Дружная компания, готовилась к очередному трудовому дню, обсуждая планы хором, одновременно жестикулируя двумя десятками рук, составив стулья вокруг большого стола. Второй стол был завален из сумками, пакетами и летними куртками. Я подошел к столику, выбрал одну из спортивных сумок средних размеров, и приподняв ее за ремень, громко спросил:
— Граждане, чья сумка?
Немые, если можно так сказать, замолчали, сверля меня недобрыми взглядами.
— Я спрашиваю — чья сумка?
Один из них, агрессивно мыча, вскочил со стула и двинулся ко мне.
— Ваша сумка? Что там внутри?
Парень, продолжая мычать, попытался выхватить у меня черный ремень, мне пришлось оттолкнуть его назад. Из –за стола поднялись еще парочка ребят, но остались на месте, когда из-за псевдо мраморной колонны вышел Олег, во всем великолепии старшинского обмундирования, весомо похлопывая концом дубинки по раскрытой ладони.
— Я спрашиваю — что в сумке?
Парень по-прежнему пытался вырвать у меня ремень, но вдруг ошарашенно замер. Вжикнув молнией, я раскрыл сумку и вытащил на всеобщее обозрение пачку картинок, с верхней из которых, перезрелая дамочка демонстрировала желающим висящую грудь и густую, черную поросль внизу живота. Народ восторженно ахнул. Агрессивный немой сделал шаг назад и активно замотал руками и головой, показывая, что он извиняется, так как сумка не его, в какого-то постороннего гражданина, который забыл ее на столике еще до моего прихода. Во всяком случае, я так расшифровал его гримасы и движения. Его друзья, стали очень быстро собираться, бросив недопитые стаканы с кофе и недоеденные пирожки. Подхватив оставшиеся вещи, они, почти бегом, двинулись на выход. Олег проводил их недоуменным взглядом и повернулся ко мне:
— И что теперь?
— Доставим сумку в отдел — громко, чтобы слышали все, сказал я, потом повернулся к хихикающему бармену за стойкой: — Товарищ, если хозяин сумки к вам обратится, отправьте его в Дорожный отдел.
— Конечно, конечно — бармен закивал головой: — как только, так сразу. Всенепременно отправим.
Бармен был выпускник филологического факультета университета, и любил блеснуть.
— Тебя до дома подбросить? — спросил я Олега, когда мы с сумкой подошли к машине.
— А мы в отдел сумку, разве, не понесем? — несмотря на длительную работу со мной, Олег продолжал воспринимать некоторые вещи за чистую монету.
— Олег, это же не сигареты. Если мы карты отнесем в отдел, народ начнет играть и рассматривать по всему отделу, и обязательно попадутся на глаза начальству, которое обязательно начнет выяснять, кто принес в отдел эту гадость в таком количестве. Нам это не надо. И вообще, они мне самому нужны.
— Зачем?
— Братан, не задавай неудобных вопросов, не получишь уклончивых ответов. И кстати, ты мне вечером тоже нужен, так что встречаемся в четыре часа дня у твоего дома. Форма одежды — гражданка, скромная и неброская.
— Мы с женой собирались….
— Олег, я тебя, в кои веки, прошу что-то сделать для меня, что мне очень надо. Тем более в половину седьмого вечера ты будешь дома. Давай, не прощаюсь.
Чугунов Михаил, как по расписанию, ступил на крыльцо Журналистского корпуса издательства «Народная Сибирь», в семнадцать часов ноль пять минут. Подойдя к своей машине, он галантно распахнул переднюю пассажирскую дверь перед высокой красоткой, в которой я узнал сотрудника отдела кадров, не далее как вчера, усомнившуюся в наличии у меня талантов к фотографированию.
Аккуратно закрыв дверь ретро-автомобиля, Чугунов, улыбаясь красотке, быстро занял водительское место, прогрел двигатель, выехал на дорогу, чтобы остановится, буквально, через пару метров. Я, вышел из своей припаркованной машины и двинулся к беспомощно замершему «Москвичу» — заднее левое колесо было полностью спущено. Чугунов несколько секунд тупо смотрел на распластанную на асфальте покрышку, затем решительно двинулся к корме авто. Немного покопавшись в багажнике, фотомастер достал из его недр черный потертый насос с деревянной ручкой и стал накручивать непослушный резиновый шланг на вентиль пострадавшей покрышки. Я, небрежно помахивая самодельной черно-белой палкой на толстом шнурке встал за спиной активно работающего ручным насосом Чугунова:
— Неприятности, гражданин?
