– К черту ваши обстоятельства и все ваши масонские секреты! Не доверяете мне? Не глядите, что я отставной армеец. Или вы считаете, раз я финансово поиздержался – так, значит, и чести нет, что ли? – Каховский ударил себя в грудь. – Своей честью я дорожу не менее ваших сопливых гвардейцев, князьков, камер-юнкеров и прочей придворной сволочи!
– Чего ты взъярился? Ни у кого и мысли не было задевать твою честь. Если уходить вздумал, ну и с Богом, насильно держать не будем, и без тебя много желающих. Ты вот всё о чести, но, поверь мне, найдутся люди, которые для блага общего дела не только жизнью, но и честью пожертвуют…
От такого заявления Рылеева, Каховский ажно на месте подскочил.
– Кто это!? Уж не Якубович ли?
– Возможно и он …
– На убийство царя послать этого шута горохового!? Немыслимо! Это не шутка, на это надо право иметь! Сделать это может только человек из благородных побуждений, а не корысти ради, забавы или шутовства!
– Имея право … Из благородных побуждений … – передразнил Муравьев, и зло сплюнул на пол, – вам лишь бы кого убивать, до всего остального и дела нет!
– Вы не понимаете … Это особая миссия возложенная свыше! Умереть на плахе, быть растерзаным и умереть в самую минуту наслаждения, не все ли равно? Но что может быть слаще, как умереть, принеся пользу?.. Да, чтобы вы знали, для блага отечества я готов и отца родного принести в жертву!
– Только экзальтированных фанатиков нам не хватает! – не выдержав, вмешался я в разговор. – Царь это тебе Каховский не ангел небесный, а обычная, ничем не примечательная двуногая животинка. Или ты веришь, что к нам цари прямиком с небес прилетают? По мне, так они все, за редким исключением – звери в человеческом обличье! И кто их убьет, и как – так по мне без разницы, главная, чтобы рука не дрогнула.
Каховский беззвучно опустился на стул, прикрыв глаза. Тут же, как заботливая наседка, вокруг него засуетился Рылеев:
– Нездоровится, Петр Григорьевич?
– Ничего, все в порядке. Дай воды мне или лучше стакан вина…
Про себя я улыбнулся, а Рылеев метнулся на кухню, принес оттуда тарелку щей и графин водки.
Разговор у нас не складывался, все курили и ждали, когда Каховский наконец-то насытится. Но долго ожидание не продлилось, со щами Каховский управился быстро, не прошло и пяти минут.
– Петр Григорьевич, – обратился к насытившемуся Каховскому. – У меня для вас есть деловое предложение, поедемте ко мне и все обсудим.
Каховский ерепениться не стал, опрокинув в горло стакан водки, послушно последовал за мной следом.
* * *
май 1825 года
Утро выдалось прохладным, восходящее солнце пряталось за массивными тучами, а неожиданно налетающие резкие порывы ветра пробирали до костей. Ярко-зелёная свежая зелень соседствовала с бледно-жёлтой пожухшей прошлогодней травой. Также как и часть леса уже зазеленевшего первыми мелкими листочками плавно сливалась с той его частью, которая по-прежнему хранила молчаливую голую верность уже прошедшей зиме. Слабый ветерок очень нежно колыхал ветви ещё мёртвой берёзы и доносил до меня прохладу вместе с чириканьем птиц. Птицы летали довольно низко, и вкупе с разбухшими облаками подсказывали о надвигающемся дожде. Не прошло и часа, как зарядил привычный питерский дождь.
Укрывшись в телегах под мокрой рогожей, я вместе с Ником, Иосифом и еще несколькими типографскими рабочими выехали в Галерную гавань встречать прибывающий из Хельсинки корабль с грузом оборудования, без малого два года пролежавшего на одном из складов финской столицы. И вот только сегодня я, наконец-то, получу в свое распоряжение заказанные в Англии еще три года назад две единицы паровых машин повышенного давления Вулфа и … Fourdrinier – Maschinen (плоскосеточную бумагоделательную машину). Буммашину произвели на машиностроительной мануфактуре в городе Фрогморе – считающимся колыбелью бумажных машин. Остальное недостающее полиграфическое оборудование в прошлом году было изготовлено на Императорской Петергофской гранильной фабрике (она славилась своими механическими мастерскими, изготавливающие хирургические инструменты, сабельные и шпажные клинки для армии) и на Петербургском казенном литейном заводе.
