– Слава Господу, – выдохнула я, тихонько перекрестившись, – мне Довнарович заявил, что он мёртв. Уж и думать о том боялась.
– Так это его «заслуга» …
К нам подбежал поручик Велецкий, командовавший приехавшим отрядом. Поздоровавшись и найдя меня в здравии, поспешил к группе татар, что стояли посреди двора, рядом с уложенными в рядок гайдуками.
Павел Матвеевич тоже отправился туда, заставив меня вернуться в хату и подождать немного, пока он организует сани и сможет отправить обратно в город.
К вечеру под охраной, я наконец была доставлена домой. Семён Матвеевич передал с вестовым, что даёт мне несколько дней прийти в себя от происшествия.
К счастью, никто ни о чём не догадывался. Решила сегодня семью не тревожить и поужинав вместе с ними, отправилась спать.
Поутру нас посетил полицеймейстер. Я бы предпочла побеседовать с ним приватно, но Екатерина Петровна возмутилась и потребовала своего присутствия. Вот мне и пришлось всё рассказывать под причитания Марии и сердечные капли «бабушки».
Выслушав всю историю, начиная с предложения на новогоднем маскараде и заканчивая моим похищением, майор Гельман долго молчал, давая выговорится Екатерине Петровне, которая хотела, чтобы «небо их всех покарало».
Тут к чаю, и Павел Матвеевич подоспел, приняв эстафету выслушивать «бабушкино» негодование. Хотя он был с ней во всём согласен, и с удовольствием «подпевал».
– Не знаю, сможем ли обвинить пана Довнаровича, – наконец заговорил Христофор Всеволодович, – боюсь, кроме барышни никто подтвердить его участие не сможет. Мои люди расспрашивали вчера. Приличное общество уважаемых людей утверждает, что он неотлучно был с ними. Тех, кто вёз баронессу, всех убили, вот жеж… нет бы хоть одного оставить для допросу. А тут его слово против вашего, и не одного свидетеля.
– А как же паренёк, что их выманил из города, его же к вам доставили, – встрепенулся господин Рубановский.
– Тут такое дело… – поник майор, – утром его нашли в камере, мёртвым. Потравили мальца чем-то. В ужин кажись добавили.
Эта новость заставила всех скрестить недовольные взгляды на полицеймейстере.
– И… вы собираетесь это всё оставить как есть? – возмутился «провидец».
– Барышню вернули… похитители убиты… дело закрыто. – тяжело выдохнут майор.
– Спасибо что посетили нас, Христофор Всеволодович. – холодно заявила Екатерина Петровна вставая. – У вас, наверняка, много дел.
– Да, да… конечно. – поднимаясь смутился майор Гельман, поняв, что тут ему более не рады.
После ухода полицеймейстера, Екатерина Петровна выжидательно уставилась на Павла Матвеевича, явно надеясь в «тихой семейной обстановке» накричать на меня за то, что вчера не удосужилась ничего ей рассказать.
Правда господин Рубановский не доставил ей такого удовольствия. Он попросил о возможности побеседовать с «бабушкой» наедине. Мы с Марией сразу же удалились, но при этом остались подслушивать у приоткрытой двери, надеясь, что бури сегодня не будет.
– Говорите, молодой человек, но учтите, у меня нет сил для пустых разговоров.
– Екатерина Петровна, вы, наверное, видели моё отношение к мадмуазель Луизе.
– Да уж кто только не видел. – прищурившись заявила она. – Вы вконец испортили ей репутацию…
– Я не смел надеяться… но сегодня… чуть её не потеряв, понял…
– Вы хотите просить её руки? Но ведь родителей её тут нет. Может быть, они имеют какие-то другие планы в отношении Луизы. – заявила язвительно. – Да и о размере её приданного вы должны быть осведомлены, оно небольшое.
– Будьте покойны, мне всё известно и о приданном, и о состоянии дел барона. Я уверен, что смогу достойно обеспечить будущую супругу. – он перевёл дыхание и продолжил. – Но прежде, чем объясниться с баронессой, я должен поговорить со своими родителями. Зная их к ней расположение, думаю, будут рады навестить вас для сговора. Они прибывают в пятницу из имения.
– Тогда ждём вас на обед в субботу.
