— Э, хорош спать. Разговор есть.
— Ну?
— Не нукай, не запрягал! — отчего-то зло прошипел он. — Ты чего про работы расспрашивал? Бежать хочешь?
Пару секунд я помучился сомнениями, но потом ответил:
— Да. Мне здесь не нравится.
Михаил от такой формулировки обалдел настолько, что даже рот приоткрыл, правда, потом подобрал челюсть и спросил:
— А знаешь как?
— Нет, не знаю. Вы же мне ничего не рассказали.
— Смотри сюда, — и он начал чертить план щепкой на земле. — Возят в основном или на шоссе — воронки засыпать, или на железку — там бомбами насыпь разворотило… — он замолчал на мгновение. — И зря ты капитану ничего не рассказал.
Я изобразил лицом недоумение, мол, «отстаньте — не помню я».
Танкист покачал головой и продолжил:
— Охраны на «железке» немного, но место неудобное — с насыпи все вокруг простреливается. На шоссе — попроще, но там войска постоянно мотаются, при побеге моментом охране на помощь придут.
— А сколько рабочий день длится?
— Я сам только по одному разу пока ездил, но мужики говорят, что часов восемь чистой работы. Немчура боится допоздна нас там оставлять.
— Ага. А до места как добираетесь? Пешком или на машинах?
— До шоссе — пешком. Оно тут рядом — километра три. А на «железку» в грузовиках возят. Километров двадцать в один конец. Правда, говорят, что скоро еще один лагерь рядом со Слуцком сделают — тогда от нас возить уже не будут.
— А кто говорит?
— Да эти, — и танкист кивнул в сторону будки у ворот, где на земле сидели трое в советской форме с белыми повязками на рукавах.
— Хиви,[81] что ли?
— А ты откуда знаешь? — схватил он меня за рукав.
— Я по-немецки малость понимаю, а часовой их минут пять назад окликал, — точной даты появления этого термина я, естественно, не знал, поэтому пришлось выкручиваться.
Видимо, мое объяснение Михаила устроило, и рукав мой он отпустил:
— Что по-ихнему понимаешь — это хорошо. А что сам в помощники не попросился?
— А оно мне надо, врагам служить?
Некоторое время мой собеседник молча разглядывал меня.
— Странный ты какой-то, Антон, — сформулировал он, в конце концов. — Идеи какие-нибудь появились?
— Идей у меня — масса, но с кондачка такие дела не делаются. Думать надо! А ты пока про тех, кого привлечь можно сообрази, лады? И учти — всех взять не получится, так что выбирай надежных и хватких.
* * *
«Следы, следы… — подумал Фермер, присаживаясь под деревом и наблюдая, как Люк „роет носом землю“. — А может, с другого конца заходить надо?»
— Тотен, ответь Фермеру.
— В канале.
— Что у вас?
— Тихо.
— Подойти сможешь?
— Вы где?
— От вас — семьсот. Азимут двести семнадцать.
— Через двадцать минут буду.
— Понял. Отбой.
Люк уже скрылся в зарослях, и Александр, встав, последовал за ним.
…Минут через пятнадцать следы вывели их к небольшой речушке.
— Ну? — спросил Фермер.
— Амба, — ответил Люк. — Если он по реке пошел, мы до морковкина заговенья его искать будем.
— Так, может, он назад возвращается?
— Непохоже. Судя по следам — его или контузило, или слегка зацепило. Несколько раз на ровном месте падал, и следы, как у пьяного, петляют. На Тоху не похоже — он по лесу нормально ходит.
— Хреново… Пошли, Тотена встретить надо.
— Командир, я вот чего думаю… Может, «языка» возьмем?
— На хрена?
— Смотри — Антон без документов, так? В форме советской, так? Контуженный…
— Думаешь, примут его? — подхватил мысль Фермер.
— Варианта явных я вижу три: первый — самый плохой. Его просто пристрелят немцы или полицаи. Второй — его «примут» и отправят на «фильтр». И третий — он где-нибудь в деревне заныкается.
— То есть в первом случае нам ловить нечего, в третьем — как фишка ляжет, а наша задача — отработать второй?
— Ага.
— Резонно. Значит, так, я сейчас забираю Алика, а ты с ребятами давай к трассе — «языка» ловить. Лучше всего — жандарма или какого-нибудь чина из полиции. До вечера управитесь?
Люк посмотрел на часы:
— Должны, по идее. А там — как получится.
* * *
В первый же день выяснилось, что обед, равно как и ужин, лагерным расписанием не предусмотрены. Я еще раз с сомнением осмотрел оставшуюся у меня брюквину, прислушался к своему организму и все-таки решил потерпеть. Уж больно непрезентабельный вид был у «лакомства». А может, это стресс притупил чувство голода. Я разыскал Михаила и всучил ему еду:
— На, тебе нужнее.
Игру чувств, отразившихся на его лице, я вряд ли опишу! Однако, к чести танкиста, он не набросился на овощ, а аккуратно разделил его ложкой пополам и отдал одну половину сидевшему рядом с ним сухощавому мужчине лет сорока.
— На, доктор, подкрепись. Можно сказать, премия от благодарного пациента.
Мужчина взял еду и, посмотрев на меня, протянул руку:
— Семен. Приходько. Военврач второго ранга.