Чугунов недоуменно повернул ко мне голову, но потом, принялся вновь усердно качать воздух, в обоснованной надежде, что колесо не прокололось, а просто спустило:
— Да, что-то спустила колесико, товарищ сержант. Сейчас все исправим.
Я равнодушным взглядом проводил Олега, неспешным шагом прошедшего мимо нас по тротуару, дождался, когда Чугунов закончит качать и отсоединит насос. Потом мы с водителем глубокомысленно послушали, склонившись к самому колесу. Вроде, посторонних свистов и шипений не раздавалось, я же не садист, безвозвратно портить дефицитную авторезину гражданину. Затем, как бы невзначай, я проводил водителя «Москвича» до распахнутого багажника, а когда он попытался убрать на место насос, помешал ему это сделать, ухватив за руку.
— Одну минуточку, гражданин. А это у вас что такое? — конец псевдо-гаишного жезла коснулся расстегнутой застежки "молнии" небольшой спортивной сумки, пристроившейся сбоку багажного отделения.
Раскрашенная палка развела в сторону края сумки и, мы с фотографом увидели, заполнявшие ее наполовину, колоды срамных картинок.
— Это не мое — Чугунов от неожиданности отскочил назад, а потом, от растерянности, в панике, попытался захлопнуть крышку багажника: — мне подбросили!
— Не ваше, так не ваше. Сейчас, при понятых, изымем из вашей машины эту мерзость, а потом следствие разберется. Все-таки статья уголовного кодекса, преступление средней тяжести, это не шутки, изготовление и распространение порнографии. Девушка у вас в машине совершеннолетняя? Я ее понятой запишу. И кого ни будь вон из тех граждан позову — я кивнул в сторону куривших на крыльце издательства коллег корреспондента, с любопытством следящих за нашим разговором.
— Товарищ сержант, а может быть, как ни будь, договоримся? — голос красавца- фотокорреспондента заметно дрожал, видно он живо представил себе реакцию коллег на изъятие из его багажника сумки с порнушкой.
— Договориться? Ну пойдем в машину, поговорим. Багажник не закрывайте — я махнул в сторону моего «Жигуленка». Мы, под растерянным взглядом красавицы из чугуновского «Москвича», прошли и сели в мою машину.
— Товарищ сержант, вы же понимаете, что это мне подбросили….
— Еще скажи, что я? Вон видишь? Свидетели. — я махнул рукой через дорогу, откуда за нами ревниво наблюдали парочка гаишников. Очевидно, черно-белый жезл в моей руке их немного взволновал, конкурентов в своей работе они терпеть не собирались: — Они подтвердят, что я только что к тебе подошел и, от тебя, не отходил.
— Но вы же не гаишник? — Миша кивнул на мою, явно кустарную, палочку –выручалочку.
— Правильно, Миша, я не гаишник — я усмехнулся в удивленное лицо фотокора: — А ты меня не узнаешь? Правильно, ты же меня со спины снимал. Помнишь, две недели назад, на барахолке? Когда я эпилептику палку между зубов засунул, чтобы он язык себе не прикусил. А ты, сученок, снимок переработал и в какую статью его тиснул? Так вот, ты мне большие неприятности принес, обо мне не думая –получай теперь ответочку. Сейчас, при понятых. я порнографию из твоей машины изыму и тебя в местный отдел милиции доставлю. До утра ты там просидишь. А утром с обыском придут к тебе на работу, и домой тоже. Что там найдут?
По побледневшему лицу Михаила, я понял, что на работе он занимался не только заданиями редакции.
— А то, что ты сейчас говоришь, что тебе это подбросили, ты можешь хоть на каждом углу кричать. Вы, преступники. всегда так кричите.
Фотограф впал в прострацию, уткнувшись взглядом в резиновый коврик на полу. Жалеть я его не собирался, и поэтому стал добивать до конца.
— Теперь, Миша, ответь сам себе. Когда сегодня вечером, от твоих коллег — понятых, все это здание узнает, что ты порнухой занимаешься, как сложится твоя дальнейшая судьба? Как фотографа, как журналиста? В конце концов, как завидного парня? Я уверен, вон та красавица — я кивнул на девушку, тревожно вертящую головой за стеклом «Москвича»: — с тобой, после такого, даже разговаривать не будет, хотя сейчас она считает тебя гениальным фотографом.
