Ознакомительная версия.
– Ты ведь – ключница Рогвольда? – спросил я. – И ты тоже спишь с ним? Ну, как та Малуша со Святославом?
Задав этот вопрос, я тут же обругал себя.
«Ты дурак, Володя, – сказал я себе. – Ты попал в жуткий переплет, и бог весть, что с тобой теперь будет. А ты интересуешься всякими глупостями!»
Но Любава нисколько не смутилась.
– Рогвольд был старый, – грустно ответила она. – Он не мог спать с женщинами. Теперь Вольдемар убил его.
Это показалось мне любопытным. Приходилось читать о том, что в древности, да и позже, в диких племенах было принято убивать старого вождя, утратившего мужскую силу. Считалось, что раз вождь не может спать с женщинами, то и сражаться уже тоже не способен. А раз так, то он не может быть вождем. А раз не может оставаться вождем, то его надо убить. Чтобы бывший вождь не мозолил глаза новому, полному сил.
Железная логика, между прочим. С точки зрения диких племен, просто безукоризненно логично и высокоморально. Потому что практично и способствует выживанию племени…
– Убил, потому что Рогвольд был старый? – уточнил я, но Любава даже улыбнулась в ответ, удивленная моей непонятливостью. Наверное, она считала меня чудаком…
– У Вольдемара большая сила, – произнесла она как завороженная. – Когда Ярополк стал князем в Киеве, Вольдемар в ярости убежал к свеям. Я слышала, что это в холодных краях, за холодным морем. И теперь он идет на Киев, чтобы стать там князем.
Когда Вольдемар бежал из Киева некоторое время назад, Любава была еще девочкой. Но она знала, что полоцкий князь Рогвольд отказал Вольдемару в помощи и даже не пустил на порог своего терема. Так что теперь, когда Вольдемар с большой ратью двигался обратно к Киеву, никто не сомневался – он не пощадит старого Рогвольда, когда-то отказавшего ему в гостеприимстве.
– А почему этот злодей Вольдемар победил? – спросил я. – Пусть Рогвольд старый, но ведь есть и воеводы, например. Или, может быть, сыновья…
При упоминании о сыновьях Любава снова заплакала. Загрызенный медведем Хельги был единственным сыном Рогвольда.
При известии о приближении войска Вольдемара старый полоцкий князь решил спасти хотя бы свою дочь Рогнеду и отправил ее подальше – в поместье к своей сестре Хильдегард. Вместе с Рогнедой отправилась Любава, а Хельги сопровождал их. Три дня назад они втроем приехали к Хильдегард, а вчера Хельги должен был возвращаться к отцу в Полоцк, чтобы вместе с ним оборонять город.
Но войско Вольдемара изменило свой предполагаемый маршрут и позавчера с ходу ворвалось в не успевший подготовиться к обороне Полоцк. Подожгли деревянный частокол вокруг города, а спустя короткое время запылал и княжеский терем Рогвольда, на пороге которого лежал убитым и сам престарелый хозяин.
– Мы узнали об этом вчера, – плача, рассказала Любава. – Прискакал человек и рассказал о том, что все кончено с Полоцком и с князем. Хозяйка Хильдегард и княжна Рогнеда собрались бежать в Киев, под защиту князя Ярополка, и мы даже стали укладывать вещи. Собирались выехать сегодня утром, но не успели – ночью войско Вольдемара окружило поместье и, дождавшись рассвета, подожгло его со всех сторон. А сама Любава вместе с Хельги оказалась схваченной врагами еще раньше – в поле, неподалеку от усадьбы.
В этом месте Любава замялась и умолкла.
– Послушай, – попробовал я уточнить хронику событий, показавшуюся мне неполной. – Я что-то не понял… А почему вы с Хельги на рассвете пошли вдвоем гулять в поле? Вроде бы не время и не место.
У меня было подозрение на этот счет, но простота и откровенность ответа девушки заставили меня устыдиться своего лукавства.
– Мы любились, – сказала она, не моргнув глазом, и так спокойно, словно сообщала о самых невинных вещах. – В доме было слишком много людей… Вот мы и ушли в поле на всю ночь. И мы любились. В последний раз! – простонала она, вновь вспомнив о своем горе, и опять разразилась рыданиями.
Так вот оно что! Теперь я уже начал что-то понимать. Старый князь Рогвольд не заинтересовался очаровательной ключницей, и тогда это сделал его сын. Ну что ж, ничего удивительного, учитывая красоту Любавы.
Вот только отчего же она так открыто об этом говорит? Или здесь так принято? И вообще, вопрос о том, куда я попал непонятно как, все еще оставался открытым.
– Послушай, – начал я приставать снова. – Скажи, пожалуйста, а почему у вас такие странные имена? Рогвольд, Хельги, Хильдегард… Вот у тебя русское имя – Любава. А они все кто, немцы, что ли?
Слово «немцы» девушка не поняла. Она покачала головой и, посмотрев на меня, как на сумасшедшего или душевнобольного, ответила:
– Меня зовут Любава, и это совсем не русское имя. Я не из русов, а из полочан. И у других такие же имена – у кривичей, радимичей, дреговичей… А князь Рогвольд и вся его родня, вот они как раз русы. У них русские имена.
Час от часу не легче…
Теперь, по крайней мере, что-то стало складываться у меня в мозгу. В мире, куда я угодил, племена живут как бы чересполосно. Славяне вперемешку с русами, которые совсем не славяне, а, судя по именам, принадлежат к какому-то германскому племени.
Более того, здесь, скорее всего, никто не делает разницы между одними и другими. Я попал в мир, где идеи национализма попросту еще не родились, не созрели. Из двух сыновей Святослава один называет себя славянским именем Ярополк, а другой именует себя Вольдемаром – явно германское имя. Но никто тут, похоже, не интересуется этим.
Впрочем, с этим предстояло еще разобраться.
Очень хотелось есть. Взглянув на часы, я в очередной раз понял, что многое из привычного стало теперь ненужным. Часы-то у меня работают, но с чем их сверять? Сейчас у меня на руке они добросовестно показывали половину второго. Но это, скорее всего, то время, которое осталось в мире, откуда я неведомым образом провалился. А здесь который час?
Между тем появилась масса совершенно конкретных проблем, требовавших немедленного решения. В моей охотничьей сумке лежало два бутерброда с сыром и с вареной колбасой, положенные заботливой Любой – женой Петра, провожавшей меня на рассвете из дома. Это очень мило, а что дальше?
Поговорив с Любавой еще некоторое время, я понял, что идти особенно некуда. В сожженном Полоцке делать нечего. Кругом непроходимые леса, а единственная дорога, ведущая до Киева, – это та, по которой движется войско окаянного Вольдемара.
Порывшись в сумке, я взял себе один бутерброд, а второй отдал девушке. В руки она взяла его с большим недоверием, а затем пристально рассматривала со всех сторон. Очевидно было, что сыра и колбасы она никогда не видела. Да и сама идея хлеба, проложенного чем-то еще, показалась ей странной. Рассмотрев предложенную ей диковинку, Любава убедилась в том, что сам я ем это, откусила тоже.
Ознакомительная версия.
