очков.
— Проходи, Корнеев! — позволил мне главный командир районной милиции, — Ты, говорят, приболел маленько?
— Выздоровел уже, товарищ полковник, ещё в пятницу больничный в бухгалтерию сдал! — по-молодецки доложился я, ничуть не сомневаясь, что для подпола это не новость.
— Василий Петрович, так мы с Корнеевым в субботу даже поработать успели! — бодро поделился "новостью" Захарченко, — Лейтенант с моими операми Сульдину прихватил. И по горячему прикрутил её в подсобный аппарат. А она заодно и кассу Воронецкого нам сдала, — зам по опер весело выдавал Дергачеву наверняка уже известную тому фактуру.
Подполковник встал из-за своего стола и обойдя его, сел рядом с Захарченко. То есть, прямо напротив меня. И принялся молчать, рассматривая меня. Я опустил глаза на свои руки, лежащие на столе и затих. Играть в гляделки рядовому следаку с начальником райотдела ни к чему. Нехай потешится, а когда надоест, пусть, что-нибудь скажет. Сидящий напротив и чуть наискось зам по опер, едва заметно щерился. Похоже, он понял выбранную мной линию поведения.
— Расскажи мне, лейтенант, что у тебя за тёрки с московским полковником случились перед его смертью? — попросил Дергачев. Не потребовал, а именно попросил. — Ты только не пытайся тут крутить вола, Корнеев! Слышали кое-кто кое-что из вашего с ними разговора. Как ты москвичей отметелить грозился, слышали!
Начальник райотдела пристально всматривался через глаза вовнутрь моего стряхнутого мозга. Стараясь не съехать с его взгляда, я честно вылупился в ответ.
— Наговаривают, товарищ полковник! — обиженно расстроился я вслух, — Ну как так может быть, чтобы я, простой лейтенант, и вдруг взялся стращать присланного министром полковника?! Что-то путает этот ваш «кое-кто» про "кое-что"!
— Ну да, ну да, и впрямь, может путает, — не стал вставать в позу Дергачев, — А что ты, лейтенант, думаешь насчет того, чем для нашего райотдела смерть Мелентьева закончится? Раскатают нас, как думаешь?
Да уж! Не бином. Все в этой области, включая начальника УВД, прижали сейчас уши и в полнейшем неведении ждут, чем все закончится. Пока никакой определенной информации у милицейской верхушки нет. Вот они и сжигают свои нервы нещадно, и целыми пучками. И Дергачев особенно. Мелентьев-то на его земле прижмурился. Сульдина тоже на его территории проживала и кассу Воронецкого хранила. А он, получается, ни сном, ни духом о том не ведал. Вот и переживает Василий Петрович, что попрут его из этого кабинета на улицу, да еще без пенсиона. Жалко мужика, не самый он плохой начальник РОВД в этом городе.
— Откуда мне знать, товарищ полковник! — недоуменно пожал я плечами, — Всяко может быть. Но думаю я, что, если бы у министерства в отношении местного руководства имелась серьезная негативная информация, то сейчас бы здесь работали не пятеро оперов из Москвы, а пять десятков. И с других областей сюда бы народу нагнали. На тщательные раскопки и обязательно приказом министра, — я простодушно продолжал поддерживать пустоту в своих глазах, глядя на подпола, — А они даже труп полковника в Москву еще не увезли и продолжают его здесь исследовать! Значит, какие-то выводы уже сделали, — я повернулся к Захарченко, — Ведь так, товарищ капитан? Правильно я мыслю?
Отвечать мне зам по опер не счел нужным. Он только неопределенно хмыкнул и сам вопросительно посмотрел на подполковника.
Когда я тоже поворотился взором к Василию Петровичу, он уже сосредоточенно разглядывал свои ногти и глаз на меня не поднимал.
— Ладно, лейтенант, ты иди, работай! — произнес он, и поднявшись, пошел за свой стол.
Я молча встал, придвинул стул на место и удалился. Сначала из кабинета, а потом и из приемной. И в коридоре снова увидел Зуеву.
— Что? Что они тебе там сказали? — она схватила мои пальцы холодными руками и без перехода выпалила, — Сергей, давай поженимся? А если не хочешь, то тогда просто переезжай ко мне?
Говорила все это Лидия Андреевна, даже не оглядываясь по сторонам. Есть ли кто в коридоре или нет, ее похоже, не волновало. Поозиравшись, я с облегчением выдохнул, греющих поблизости уши не было. В этот раз. Н-да…
До обеда первые два часа я добросовестно перелопачивал все находящиеся в моем производстве дела. Потом взялся за короткую летопись газовой камеры. То есть, комнаты под номером триста четыре рабочего общежития завода «Прогресс». Той самой, где Евдокия и Зинаида вчера угощали меня чаем. До визита пред светлые очи инструктора обкома КПСС, было необходимо освежить в памяти все драматические события того знаменательного вечера. Поскольку одной фабулой обкомовский партайгеноссе вряд ли удовлетворится. Внимательно прочитав пока еще не слишком объемное дело, я с удовлетворением убедился, что злокозненные деяния душистого Алёши я квалифицировал верно. На том и успокоился, здраво решив перед походом в обком не терять времени и посетить столовую. Но тут же передумал, рассудив, что в рассаднике партийной бюрократии наверняка кормят лучше, чем в обычной столовке районной милиции.
На дорогу у меня ушло менее двадцати минут, включая беспроблемную парковку в ста метрах от обкома. Золотое время! Ни пробок, ни проблем со стоянкой! На входе милицейский сержант, проверив удостоверение, начал листать свой журнал, выискивая мою фамилию. Нашел быстро и в ответ на мою просьбу объяснить, где тут у них харчуется партийная номенклатура, указал рукой на правое крыло первого этажа. Пройдя в указанном направлении два десятка шагов, я уцепился ноздрями за вкусные запахи и уже дальше ориентировался исключительно по ним. Проходя мимо двери с профилем мужской шляпы на табличке, я зашел помыть руки. В обкомовском сортире было чисто. Но поразило меня не это. Под каждым из четырех писсуаров стояла деревянная коробка с опилками. Надо полагать, для последних капель и партийных брызг местных товарищей. Быстро закончив с гигиеной, я поспешил в обеденный зал. Столовка, как столовка. Ни тебе античных статуй, ни журчащего фонтана посреди зала. Но излишества присутствовали и все они начинались на раздаче. Еда была на любой вкус и по очень доступной цене. По символической, я бы сказал. Не без колебаний к уже поставленной на поднос солянке я выбрал котлету по-киевски вместо манящего цыпленка табака. По-провинциальному застыдившись исходящего от зажаренной птицы крепкого чесночного амбре. Так и шел я к свободному столику, с сожалением оглядываясь на золотисто-коричневого курёнка.
Время было и вкусную обкомовскую еду я поглощал как на архирейском приеме, без суетливой торопливости. Исподволь оглядывая