— Очень приятно! — и я крепко пожал протянутую руку. Ладонь у врача была самая что ни на есть врачебная. С коротко подстриженными ногтями, сухой шелушащейся кожей, но сильная. — Это вы меня выхаживали вчера ночью?
— Да, — просто ответил Приходько, тщательно вытирая брюкву о подол гимнастерки. — А слух, я гляжу, к вам вернулся. Как, голова не болит?
— Вроде нет… Хотя, я сегодня не напрягался, так что внутричерепное давление в норме было.
Военврач, как раз откусивший кусок, чуть не подавился:
— Кхм… Что вы сказали?
— Я, говорю — внутричерепное давление в норме весь день было. Так что голове вроде болеть не с чего. Только если ушиб мозга, да и то — слабый.
— Вы врач?!
— Нет, что вы! Просто книжки умные читал, вот и нахватался.
— Непохоже что-то… Вы так уверенно сказали. Я хотел попросить вас помочь мне, а то я с одной рукой не очень справляюсь.
— А что со второй?
— Сам не пойму. Слабость какая-то. Правая нормально, а левую выше пояса поднять не могу боль адская.
— Повернитесь ко мне спиной — я посмотрю.
Приходько без какого-либо жеманства выполнил мою просьбу.
— Так, здесь болит? А здесь? — Я осторожно ощупывал его плечо и спину. — Теперь попробуйте поднять руку.
Военврач заскрежетал зубами.
— Ага. Ничего особо страшного — сустав выбит и несколько мышц потянуто, — вынес я свой вердикт. Много лет занимаясь не самыми безопасными видами физкультуры, в травмах я понимал неплохо. — Пару секунд потерпеть сможете? Тогда приступим…
Примерившись, я встряхнул руку военврача и, потянув, поставил сустав на место. Семен глухо застонал, но крик все-таки сдержал. Потом я занялся плечом и лопаткой.
— Ну вот и все! К утру рукой сможете двигать относительно свободно, но рекомендую ее пару дней поберечь… — сказал я десять минут спустя.
Приходько поднял руку к голове, опустил, повращал плечом…
— Да вы кудесник… Коллега…
— Ну, уж и кудесник… — усмехнулся я в ответ. — А вы кто по специализации будете… коллега?
— Невролог я. Из ВВС. Врач-истребитель, так сказать.
«Надо же, с каких времен шутка идет!» — подумал я, вспомнив своего питерского друга, врача из ВВС, называвшего себя именно таким образом.
Взгляд со стороны. Тотен.[82]
Пока Люк носился по лесам за добычей, командир приказал всем отдыхать. А это значит, что ночью мы пойдем на дело!
Вытащил из рюкзака свои «зачетные», «коммандосовские» штаны. Ни у кого из ребят таких нет! Как сформулировал в свое время Фермер: «Двести евро за портки? Да чтоб я сдох!»
Перед тем как отправиться на боковую, решил привести в порядок снарягу, а то в последнюю неделю я — все больше на сидячей работе. «Штанцы» эти я не надевал, считай, со времен боев у Заславля, решив не трепать эксклюзив просто так.
«Упс! А штанишки-то велики стали! Сантиметров пять в поясе я потерял! Это сколько же кило? По самым скромным подсчетам, десять „жирограммов“ как с куста — впору значок цеплять: „Хочешь похудеть — езжай на войну!“ Маринке бы я такой понравился…» — ни с того ни с сего я вспомнил жену. И, как всегда, воспоминания о доме, о семье цепанули душу так, что хоть плачь. Пришлось скомандовать самому себе: «Отставить нюни, товарищ сержант госбезопасности!» — и мысленно надавать пощечин. Так, слегка разнюнившись, и лег спать.
* * *
Люк вернулся около шести вечера, да не один, а с добычей. Решив не мудрствовать лукаво, наш десантник направился к ближайшему крупному селу, где и умыкнул полицейского фельдфебеля. Звание, на самом деле, у него было куда как заковыристое — криминальассистентенанвэртер, но мы его называли фельдфебелем. После непродолжительного применения «методов, не совместимых с соцзаконностью», как пошутил Бродяга, немец «поплыл», и я только успевал переводить. Кроме необходимых нам сведений о немецких лагерях пленный рассказал еще много интересных вещей. Так, к примеру, наши игры с зондеркомандой не прошли незамеченными, и теперь перевозбудившиеся немцы в спешном порядке формируют группы для зачистки Налибокской пущи. Причем задействованы как все виды полиции, так и армейцы. По словам «фельдфебеля», целых три пехотных полка в экстренном порядке переквалифицировали в охранные и спешно натаскивают «на зачистку». Один полк стоит в Барановичах, при штабе группы армий, второй — перебросили в Новогрудок, а третий, по готовности, отправится в Дзержинск. А поскольку народу у них и так не хватает, то охрану крупных населенных пунктов возложили на проходящие части — где взвод «отщипнут», а где — и роту. Так что у нас были все резоны гордиться собой. Из документов, с которыми возился, я знал, что битва под Смоленском уже пошла не так, как в нашей истории, — немцы явно потеряли темп, да и потери у них повыше, а тут еще долгожданные подкрепления прибывают «потрепанными».
