В жизни Стражника экстрима хватает. Даже самое на первый взгляд обычное и короткое путешествие в любую из альтернативных реальностей, если разобраться, величайшее приключение. Один переход через Окна чего стоит. Не говоря уже о том, что никогда не знаешь, что тебя может ожидать в мире, для которого ты, по сути, являешься классическим чужаком. Чужаком по определению, так сказать. Само осознание данного факта бодрит необычайно. Но человек, как это ни банально звучит, привыкает ко всему, и мы уже через несколько лет службы в Приказе становимся тёртыми, всё повидавшими ветеранами, с небрежной ухмылкой на губах, готовые по приказу начальства и велению сердца (что часто одно и то же) влезть чёрту хоть в зубы, хоть в задницу.
Мы настолько свыклись с адреналином в своей крови, что лиши нас этой, казалось бы, уже вполне обыденной работы, как мы немедленно заскучаем. Вплоть до вселенской тоски и неизбывной тяги к великому обманщику алкоголю. Впрочем, количество всерьёз затосковавших на пенсии Стражников, как мне кажется, не превышает такого же количества, например, пенсионеров силовых структур. Но это лишь потому, что Стражник организован несколько сложнее обычного силовика — у нас больше степень свободы, и задачи, которые мы выполняем, часто требуют чистой импровизации и вдохновения, потому что с помощью одних инструкций и приказов решить их невозможно. А следовательно, выше и наша универсальность. Любой Стражник владеет в совершенстве как минимум тремя-четыремя профессиями и ещё в трёх-пяти разбирается на вполне приличном для новичка уровне.
Однако экстрим экстримом и адреналин адреналином, а в такой крутой во всех смыслах переделке я, пожалуй, оказался впервые. Не говоря уже о моих молодых спутниках и товарищах. Да и Влад Борисов, думаю, вряд ли, будучи оперативником, сталкивался с похожей ситуацией.
Впрочем, о чём это я? Мало ли кто с чем сталкивался и в какие передряги влипал! Опять же и восприятие у людей разное. Для кого-то и поездка на рыбалку в ближнее Подмосковье — величайшее приключение в жизни. А кому-то и месяц, проведённый в джунглях Амазонки — вполне обычное дело, не стоящее особых эмоций.
Со стороны мы, вероятно, представляли собой весьма необычное зрелище: шесть человек сидят верхом на древесном стволе посреди реки и ритмично наклоняются вперёд и разгибаются, гребя руками. Точнее, гребут пятеро, а шестой сидит с оружием на изготовку и задаёт ритм.
Ритм задавал Влад.
Он сидел первым по ходу нашего «судна» и первым же сообразил, что, если мы хотим увеличить наши шансы на спасение, грести надо не только энергично, но и согласованно.
— И — раз! И — раз! И — раз!
Голос у Влада был зычный и с трудом, но всё же перекрывал грохот, треск, гул и шипение всего того ужаса, что творился на правом берегу.
А ужас там происходил, что называется, в чистом виде. Ад, смерть и пепел. Ни разу в жизни не присутствовал при извержении магмы, но думаю, что нам очень повезло — этот новорожденный вулкан оказался очень маленьким и маломощным. Буквально крохотулечкой. Хотя, откуда мне знать, возможно, для этого мира он был вполне нормальным? Как бы то ни было, но, подозреваю, проснись как следует на данном месте какой-нибудь земной Везувий или, не приведи господь, Ключевская сопка, не спасла бы нас никакая река.
Но она спасла.
И не только нас.
Тысячи птиц улетели прочь ещё до того, как возникла непосредственная угроза их жизни.
А вот животным пришлось бросаться в воду и искать спасения на левом берегу. Правда, мы были слишком озабочены сохранением собственной жизни, чтобы обращать пристальное внимание на то, что это были за животные. Хотя и успели заметить, что кардинальным образом от земных представителей фауны они не отличаются. Те же четыре ноги, голова с ушами (иногда ещё и рогами), хвост. Все они, худо-бедно, умели плавать, и поначалу вода буквально кишела зубастыми и ушастыми мордами с выпученными глазами.
Я боялся, что какая-нибудь особо перепуганная и озлобленная тварь, столкнувшись в воде с нами, пустит в ход зубы, и приказал Владу быть наготове и безжалостно стрелять во всё, что приблизится к нам на опасное расстояние.
Практически обошлось.
Архивариусу всего четыре раза пришлось пустить в ход оружие и убить самых больших и наглых, чтобы остальные благоразумно избегали близкого знакомства с нашим плавсредством. А чуть позже фарватер и вовсе очистился от спасающихся вплавь животных: те, кто смог, достигли левого берега и скрылись в лесу, остальные же сгорели на правом или утонули.