Вместе с оборудованием сегодня должна прибыть еще и первая группа ирландцев в составе восьми человек. Проходя пограничный контроль в Финляндии, все они продемонстрировали свои английские паспорта, представившись станковыми наладчиками. Временно ирландцев я планировал использовать на стройке, под видом охранников.
Наматывая на колеса грязь шесть нанятых мною телег, под все также накрапывающим дождем, въехали в поселение при Галерной гавани. По главной поселковой улице «радовали глаз» полусгнившие, частью разрушены прошедшим наводнением домики и лачужки, в которых во множестве обитала василеостровская беднота. Некоторые дома, впрочем, активно ремонтировались, эти участки были загромождены бревнами, досками, кучами хвороста и прочего строительного мусора. Вокруг, словно букашки копошились люди, одетые в самые настоящие лохмотья. Обозревая эту картину, у меня рождался план, как этих людей можно будет использовать в грядущих событиях. Например, первое, что пришло в голову, в день «Х» с помощью этих люмпенов разнести столичные кабаки, ведь известно, там, где льются реки спиртного, там и беспорядки устраивать не надо, они сами собой вспыхнут.
Канал, разделяющий гавань пополам, оканчивался большим прудом, берега которого поросли ивовыми кустами. В самом канале колыхались на волнах рыбацкие лодки и даже барки со спущенными парусами.
В порту Галерной гавани воздух был пропитан запахом гнилостного болота, но местных это не смущало, нас уже поджидали грузчики, толпившиеся у пришвартованного каботажного парусника, весело переругивающихся с корабельной командой. Разгрузить все прибывшее бортом оборудование должна была помочь как раз таки эта самая местная слободская бригада, заранее мною нанятая на весь этот день.
Возглавляла группу приезжих «наладчиков» хорошо знакомая мне физиономия Стаха, правда несколько изменившаяся, ставшая щербатой, во рту у моего воспитанника не хватало пары зубов. Позже, Стах мне на этот счет пояснил, что рискуя жизнью, искал мне подходящих для нашего дела наемников в самых дешевых и задрипанных пабах английской столицы. Последней по трапу сошла Дженни с ребенком, возвращающаяся в Россию в сопровождении теплой ирландской компании. Оставшуюся в Лондоне группу ирландцев Стах, следую по этому же самому, уже проторенному маршруту, должен был привести в октябре месяце.
Сама заводская территория, неспешна отстроенная за два с половиной года, к этому моменту уже полностью обустроилась и предприятие, сразу же после приемки и установки машин, было готово немедленно включиться в работу по своему непосредственному профилю, что меня не могло не радовать.
* * *
июнь 1825 года
У крыльца послышался стук кареты. Подошёл к окну. Сразу узнал довольно приметную фельдъегерскую карету. Вскоре и сам владелец данного транспортного средства прошмыгнул из дверей кареты и застучал в дверь. Новость мне доставили интересную, к себе на ковер меня вызывал сам Аракчеев.
Строго в назначенный час приехал в зимний дворец. Во флигель-адъютантской комнате, рядом с кабинетом графа Аракчеева встретил нескольких генерал-адъютантов, среди них и Орлова Алексея Фёдоровича – хоть его брат Михаил и состоял в Тайном обществе, генерал идеалов будущих декабристов не разделял, но, благоразумно, предпочитал своё мнение держать при себе.
Долго здесь ждать не пришлось. Из секретарской графа появился адъютант Аракчеева, немец Клейнмихель.
– Пожалуйте, ваше благородие! – отыскав меня взглядом, быстро сориентировался генерал-адъютант, исполняющий при Аракчееве обязанности начальника штаба военных поселений.
В будущем этот деятель будет заведовать строительством железных дорог, заслужив в этом деле устойчивую репутацию казнокрада, что в насквозь прогнившей и коррумпированной Николаевской империи говорило само за себя. Значит, видать, крал этот дядечка просто в фантастических масштабах. Ну, да, с ним у меня сейчас никаких дел нету, и думаю, никогда не будет.
