Я молчал. Вот уже вторую жизнь бегаю от венца. Может, правда, хватит. Даже, если она не Людка, даже, если останется немой. Я хочу, чтобы она была моей. А, шут с ним. Где наша не пропадала? Правильно, везде пропадала.
– Хорошо, будут сваты. – сказал я и быстро вышел из дома.
Почти побежал к крепости. На пути попадались какие-то люди, что-то мне говорили, о чем-то спрашивали. Только мне было все равно. Очнулся я у дома старого друга Макара. В доме жена возилась с пацаненком. Сам Макар пристроился на крыльце, что-то выстругивал. Я едва не сшиб калитку.
– Ты что, Онуша? Стряслось что?
– Стряслось, Макарша. Будешь моим сватом?
– Эге – усмехнулся он. – И к кому сватом ехать? Не иначе, как к боярышне?
– К деду Лавру. За внучку его.
– Так оно ж немая. Вроде бы даже того, юродивая.
– Зато я больно умен. Считай, что меня тогда на волоке под Илимом медведь ударил, а оно сейчас и проступило. Не виляй. Поедешь?
– Онуша, ты ж мой брат! Поеду. Ты точно так хочешь?
– Точно, Макар.
Видимо, во мне было что-то такое, что Макар согласился. На следующий день состоялось сватовство. Девка – Людка или нет – сидела ни жива, ни мертва. Рада или нет?
А уже через три дня в Благовещенской церкви нас обвенчал отец Фома. Немного неловко вышло, когда он стал спрашивать ее согласия. У немой. Но как-то выкрутились. Моя суженая и уже вполне ряженая кивнула, а дед Лавр за нее сказал «да».
Зато, когда я одел ей на палец кольцо, она вдруг схватила мою руку и стала целовать. Неужто любит. Блин, она или нет? Я обнял ее, стал всякие ласковые слова говорить. У нее слезы в глазах, но держится, не ревет. Ну, думаю, точно Людка.
Потом был пир. Гуляли всем городом. Все-таки, гулять в том времени умели. Жизнь короткая, зато и лихая. Вот и гуляли так же, с посвистом и дракой. Не со зла, а по осознанию своей удали. Завтра помрем, но сегодня гуляем. Впрочем, все это было немного мимо меня. Найдена тоже сидела, молча, опустив голову. Впрочем, кажется, так полагается. Потом нас «проводили в спаленку». Короче, в какой-то момент мне все это надоело. Я, конечно, большой политик, но смотреть на пьяные рожи, не велико удовольствие. Я и сказал своему посаженному отцу, роль которого исполнял Степан, благо он был постарше нас, что сваливаю. Он аж протрезвел от удивления. Попробовал уговорить. Я сказал, что сейчас морды бить начну. Тогда отпустили.
Мы вошли в мою служебную квартиру, двери закрылись. Пусть кто-нибудь попробует вломиться – порву на британский флаг. Хотя, кажется, у них пока другой флаг. Не суть.
Я как мог бережно взял девушку за руки, поднес кисти к своим губам, поцеловал. Она смотрела на меня пристально и немного насторожено. Я чуть слышно произнес:
– Башня Инфиделя… Это было у башни Инфиделя…
Она аж подпрыгнула. Отпрянула. И взгляд такой испуганный, вопрошающий.
Потом уселась на лавку и давай заливаться слезами. Долго плакала. Наконец, из нее вроде бы какой-то блок слетел.
Она очень медленно встала, подошла ко мне, точно слепая. Только этого не хватало. Нет, вроде смотрит зряче. Потом ладошками и пальчиками стала по лицу водить. И вдруг…
– Андрей? Андрей! Как?
– Солнышко мое, если б я знал? Да и не важно. Мы вместе. Какая разница где?
А она все шепчет: Андрей… Андрей…
Обнял я ее, поцеловал. Серьезно, долго. У нее немного дрожали губы, по щеке текла слеза. Эх, сейчас бы какой-то музыкальный фон. Так невозможно. Такое напряжение, будто с утра до вечера у пушки простоял в бою. А Людка, теперь уж точно Людка, вдруг отпрянула, села, словно из нее воздух выпустили, и говорит:
– У тебя что-нибудь выпить есть?
Вот это нормально. Испанского вина у меня не нашлось. Была местная самогонка и послабее бражка.
– Извини, у меня только крепкое.
Она плечами пожимает, дескать, понимаю, что не Дом Периньон.
