Нам казалось, что мы вернулись ко временам персов и мидян, римлян и карфагенян, готов и сарацинов.
Наши войска медленно, но упорно подвигались вперед; китайцы дрались с остервенением.
К четырем часам их отряд был разрезан надвое; расстроенные толпы нападавших отступили…
Мы уже торжествовали победу… но увы, слишком рано!
Справа, слева, с тыла по всем направлениям, вырастали новые толпы всадников. Они нагоняли нас, окружали, осыпая пулями. С ними были верблюды, навьюченные картечницами и пулеметами…
Все спасение — в быстроте! Нельзя терять ни минуты. Генерал отдает приказание идти скорым шагом, не задерживаясь из-за раненых.
Я видел, как раненый сержант попытался достать скляночку с ядом и не мог. Он схватил за руку солдата и что-то сказал ему. Тот колебался с минуту, раненый настаивал; солдат взмахнул ружьем и проткнул ему горло штыком.
Г. Дюбуа тоже видел эту сцену. Он обратился ко мне:
— Обещайте мне, что вы окажете мне такую же услугу, если я не в состоянии буду выпить это.
Он показал мне флакончик, который держал в руке.
— Обещаю.
— Поклянитесь!
— Клянусь! Вы даете мне ту же клятву, патрон! Я не успел еще ничего прибавить. Град картечи осыпал нас. Г. Дюбуа взмахнул руками и тяжело свалился на землю; лошадь его взвилась на дыбы, метнулась в сторону и тоже грохнулась, убитая картечью.
— Не останавливайтесь! — кричали мне солдаты.
Не останавливаться! Бросить этого превосходного человека, такого внимательного, щедрого, выручавшего меня из беды! Я соскочил с лошади, нагнулся к нему.
Увы! Его положение было безнадежно. Три раны на лице, две на груди. Он еще дышал, в глазах светилось отчаяние, кровь ручьем струилась из ран…
У меня мелькнула мысль остаться с г. Дюбуа. Умрем оба — стоит ли жить среди этого кошмара? Но он угадал мое намерение.
— Спасайтесь, друг мой, — простонал он. — Прикончите меня и спасайтесь. Убейте же меня! Слышите?.. Я приказываю!
Тогда в припадке отчаяния, я, как безумный, выхватил револьвер, и три раза выстрелил ему в лоб.
О, я и сейчас вижу перед собой глаза, угасающие с выражением благодарности и мучительной боли.
Несколько мгновений я стоял, ошеломленный тем, что сделал. Потом вскочил на коня — и вовремя. Последние ряды пехоты проходили мимо меня, прикрываемые нашими гусарами.
Вряд ли бы удалось нам уйти, если бы войска, оставшиеся в Оренбурге, и казачий отряд в восемьсот человек не явились нам на подмогу. Их внезапная атака заставила наседавших врагов податься назад. Наступившая ночь положила конец преследованию и мы благополучно перешли на правый берег Урала.
XXI. ВИБРИОНЫ ВМЕСТО БОМБ
Беззащитные. Бомбы доктора Есипова. Холера против китайцев. Ее действие. Помешательство доктора. Его кончина. Прибытие военных припасов. Усыпляющие гранаты. Камера в нашей армии. Смерть мисс Нелли. Смерть Тома Дэвиса.
Если бы наше отступление случилось двумя — тремя днями позднее, мы очутились бы в западне. Дело в том, что весна в этом году была ранняя и дружная. В последние дни дул теплый южный ветер и снег быстро таял. Река набухла, лед посинел, и запоздай мы суток на двое, переход оказался бы невозможным.
Теперь же это обстоятельство оказало услугу. Генерал Ламур немедленно отрядил три тысячи человек на реку рубить лед, чтобы затруднить переправу китайцев. Работа облегчалась наступавшим вскрытием и, в свою очередь, должна была ускорить его.
Действительно, на другой день лед взломало во многих местах. Река стала непереходимой. Впрочем, китайцы, по-видимому, не особенно торопились. Свою уверенность в победе они основывали на числе, на количестве солдат, которое, казалось, не убывало, а росло, несмотря на страшные потери, как будто из каждого убитого рождалось двое живых…
Они устраивались на противоположном берегу, ставили батареи и в тот же день начали бомбардировку Оренбурга.
У нас рыли траншеи, насыпали валы, принимали меры к защите от неприятельских снарядов.
