Вчера, немного поразмыслив над таким несоответствием, Андрей прямо застыл на месте. Неожиданно ему в голову пришла простая мысль: индустриализация в сталинское время имела конкретную цель — наращивание выпуска отнюдь не гражданских товаров, которые, как он помнил, все годы советской власти были в постоянном дефиците. Производство вооружения росло в циклопических объемах, особенно в тридцатые годы, когда ухитрились выпустить больше танков, чем все страны мира, вместе взятые.
И распорядился принести точные данные по промышленному производству царской России на 1913 год и всю информацию по экономике СССР, что имелась в распоряжении оперативного управления вермахта. Также быстренько составить аналитическую справку по царской России, какой бы она имела потенциал, если бы не была захлестнута в свое время революцией и Гражданской войной.
За сутки штабные крысы еле управились, и он четыре часа не отрывался от чтения, настолько его увлекло. И поразился — хваленый абвер совершенно не умел работать, в то время как отчеты промышленников и инженеров, работавших в СССР, отличались чрезвычайной точностью и дотошностью. Действительно — почти все промышленные гиганты, построенные ценой великого разорения страны с ее безумной коллективизацией и голодомором, гнали только вооружение и технику.
Уровень жизни в России, соответственно, был крайне низок. В Европе, особенно в Германии, и в большей мере за океаном, в США, производство таких товаров, как утюги, холодильники, стиральные машины, и прочей бытовой техники возрастало непрерывно. Даже сейчас, в условиях войны, немцы продолжали выпуск, причем значительный, этой гражданской продукции. Тот же «Фольксваген» взять, «народный автомобиль». Для простых работяг делался и выпускался отнюдь не в маленьких количествах.
Андрей тут же вспомнил рассказы дяди и отца — оба в один голос твердили постоянно, что магазины всякой бытовой техникой стали чуть-чуть наполняться только в конце пятидесятых, но больше в шестидесятые года. Тогда можно было даже купить «Победу» или «Москвич», а последний автомобиль сделали именно по образцу немецкого «фольки».
«Вот такие пироги с постоянной заботой партии о нуждах трудящихся. А в Москве сейчас лютые очереди, дипломаты всех стран их шагами меряют, до полукилометра получается. И это несмотря на работу НКВД. А что в провинции делается, куда глаз иностранца никогда не глянет?! Я такое даже со времен перестройки не могу припомнить. С этим надо кончать как-то, хватит над народом измываться, лучше пусть утюги делают да масло вместо танков и пушек. Как бы Сталину намекнуть, что воевать с СССР я не собираюсь, чтоб зря не опасался?!»
Абвиль
— «Боши» обманули, — высоченный танкист в измазанном маслом кителе гневно сощурил глаза. — А наши генералы сами себя перехитрили! С таким главным командованием победы не добьешься!
Прошла всего одна неделя, как он, полковник Шарль де Голль, получил чин бригадного генерала — но радости от столь вожделенной награды он не испытывал. И было отчего.
Несколько месяцев тому назад его назначили командиром 4-й кирасирской дивизии, которую начали формировать, но преступно медленно, с началом войны. Дивизия, сильная на бумаге, представляла собой сложный конгломерат частей различного уровня подготовки. Как он радовался, когда получил в распоряжение 3-й кирасирский полк из двух эскадронов, имевших на вооружении новенькие средние танки «Сомуа».
Каково же было его разочарование, когда выяснилось, что командиры машин, набранные, как говорят русские, «с бору по сосенке», никогда раньше не стреляли из орудий, а механики-водители имели за плечами всего по несколько часов опыта вождения этих танков.
Но дивизия пошла в бой, громыхая и лязгая броней 215 танков. И он гордился ею — самая слабая из четырех французских бронетанковых соединений, она единственная не была разбита немцами, нанеся при этом зловредным «бошам» ряд чувствительных ударов.
Полковник де Голль не бросал свои танки в лобовые атаки, как это делали другие командиры с самыми плачевными для себя результатами. Десятки машин пылали, подбитые противотанковыми пушками, среди которых самым страшным кошмаром стала германская зенитка 88 мм калибра, от нее не спасала даже толстая броня тяжелых танков.
Нет, дивизия наносила немцам фланговые удары, затормаживая продвижение вперед всего танкового корпуса их хваленого Гудериана. И такая тактика была не нова, именно о ней он ратовал в своей книге «За профессиональную армию», изданной задолго до войны мизерным тиражом в несколько сотен штук.
Однако косность генералитета и офицерства, почивавших на лаврах прошлой победы, оказалась настолько велика, что прочитать о новых тактических приемах пожелали всего лишь семь десятков человек, и то, как подозревал сам де Голль, большинство читателей вряд ли носили мундир французской армии. Воистину, нет пророка в своем отечестве!
Расплата наступила в мае, кошмарная и неумолимая, и усугубили ее глупые приказы из ставки. 27 мая полковнику пришлось двинуть все свои 140 танков и шесть батальонов пехоты на Абвиль, где немцы, переправившись через Сомму, создали и укрепили плацдарм для будущего наступления.
Вместе с французами в атаку пошла единственная британская бронетанковая дивизия генерала Эванса, которую по преступному недомыслию или халатности отправили во Францию с одними только танками, без пехоты, дивизионной артиллерии и саперов.
Совместной атакой союзники оттеснили немцев на 14 км, втрое сократив площадь плацдарма. Сам де Голль получил за победу чин бригадного генерала и демонстративно пообедал за столом, который был накрыт вместо скатерти нацистским флагом.
Однако за успех была заплачена слишком дорогая цена: в строю остались только 34 танка. Англичане пострадали намного сильнее — атака танками без поддержки пехоты обошлась им намного дороже. Из 180 машин 120 было подбито, причем 55 танков англичане смогли эвакуировать только благодаря отчаянной атаке французов, пришедших на помощь союзнику в тяжелую минуту.
Единственные бронетанковые дивизии были обескровлены, но немцы ударили совсем по другому месту. Такова ошибка главного командования. Теперь парировать наступление невозможно — танков просто нет!
«Фельзеннест»
— Общий объем производства в СССР предположительно достиг уровня 1913 года только через четверть века. Офигеть можно! — прошептал Андрей, начиная вчитываться в справку, подготовленную аналитиками.
Умеют офицеры генштаба работать, зря он на них батон крошил. Все расписано четко, везде, где нужно, схемы и диаграммы, сделаны необходимые пояснения. К столбикам показателей, приведенным по официальным советским данным, поставили рядышком другие «столбцы», размерами поменьше, то есть реальные, а не завышенные показатели. Андрей пролистал весь текст — нашему официозу немецкие офицеры абсолютно не верили.
