— Фантазировать можно, если вы уже усвоили базовую форму.
— Так я ее уже усвоила, магистр, — улыбнулась примирительно, — просто у меня не так много сил, чтобы на протяжении целого урока пчелок стряпать. Пришлось попробовать… проявить фантазию.
— Ну-ка, покажите еще раз.
Я показала: сформировать ядро, покрыть оболочкой, коротким импульсом придать скорость… Магистр какое-то время одобрительно наблюдал за моими действиями, потом развернулся спиной и снова начал покрикивать на других студентов. Ну что поделаешь, скуп наш боевик на похвалы. А может, неловко ему нахваливать хилую пятерочку в группе мощных боевых магов.
Но разве я ждала каких-то слов? Честно говоря, как только магистр утратил интерес к моим занятиям, я незаметно отступила в сторону и прислонилась к стене. Обессилела. В первом семестре я вместе с боевиками отрабатывала защиту, во втором перешли к атакующей магии, но основным условием оставалось удерживание защиты в любой ситуации, при любых действиях. Здесь-то и пряталось мое слабое место — на защиту уходила значительная часть моего резерва, потому атаки получались слабыми, силы быстро истощались. Не всегда удавалось адекватно модернизировать атакующие формы, поэтому без сил я оставалась значительно раньше, чем мне хотелось бы.
Конечно, у меня не было необходимости удерживать щиты — моя защита, куда более мощная, чем я могла бы состряпать сама — была постоянно при мне, но… во-первых, я не теряла надежды когда-нибудь от нее избавиться, а значит, следовало заранее учиться жить так, будто у меня ее нет. А во-вторых, я вовсе не собиралась светить ее наличие. Как мне объяснил магистр Локах, такие тонкие структуры, как плетение храмовой защиты, были доступны далеко не всякому магическому зрению, это умение годами развивали в себе артефакторы и ритуалисты, а у остальных магов чаще всего не было в этом нужды. Таким образом, я могла вполне успешно скрывать защиту от большинства студентов и преподавателей. Почему? Просто у меня и без того имелось немало поводов привлечь к себе излишнее внимание, а мне оно было совсем не по душе. И еще я стыдилась… не столько своей ущербности, сколько положения жертвы. Кроме того, это был вопрос безопасности — чем меньше народу знает о моей уникальности, тем меньше шансов, что слухи когда-нибудь дойдут до герцога.
Я пока даже не искала пути, чтобы избавиться от защиты — только подступалась к этому занятию. Зубрила ритуальную символику, искала корни в истории религии. По всему выходило, что к богам это действо никакого отношения не имело — чисто человеческие выдумки. Но к решению своей проблемы я покуда не приблизилась и на шаг.
…Тем временем слякотная, почти бесснежная зима, сменилась бурной весной, совсем не похожей на ту, что я когда-то наблюдала из окна замковой библиотеки. Алейская была сонной, задумчивой, неспешной. Здешняя — взрывалась цветами и запахами, теплыми ветрами выносила из головы все рассудочное — и заставляла застывать на месте в этом внезапном блаженном безмыслии.
В один из таких головокружительных весенних дней мне пришла в голосу идея навестить Дэйниша, развеяться немного, пообщаться. Мы теперь виделись нечасто — у меня не хватало времени на встречи, да и сам следователь был плотно занят работой. А тут — приятное утро, у меня только что закончилось дежурство в лечебнице — тихое и спокойное, без всяких происшествий. Я даже выспаться успела.
Ключ от дома, который Дэйниш выдал мне когда-то давно, долгое время лежал без дела, но в этот раз я почему-то решила им воспользоваться — дважды повернула в замке, распахнула дверь и вошла в дом. И замерла — на верхней ступеньке лестницы господин следователь облапил фигуристую девицу. Как-то сразу стало понятно, что эти двое провели ночь вместе и сейчас собираются, но никак не могут расстаться. Любоваться сладкими поцелуями было неловко, но ни уйти, ни даже просто отвести взгляд я была не в состоянии. Два противоречивых чувства обуяли меня — глухое раздражение и даже злость и одновременно смутное желание, чтобы сцена, от которой где-то внутри рождалась теплая волна, подольше не прекращалась.
Дэйниш наконец заметил мое присутствие, с трудом оторвался от сочных губ ночной возлюбленной, шлепнул красотку по мягкому месту и выпроводил за дверь. Я стояла в прихожей, ошеломленная шквалом противоречивых эмоций. Что это было… ну, когда я увидела? Ревность? Глупости, я никогда не была влюблена в Дэйниша. А та горячая волна, что меня окатила? Ох, кажется, я в очередной раз встретилась со своим телом… и с его новыми желаниями. Я с трудом вдохнула и облизала пересохшие губы. Дэйниш смотрел на меня слегка удивленно, словно не до конца понимал, что происходит. Отказывался понимать. Он видел во мне маленькую девочку, вверенную судьбой его заботам. Нет, вру: он предпочитал видеть во мне маленькую девочку. Потому что ему так было проще. Потому что меня нельзя было хотеть, а значит, удобнее не замечать… некоторых вещей. И мое нынешнее состояние — явное, видимое — входило в острое противоречие с нарисованной Дэйнишем для себя картиной мира.
Я тряхнула головой, заставляя себя очнуться, пробормотала путанные извинения и подумывала ретироваться. Ему так проще… и мне, пожалуй, тоже. Ведь и у меня картина мира в очередной раз пострадала. До сих пор это мое «нельзя» было для меня абстракцией, чем-то умозрительным, теперь оно стало частью суровой реальности. Хотелось плакать. Оказывается, это очень горько — вдруг осознать, что клетка, в которую тебя посадили, лишает еще одной степени свободы — той, о которой я вроде как и не догадывалась раньше или знала чисто теоретически. Теперь она будет манить… она будет сжигать меня изнутри, требовать к себе внимания, лишать покоя… и всегда оставаться в нескольких шагах, за гранью доступного. Всегда — если я хочу сохранить свой дар, пусть и такой куцый, скованный, ограниченный. Готова ли я расстаться с магией, если когда-нибудь захочу стать женой и матерью? Да просто женщиной, которая способна испытывать все радости любви? Сегодня мой ответ — однозначное «нет». Лучше перетерпеть, договориться со своим телом. А что я скажу через десять-пятнадцать лет?
— Лари? — оказывается, Дэйниш окликал меня уже не в первый раз.
— Да-да… — ответила я все еще немного рассеянно.
— Ты что-то хотела?
— А… я просто в гости зашла… пообщаться, — мне стало ужасно неловко, что я все видела — и не отвернулась, не ушла, но сам Дэйниш, кажется, никакой неловкости не чувствовал.
— Пойдем тогда позавтракаем где-нибудь. Я сегодня Брину отпустил.
За завтраком Дэйниш расспрашивал меня об учебе, и я сочла это очередным признаком того, что он воспринимает меня только лишь как девочку-школьницу — а ведь он-то знает, кто я на самом деле. Почему-то это вызывало во мне иррациональную злость и обиду. Здравствуйте, гормональные взбрыки, что ли?
