поляковой прибегал, сказал, шо твой заказ выполнили и две пары перчаток пришли из самого Парижа. Сказал, шоб ты готовил тридцать рублей. Миша, вот-таки скажи мне на милость, ты когда ж таким пижоном заделался, шо перчатки заказываешь в самом Париже, да ещё такие дорогущие? Чем тебя Одесса не устраивает? Или ты такой модный, шо твоя мама уже тебе перчатки сшить не может? – сквозь язвительность в голосе мамы чувствуется и нешуточная обида. – Мамочка! Я радостно подпрыгиваю и чмокаю её в щёку, ты только не обижайся, но это специальные перчатки для бокса, ты их и правда сшить не сможешь, вечером сама увидишь!
В институте моё заявление о том, что ради смотра я ухожу «на каникулы» встретило полное понимание. Мои педагоги пожелали и мне и нашему ансамблю удачи и пообещали прийти «поболеть» за наш ансамбль во время его выступления, тем более что и Николай Николаевич, и Юлия Александровна тоже будут участвовать в смотре в качестве наших «оценщиков». На моё ехидное пожелание терпения и выдержки всей комиссии, Вилинский только нервно дёрнул щекой, а Юлия Александровна тяжко вздохнула. Они-то понимают с чем им предстоит столкнуться, только поделать ничего с этим не могут.
* * *
А затем я отправляюсь в клуб, где меня уже дожидаются музыканты. И начинается наш двухнедельный музыкальный марафон. И первую песню мы разучиваем для Менделя, всё-таки надо посмотреть, сможет ли он её спеть. Смог! Всё-таки Фляйшман профессионал высшего класса, и уже вечером без бумажки и практически без сбоев под сводами клуба проникновенно звучат слова замечательной песни, написанной Вениамином Баснером на слова Михаила Матусовского:
