Однако столь глобальные планы следовало обдумывать в более подходящей обстановке, поэтому император сделал знак Миниху, и тот, откашлявшись, хорошо поставленным голосом объявил конференцию по итогам Крымской кампании открытой.
Второе совещание было куда более камерным, но ничуть не менее значимым. В Лондоне, на Даунинг-стрит десять, в не очень большом и совсем не роскошном кабинете собрались три джентльмена, без всякого преувеличения определявшие внешнюю политику Англии.
Джентльменом, пригласившим двух других, был Томас Пелэм-Холлс, герцог Ньюкасл, после недавней кончины брата Генри ставший премьер-министром, несмотря на свои неоднократные заявления о том, что он не собирается занимать никаких официальных постов.
Вторым был Уильям Питт, один из богатейших людей Англии, в данный момент являющийся ее военным министром. И, наконец, на совещании присутствовал первый лорд адмиралтейства Джордж Энсон.
Короля, ясное дело, приглашать на столь представительную встречу никто не собирался.
На правах хозяина совещание открыл премьер-министр.
— Итак, джентльмены, мы собрались, дабы обсудить ход войны, а точнее, двух войн в Европе. А так же их последствия, могущие представлять интерес для Великобритании. Причем я бы уточнил — не только интерес, но и в какой-то мере опасность.
— Итоги нашей войны с Австрией и Францией подводить пока рано, — заметил военный министр, — она еще продолжается, причем Фридриху приходится воевать на два фронта.
— Можно подумать, ему это хоть сколько-нибудь мешает, — улыбнулся премьер, — он одинаково успешно действует как в Богемии, так и в Польше. Настолько, что, хоть он и наш союзник, мне начинает казаться — пора бы его слегка осадить. Просто чтобы нечаянные успехи не вскружили голову молодому человеку. Однако пока мы не достигли успехов в Новом Свете, это будет преждевременно. Уильям, в чем вы видите главную трудность данной кампании?
— В том, что французами командует маршал Ришелье. Хоть он и воспринял это назначение как опалу, но, тем не менее, к порученному делу отнесся со всей серьезностью. Поэтому у нас в Новом Свете определенные трудности. Если бы там командовал кто-нибудь наподобие генерала Субиза…
— Он уже маршал, — заметил Томас Пелэм.
— Это точно? Ну, тогда Людовик Пятнадцатый ничуть не умнее его. Так вот, Субиз ухитрился проиграть сражение, имея подавляющее численное превосходство и более удобные позиции. Результат — полный разгром. У французов больше нет войск в Богемии, Людовик в спешке пытается собрать новую армию, а сам Субиз чудом избежал плена.
— Хорошо, что избежал, — усмехнулся премьер, — будет кому заменить в Америке Ришелье, коего, возможно, отзовут оттуда и поставят командовать войсками, отправленными против Фридриха взамен разбитых.
— Вы уверены? — решил уточнить военный министр.
— Увы, не до конца, ведь деньги маркизе де Помпадур еще не отправлены. Удивительно жадная баба — за дело, выгодное для самой Франции, требует аж четверть миллиона фунтов! Или, может быть, она просто понимает, что выигрыш в Америке стоит проигрыша в Европе. Но, как бы то ни было, деньги ей передать необходимо. Хотя бы для того, чтобы в будущем иметь возможность убедить ее быть более сговорчивой, дабы сведения о ее, скажем так, финансовых связях не попали к Людовику. Однако…
Тут премьер-министр выдержал небольшую паузу. Гости ждали.
— Однако нам пора решить, как отнестись к успехам русской армии в Крыму.
— Они сделали мелкую лужу, именуемую Азовским морем, своим внутренним водоемом, — пожал плечами Энсон, — и получили доступ в лужу чуть побольше. Ибо Черное море можно рассматривать только в этом качестве. В Средиземное же их никто не пустит.
— Не стал бы утверждать это столь категорично. Вспомните, ведь еще десять лет назад никто не мог предполагать, что Крым будет завоеван столь быстро и, главное, со столь незначительными потерями.
Третья же встреча, пожалуй, на совещание откровенно не тянула. Ближе к полудню в спальню недавно проснувшегося Людовика Пятнадцатого явилась его давняя подруга маркиза де Помпадур.
Король, выслушав почтительно склонившегося лакея, попытался вспомнить, как зовут лежащую рядом девицу, с коей он провел весьма бурную ночь, но не смог.
— Неужели это старость? — с беспокойством подумал его величество. И обратился к девице:
— Э… милая моя, к сожалению, государственные дела не дают мне в полной мере насладиться общением с вами. Увы, такова участь всех монархов — жертвовать своими маленькими радостями во имя блага державы.
Девица с похвальной скоростью исчезла, а вместо нее к королю зашла маркиза.
— Дорогая, — вздохнул Людовик, — ты явилась, дабы огорчить меня рассказом о какой-то новой неприятности? Ибо иначе я не представляю, зачем могло понадобиться будить бедного короля в такую рань.
— Прости, Луи, — улыбнулась Александра, — но я, увы, с тобой давно не спала, поэтому не могла предположить, что твои представления о времени суток так сдвинулись. Во времена нашей с тобой молодости утро кончалось значительно раньше.
Людовик глянул на большие часы, стоящие в углу спальни, и почувствовал нечто вроде смущения. Стрелки показывали без десяти двенадцать.
— И я вовсе не собираюсь тебя огорчать, скорее наоборот. Вашему величеству деньги нужны?
Король даже не стал отвечать, настолько риторическим был вопрос. Деньги ему были нужны всегда, их вечно не хватало. Правда, иногда нехватка являлась сравнительно терпимой, а иногда, как сейчас — просто катастрофической. Поэтому Людовик сразу взял быка за рога:
— От кого и сколько?
— От Пелэма, четверть миллиона фунтов.
— Ого! И что от нас потребовалось сэру Томасу?
Сама же ситуация короля нисколько не удивила. Одним из крючков, на которых маркиза де Помпадур удерживала расположение Людовика, была введенная ей система, когда чуть ли не вся Европа знала, что бессменная королевская фаворитка очень любит деньги. Поэтому несли ей регулярно, а потом они с королем делили поступления, обычно в соотношении пять к одному, и решали, стоит ли удовлетворять очередного дарителя. И если да, то каким образом.
— Примерно то, что и без его пожертвований так или иначе пришлось бы сделать. Он хочет, чтобы ты отозвал Ришелье из Америки, а на его место отправил Субиза.
— М-да… этого осла я, действительно, с удовольствием туда задвину и буду жалеть только о том, что он уплывет в Новый Свет, а не в Австралию. Или в ту, которую недавно открыл этот русский пират… как ее там, Антарктиду.
Король вовсе не был хоть сколько-нибудь постоянным в своих привязанностях, мадам де Помпадур являлась единственным исключением. Поэтому добрые чувства к Субизу, как-то сохранившиеся у Людовика еще со Второй Силезской войны, после феерического поражения французской армии в Богемии исчезли начисто. Мало того, у этой бездарности неожиданно нашлись защитники при дворе, из-за чего Людовику пришлось произвести его маршалы! Король очень не любил, когда его к чему-либо принуждали. Нет, ненавидеть свежеиспеченного маршала он не стал, ибо был неспособен на столь глубокие чувства, но при случае не отказался бы сделать пакость. А сейчас, кажется, представлялась неплохая возможность, вот только…
