острове Крит, и я уповал на помощь святого Спиридона в моем опасном путешествии.
2 июля 1801 года.
Лондон, пивная «The Prospect of Whitby».
Джулиан Керриган, он же Джон О’Нил
– А вас кто-то искал, – сказал мне Том. Был ли он просто барменом или хозяином сего заведения, мне доподлинно неизвестно. Но то, что он всем здесь заправлял, это было несомненно. Вообще здешний паб был местом, где собирались люди определенного типа. Представителей преступного мира здесь не было, они околачивались в других местах, а вот моряки, а также контрабандисты всех мастей и другие подобные личности чувствовали себя тут, как дома. Мрачной шуткой, или не только шуткой, была балка со свешивающейся с неё петлей на фасаде здания [45].
Дженкинсон сам предложил мне время от времени наведываться в подобного рода пивные для сбора информации и слухов – именно этим, как вы помните, я и занимался в свое время в Мемеле и Кёнигсберге. Причем по вполне понятным причинам ходил я не в «Семь звезд», где собирались адвокаты из близлежащих Королевских залов суда, а в заведения совсем другого пошиба. Это могли быть «Ягненок и флаг», известный среди его завсегдатаев под названием «Ведро крови», «Виноград», где время от времени бесследно исчезали случайно завернувшие туда незнакомцы, трупы которых потом вылавливали в Темзе, и «Вид на Уитби», где я и находился сегодня. Во всех трех местах я сказал, что от Ганса, и везде у меня там не возникло проблем.
– Этот кто-то случайно не…
– Именно он. Третий кабинет сверху. Пиво и еда тебя там уже ждут.
Я постучал в дверь кабинета так, как меня когда-то проинструктировали, и отпрянул – вдруг это ловушка? Но человек, стоявший в дверях, полностью соответствовал словесному портрету Ганса. Я улыбнулся:
– Извините, наверное, я не туда попал. Я ищу моего друга Джерри.
– Джерри скоро будет. Заходи!
Я закрыл за собой дверь, и мы поздоровались. Несложные пароль и отзыв, но я мог быть уверен, что передо мной именно тот человек, который был мне нужен – ведь мы никогда раньше не виделись. На столе уже стояли кувшин пива, миска с грубо порезанным хлебом и тарелка с холодным ростбифом. Ганс налил мне эля, мы сдвинули кружки, после чего закусили хлебом с ростбифом.
Я рассказал ему про Кадудаля и про то, что его неплохо бы доставить в какой-нибудь германский, желательно прусский порт, присовокупив:
– Вообще-то с ним собирался путешествовать я. Но мне придется отправиться в Америку, а с генералом хотят послать Кэри – мол, это для него последний шанс показать, на что он способен. Конечно, лучше было бы умыкнуть Кадудаля и Кэри, вот только виконту неплохо дать чуть позже возможность бежать.
– Даже так, – усмехнулся Ганс. – Хочешь подставить эту сволочь? Устроим. Десятого числа из Ли уходит «Пьяная Бесс» капитана Генри Уоллеса. Вот только… В Ли идет какая-то эскадра, так что вояж, возможно, придется отложить.
– Про эскадру эту я тоже слышал краем уха. Сейчас Адмиралтейство лихорадочно создает новую флотилию взамен потерянным на Балтике кораблям. Кроме того, загублено немалое количество первоклассных моряков – они теперь на дне морском или, кому повезло, в России в плену.
Ганс задумался, а затем сказал:
– Я слышал от своих приятелей-контрабандистов, что эскадра Нельсона состояла из четырех десятков вымпелов или даже меньше [46]. А всего у наших английских друзей их тогда было не менее трех сотен [47].
– Ты прав, но большинство их находится в море либо в колониях. А для новых кораблей нужны матросы, желательно с опытом. Так что сейчас британцы усиленно захватывают моряков на американских торговых кораблях и направляют в эту флотилию. Вот только в Адмиралтействе побаиваются, что они однажды вздумают поднять мятеж. Потому они и решили эскадру рассредоточить по разным портам – по каким, я не знаю, но, похоже, один из них – Ли.
– Понятно… То есть нам, честным контрабандистам, бояться нечего.
– Наверное, нет. Вряд ли им доверят патрулирование акватории.
– Ясно. Ну что ж, спасибо за информацию.
И Ганс криво ухмыльнулся.
Я задумался – может, то, что я услышал, сродни превращению холмика, оставленного кротом, в гору [48], и добавил:
– Есть еще один момент, не знаю только, насколько он важен. Но я услышал обрывок фразы о том, что султан Селим якобы согласился пропустить английскую эскадру через проливы в Черное море. А это, если я не ошибаюсь, нынешний правитель Османской империи.
Ганс насторожился:
– Если это так, то сие может означать только одно – Англия готовит какую-то пакость для русских в Черном море. Даже если этого не случится, то все равно о твоих сведениях нужно срочно сообщить в Петербург. Ведь ты знаешь, что говорили древние – praemonitus praemunitus.
– Предупрежден, значит, вооружен, – перевел я фразу с латыни.
Ганс кивнул, а затем налил мне и себе еще по кружке пива. Какое-то время мы цедили его молча, а затем он поднял голову и спросил:
– А какие у них планы на твою особу?
– Ты не поверишь. Хотят меня послать в Америку. Почему меня? А я ведь для них не только ирландец, но и американец. Ведь, согласно легенде, я пару лет жил в Бостоне.
– Ну и зачем ты там понадобился?
– Официальная версия – встретиться там с английскими агентами и передать им некие поручения. А что там будет на самом деле, я узнаю лишь перед выходом в море.
– Не знаешь, куда именно?
– Это мне уже сообщили. В Бостон, Нью-Йорк, Балтимор и Вашингтон.
– Очень интересно. Видишь ли, дружище, у тебя появится возможность совместить, так сказать, приятное с полезным. Ведь тебя наши общие друзья собирались послать именно в Балтимор, и вот по какому делу…
21 июня (2 июля) 1801 года.
Михайловский замок.
Санкт-Петербург. Российская империя.
Дарья Алексеевна Иванова, русская амазонка и кавалер ордена Святой Екатерины
С глубоким сожалением мы покинули Кронштадт и вернулись в Питер. Все-таки для меня ближе эта база Балтийского флота, где все связано с морем и кораблями. Причем кораблями парусными. Какие все же они красавцы. Нет, я понимаю, конечно, что век их уже подходит к концу, и скоро флот станет паровым, пахнущим углем.
Но это будет еще нескоро. Папа и дядя Дима с Кулибиным трудятся не покладая рук, чтобы построить паровой двигатель, а самое главное – сделать его надежным и мощным. Вроде у них это получается, но уровень техники в начале XIX века еще не позволяет начать массовое производство паровых двигателей. Россия еще