По моим очень и очень приблизительным расчётам, скорость течения реки была около четырёх-пяти километров в час. Да ещё и наши отчаянные старания поначалу увеличили её наполовину. Поначалу — это в первые минут двадцать. Потому что затем мы выдохлись и сбавили темп. А затем и вовсе перестали интенсивно грести и только старались удерживать ствол дерева в фарватере. Впрочем, к тому времени непосредственная опасность отступила — река сменила направление, и лесной пожар вместе с извержением остался за спиной и в стороне.
— Темнеет, — обернулся Влад. — По-моему, местное солнце на закате. Не пора ли причаливать, ребята и девчата?
Я оглядел небо.
Да, судя по всему, Влад был прав.
За плотными облаками и чёрным дымом пополам с пеплом солнце разглядеть было невозможно, но кажется, и впрямь наступил вечер, потому что не только потемнело, но и похолодало.
— Да, — согласился я. — Гребём к берегу. Пора заняться ночлегом.
Уж и не помню, откуда у меня сохранилась привычка брать с собой в командировку спички. Вероятно, на подсознательном уровне я до сих пор доверяю им больше любой зажигалки. И, как выяснилось, не зря. Угасающего вечернего света нам хватило, чтобы собрать в лесу сушняк, а вот обе зажигалки — моя и Марты — промокли и отказались работать. Спички же находились в сумке, которую я уберёг от воды, и таким образом разжечь костёр нам удалось.
— Забавно, — сказала Маша, протягивая к огню руки. — Ещё час назад мы не чаяли, как нам от него убежать, а теперь радуемся, что он есть.
— Вечный дуализм, — хмыкнул Влад. — Медаль и две её стороны.
— Хорошо, что Мартин курит, — сказала Маша. — А иначе, откуда бы у нас взялись спички?
— У меня в рюкзаке были спички, — сообщил Женька, стягивая кроссовки и носки и пристраивая их на просушку возле костра.
— Что толку, — вздохнула Маша. — В наших рюкзаках много чего было полезного.
— Кстати, о пользе курения, — сказал я, закуривая. — Однажды именно курение спасло мне жизнь.
— Это как? — спросил Никита после короткой паузы.
Было заметно, что всем не так уж и хочется услышать мою историю (да я и не особо жаждал её рассказать), но они старательно делали вид, что легко могут отвлечься от мрачных дум по поводу нашего ближайшего будущего, и я по достоинству оценивал их старания.
— Дело было в Москве много лет назад, — я тоже сделал вид, что с охотой рассказываю об этом случае из моей жизни. — Ранняя весна, оттепель. Иду я по Цветному бульвару, как сейчас помню, в сторону Садового, держась ближе к домам. Воздух ещё холодный, снег лежит, но солнышко мартовское пригревает, и капель — вовсю. В общем, шагаю это я себе, радуюсь, что молод, здоров, красив и зима позади. Ну, тяну сигаретку из кармана. Зажигалками тогда народ реже пользовался, и я тоже вместе с народом спички предпочитал. Достаю спички, хочу прикурить на ходу. Первая спичка ломается, вторая гаснет, третья опять гаснет… Чиркаю о коробок четвёртой, останавливаюсь, чтобы прикурить, и тут в шаге передо мной о тротуар разбивается о-огромаднейшая сосулища! Килограмм десять весом, зараза, ей-богу не вру. Ба-бах! Вдребезги. Я сначала не понял особо. Вздрогнул только от неожиданности, прикурил и дальше себе пошёл. А как сделал десяток шагов — ноги ослабли, прислонился к стенке. Стою, курю, сердце в груди унять не могу — трепещет, как стрепет в клетке. Что, думаю, стало бы сейчас со мной, не будь я курящий, не достань на ходу сигарету и не остановись на мгновение прикурить? Лежал бы с разбитой головой, и не факт, что врачам удалось бы спасти мою жизнь.
Я умолк, с видом бывалого человека, спокойно покуривая сигаретку и глядя на весёлое пламя костра.
— Да уж, — сказал Влад. — Ты мне не рассказывал этой истории раньше.
— Как-то не срасталось, — пожал я плечами.
— А стрепет — это кто? — спросила Маша.
— Птица такая, — ответила за меня Марта. — В степях водится.
— Я так и поняла, — сказала Маша. — Но захотела уточнить. Никогда не видела. А он, стрепет этот, и правда трепещет в клетке, если поймать?
— Понятия не имею, — хмыкнул я. — На воле-то я стрепетов встречал, а вот в клетке… Считай это художественным преувеличением.
— Байки у костра — древнейшая форма литературы, — сказал Влад. — А литература без художественного преувеличения не обходится.