Павел Матвеевич встал, чтобы раскланяться, а мы с Марией, которая с восторгом и нескрываемым желанием высказаться, смотрела на меня, убежали наверх, в её комнату, пошушукаться.
Где-то через пол часа «бабушка» послала за нами Степаниду. Она расположилась в гостиной, держа в руке почти пустой бокал с хересом. Долго многозначительно молчала, потом наконец произнесла:
– Ну что ж, Луиза… Павел Матвеевич намерен просить твоей руки. Надо было бы наказать тебя… да уж не могу с такой-то радости. Пожалуй, после Сретения [163] сделаем объявление о помолвке. Но епитимью [164] я для тебя у батюшки потребую… а там и свадьбу сыграем, как раз на Покров [165].
Тут я хотела возмутиться… какая свадьба в октябре, когда летом война начнётся! Но вовремя себя одёрнула. Екатерина Петровна мой порыв заметила, хотя сделала какие-то свои выводы и улыбнулась.
– Тебе же милая внучка, вскоре надлежит с отцом Феофаном разговор держать, да подготовиться к переходу в православие. Сбудутся наконец его слова, – перекрестилась она, повернувшись к киоту [166].
Мне оставалось только сохранять покорно-смущенное выражение на челе.
«Бабушкино» лицо неожиданно сделалось очень серьёзным и каким-то печальным.
– Луиза, ты иди к себе, мне нужно с Марией поговорить.
Я с удовольствием сбежала, понимая, что предмет неожиданного разговора будет «тётушке» очень неприятен. Надеюсь, её симпатия к князю не переросла в сердечную привязанность. Хотя я и не рассказала утром при ней о роли Петра Ивановича во всём произошедшем, но боюсь Екатерина Петровна, после попытки моего похищения молчать об этом не будет, учитывая невозможность добиться наказания для пана Довнаровича.
Позже я пыталась поговорить с Марией, но она за весь день так и не вышла из своей комнаты, а дверь была постоянно заперта. Надеюсь, «тётушка» не будет считать виновной меня.
Пару дней она пряталась, но после громкого недовольства, высказанного «бабушкой», наконец появилась за завтраком. Мария была бледна, и даже уже не плакала. Глаза были спокойны, но пусты.
После чая мне удалось поговорить с ней. Оказывается, она боялась выходить ко мне, считая себя виновной в моих бедах. Вдосталь поплакав обнимаясь на диване, решили никогда более этого не поминать.
А вот в субботу с утра творился настоящий цирк. К обеду ожидали родителей Павла Матвеевича, но к тому-же прибыл отец Феофан, уведший меня в гостиную и просвещая в вопросах перехода в православную веру.
Оказалось, лютеране, как и другие протестанты, не перекрещиваются, а принимаются в православие вторым чином, то есть через миропомазание, поскольку такого Таинства у них нет. И этот вопрос меня немного напрягал. Я хотела признаться батюшке, что уже провославная!
Решила успокоиться и поначалу обсудить этот вопрос с «провидцем», а не принимать поспешных решений. Через несколько часов они пожалуют, а пока я могу, сославшись на это убежать к себе в комнату «готовиться».
Матвей Львович с Анастасией Георгиевной приехали ровно в два по полудни. А через пол часа, и Павел Матвеевич пожаловал. Вся церемония встречи и сговора прошли как во сне. Я просто сидела за столом и глупо улыбалась, изредка бросая взгляд на сияющего Рубановского-младшего.
Наконец нас вывели из-за стола поставив на колени, и благословили иконой Богоматери, которую Екатерина Петровна торжественно достала из киота.
Когда же нам дали возможность спокойно поговорить отойдя к окну, мы долго не могли промолвить и слова.
– Мне сказали, что теперь я могу заказать нам кольца, – наконец разрушил он молчание.
– А я не знаю, что мне делать с крещением. Я ведь уже православная. Как сказать об этом батюшке, не придумаю никак.
– А вы знаете, Ан… Луиза… я ведь могу теперь так вас называть? – спросил он, улыбнувшись, – Вы ведь родитесь и креститесь только через сорок лет. Поэтому, я думаю, вполне можете принять миропомазание ещё раз, чтобы в вашей душе наступил мир.