Нашаманил я каких-то пирогов, разлил по чуть-чуть. Чокнулись, выпили, еще налил. Только после третьей отпустило. Людка захмелела. Расскажи, твердит, как ты стал Кузнецом? А что тут рассказывать. Сам не знаю, как стал. Только, говорю, меня через три года должны убить. У нее опять глаза стали из орбит вылезать.
– Не трусь, – говорю – Хрен они угадали. Всех убью, один останусь.
– Андрюшенька, не умирай.
– Сам нэ хачу! – с намеренным «кавказским» акцентом проговорил я в стиле героя «Кавказской пленницы».
Людка впервые за все время, что я увидел в другой жизни, прыснула смешком.
– А ты как? – решил я перевести тему.
– Тоже не знаю. Когда ты провалился в эту трубу, там словно какой-то водоворот появился, меня будто засосало.
– Как в пылесос?
– Вроде того. Не перебивай, ладно. Я столько времени молчала, что и без тебя собьюсь. Вот. Короче говоря, я глаза зажмурила и куда-то лечу. Подумала, что умираю. Очень испугалась. Открыла глаза. Вижу, стою я, как была в джинсах, куртке своей итальянской, мне ее подруга из Милана привезла. Понимаю, что ни в раю, ни в аду комары меня так кусать не будут. Понимаю, что я, наверное, попаданец. Я столько книг про них прочла. Все-все знаю. Только у меня как-то совсем все неправильно. Попробовала колдовать. Вдруг у меня магия появилась. Только магии никакой не было. Ничего не было. Я была совсем одна в настоящей тайге. Да я за всю жизнь только один раз была в Сикачи-Аляне с какими-то иностранцами переводчиком. А потом кусты зашевелились, и кто-то большой стал ломиться. Сейчас я знаю, что скорее всего, кто-то не страшный, иначе бы просто съел. А тогда мне стало не просто страшно, я оцепенела от ужаса, от всего, что случилось. Тогда, ну, перед всем, мне показалось, что ты хочешь меня бросить. И мне было так грустно. Теперь, на поляне я готова была все отдать, чтобы мне опять было просто грустно. Я и заорала. Орала долго. Просто стояла и орала во все горло. Тут и дед Лавр прибежал. Наверное, решил, что кого-то уже зарезали.
Я с ним и стала жить. Сначала молчала потому, что голос сорвала, потом боялась что-то не так сказать. А после просто привыкла так. Он меня и так понимал, а остальных я просто боялась. Он однажды меня оставил одну в каком-то поселке за стеной. Ко мне стали какие-то уроды клеиться. Я испугалась, закричала. А они смеялись, стали меня лапать. Так, дед Лавр прибежал, парней тех поколотил. Он сильный, хоть и старый. И меня, правда, как дочку или внучку любит. Так мы с ним и бродили уже года два.
– Подожди, почему два? Я здесь уже то ли семь, то ли восемь лет.
– Правда, странно, а я года два, не больше. Я не понимаю, когда здесь Новый год празднуют. Но это уже третье лето.
– Интересно. Извини. Рассказывай.
– А больше и рассказывать нечего. Потом мы сюда пришли. А потом ты появился. Я же не знала. Думала, здешний какой-то царек. Вроде бы и нравился. Ухаживал, сладости дарил. А я все тех гадов вспоминала. Меня всякий раз в холод бросало. А ты – Андрей.
Она потянулась ко мне. Но грамм сто пятьдесят самогону для хрупкой девушки, да еще в стрессовой ситуации, это доза. Людка пыталась меня поцеловать, но вдруг хрюкнула и вырубилась. Просто заснула у меня в руках. Вот тебе и приключение в постели.
Я осторожно поднял почти невесомое Людкино тело. Такое чувство, что ее одежда и украшения весили больше. Кое как содрал с нее мануфактуру и уложил спать. Хорошо, хоть кровать у меня была в служебной квартире, в смысле в приказной избе. Вполне себе сексодром. Правда вместо упругого матраса была гораздо менее удобная перина. Уложил Людку, укрыл. А у самого что-то спать отшибло. Сижу, думаю. Не про что-то, а про жизнь. Так просидел часа три. Вдруг чувствую, кто-то ко мне подошел. Людка. Сонная, теплая. Обняла за плечи, в шею целует.
– Пошли ко мне.
Тут все и было.
Проснулся я, когда уже солнце за полдень перевалило. Окошки у меня в спаленка небольшие, темные, не стекло. Так и не поймешь, утро ли, день ли? Люда еще спала. Я тихонько погладил ее щеку. Моя жена. Теперь она моя жена. Людка недовольно нахмурилась. Попробовала убрать руку. Я тихонько отдернул, а она опять заснула, причмокивая чуть распухшими губами, как маленький ребенок.