Население устремилось вон из города. Кто побогаче, уехали еще раньше, при первом известии об отступлении войск; бедняки перекочевали за город, на безопасное от выстрелов расстояние; тут сколачивались бараки, разбивались палатки — устраивались, как умели…
Отступление совершилось по всей линии белых войск. Везде боевые припасы либо истощились, либо были на исходе. С наименьшими потерями отошли англичане и немцы; всех больше досталось туркам. Они дрались холодным оружием с дикой энергией, много раз опрокидывали наступавшего неприятеля, но и сами потерпели громадные потери. По последним известиям в их армии обнаружилась деморализация и странное брожение: находились фанатики, объяснявшие неудачи карой Аллаха за союз с «гяурами» против азиатов.
День прошел кое-как; на следующий бомбардировка усилилась. Положение становилось все более и более критическим. А о боевых припасах все еще не было ни слуха, ни духа.
Пижон был страшно огорчен трагической кончиной Дюбуа. Бедный малый в первый раз за всю эту злосчастную войну утратил свою шутливость, не изменявшую ему в самые критические минуты. Мы телеграфировали в Париж о смерти патрона. Владелицей «2000 года» становилась теперь его вдова. Она просила нас продолжать наши функции с той же преданностью делу, которую мы проявляли до сих пор.
Утром 16 марта к нам зашел доктор Есинов, старый чудак, бывший революционер, сосланный когда-то в Оренбург и оставшийся в этом городе по истечении срока ссылки. Он жил тут уже лет тридцать, занимаясь в своей частной лаборатории бактериологическими исследованиями, прославившими его имя далеко за пределами России.
Он заявил, что намерен предложить нашему главнокомандующему средство уничтожить китайскую армию, и просит нас представить его генералу и присутствовать при объяснении с ним. Мы удивились этому странному сообщению и заметили, что с его стороны рациональнее было бы обратиться к генералу официальным порядком. Но чудак придавал какое-то особенное значение именно тому, что мы были представители прессы, люди «свободные и независимые», как он — довольно наивно — выразился. Вообще нам показалось, что у старика не совсем ладно в голове, но так как нам известно было, что он считается крупной величиной в ученом мире, то мы не сочли себя вправе отклонить его просьбу.
Генерал принял нас немедленно, и профессор изложил свой план в следующих выражениях:
— Ваша храбрая армия, лишенная боевых припасов, так же бессильна против китайцев, как горсть оловянных солдатиков. Через два дня китайцы будут по эту сторону Урала — и вы пропали!.. Припасы к тому времени еще не прибудут, да если бы и прибыли… Вы рассчитываете на победу, я другого мнения. Я думал об этом: количество одолеет вас, вам нет спасения, белая стена будет размыта желтым потоком… А это значит — гибель моей родины, гибель Европы, гибель культуры белых. Я не хочу этого. Наука дает мне средство избавить вас от гибели, и я пущу его в ход…
— Какое же средство, доктор?
— Вот оно! — при этих словах он достал из кармана стеклянную пробирку и показал нам. — У вас нет бомб, чтобы убивать китайцев, а в моей лаборатории они имеются… Имеются в достаточном количестве, чтобы истребить сотни тысяч, миллионы желтых. Вы знаете, что такое холера?
— Ну разумеется, доктор. Так это холерный вибрион? — Да, но одаренный особыми свойствами… Многолетними трудами удалось мне вывести новую разновидность холерного микроба. Вот ее свойства: он вызывает исключительно молниеносную и безусловно смертельную холеру — смертность сто процентов, никто не выздоравливает; он размножается с феноменальной быстротой и размножение это происходит в простой воде…
— Сильное средство! Разве вы предвидели, доктор, возможность такого применения…
— Нет! — с отвращением перебил старик. — Мне ли, врачу, думать об истреблении себе подобных?.. Я выводил эту убийственную разновидность с целью получить более сильную, более действительную прививку против обыкновенной холеры… Но что же мне делать с людьми, раз одна их половина решила вырезать другую? Я не могу допустить гибели своих, уничтожения европейской культуры, которой я обязан всем, от которой жду избавления и возрождения для своей горемычной родины…
— Вполне резонно, доктор… Но как же применить ваше средство?
— Нет ничего проще. За свое долгое пребывание здесь я изучил топографию местности. Грунтовые воды равнины по ту сторону Урала, где расположились китайцы, берут свое начало из источников, находящихся в тридцати верстах к северу от Оренбурга на левом берегу Урала. Снарядите туда экспедицию. Я заражу эти источники и через сутки — нет, через десять-двенадцать часов — все ключи, ручьи, колодцы, пруды, речки на равнине будут кишеть холерными вибрионами…
