Константинополь, лето 6449 от сотворения мира, апрель
Икона на стене улыбнулась вошедшему. Словно узнала. А может, и узнала. Германцы верят, что в оружии живет душа. То почему бы и иконе не обрести немного божественного света? Ведь Она же не просто женщина, а Мать. Мать Бога.
Турмарх подумал, что у него появился повод улыбнуться. Крамольные мысли, и у кого? Смешно, да. Отчего бы не искривить губы? Впрочем, не стоит. Все равно, он здесь один. Никто не оценит.
Промокший плащ неопрятной кучей мусора лежал у двери. По уму, давно следовало устроить какую-нибудь вешалку для одежды, а не бросать ту на пол. Впрочем, турмарх, как часто ты бываешь снаружи? Уже почти забыл, на что похож лес. И как колышется степь под ветром, становясь подобием моря. Жизнь превратилась в сплошное подземелье. А тут всегда одна погода. Не зима и не лето. И ничего не поделаешь. Судьба.
К промозглому ветру с дождем, что царил снаружи, добавились не менее мерзкие новости. Весной росы готовят большой набег. Очень большой. Пожалуй, даже не набег, а самую настоящую военную кампанию. И судя по донесениям, новый поход будет куда масштабнее прошлого.
Как бы снова не пришлось Городу платить откупные северянам. А стенам — терпеть щит, накрепко приколоченный над Золотыми воротами.
Но тогда, в прошлом, князь-колдун Хельги застал Империю врасплох. Сегодня у росов не будет легкой победы. Гостей будут ждать. Всё сходится, слова Ираклия совпадают с донесениями из Хазарии. И от болгар слышно то же самое. Весной. По Днепру. На лодьях. Большой силой.
Да и нет у росов другого пути в город святого Константина, кроме морского. Разве что идти через земли диких турков[5] и Болгарию. Но это еще невероятнее, чем путь сквозь Кавказ и Малую Азию. Что же, в море русов будет ждать сюрприз. И не один…
А вот фемы Климатов и Корсуня придется отдать на разграбление. Хотя… Если армия доместика схол[6] Иоанна Куркуаса окажется там, да еще усиленная отрядами Варды Фоки из Македонии и стратилата[7] Федора из Фракии… Доместик умен, очень умен. А кроме того, он еще храбр и везуч. Может, случится очередное чудо, и он удержит росов.
Много племен вошло в союз с Киевским князем. Очень много. И пацинаки… Но главное не это. Уже год, как ходят слухи о новых варварах, появившихся в землях росов. И невиданном оружии пришельцев. Странные сведения. Слухи, гуляющие среди пацинаков, мало кого беспокоят. Дикари пугаются всего, что не видели их предки. Намного опаснее паника, что набирала обороты в каганате. Впрочем, в последнее время ужас помалу сходит на нет. И не только потому, что росы собрались на Империю.
Иосиф не глуп. И разобрался в подоплеке событий. И увидел оружие, до полусмерти напугавшее его воинов.
Никифор помнил самострел, что спрятан нынче в каком-то потаенном хранилище. Тот, первый, добыл Ираклий. Был второй и третий, выкраденные у хазар. Но те разобрали на мельчайшие части оружейники и златокузнецы. Разобрали, рассмотрели и сказали, что увидели, не скрыв ничего. А увидели мастера многое.
Задумка хитрая. И исполнено так, что никто в Империи не берется повторить. Но нет смысла повторять. Ни дальности стрельбы, ни пробивной силы. Хороша скорострельность, но закованным в броню клибанариям эта игрушка не опасна. И панцирной пехоте — тоже. А до легкой конницы просто не добьет. Разве что при штурме укреплений может представлять некую опасность. Но там и обычные росские самострелы неприятны…
Подсылкой это не может быть. Разными путями попало оружие в руки хазар. А похоже, как капли воды из одного кувшина. И добытый Ираклием самострел точно такой же.
Наверное, можно не обращать внимания на этих «русинов». Еще один варварский род, где-то раздобывший чужую поделку. Не сами же дикие лесовики сделали столь красивую игрушку. Но только игрушку. Пожалуй, в отчет должны войти именно эти формулировки.
Никифор устроился поудобней и склонился над листом бумаги…
Рим, год 941 от Рождества Христова, апрель
— К черту! Мне надоели эти никому не нужные куртуазности! — крепкий, коротко стриженный мужчина, шурша длинными полами парадных одеяний, раздраженно прошел через комнату. Сбросил с плеч груз одежды. Оставшись в одном камзоле, плюхнулся в удобное кресло. — Вот скажи, Генрих, на кой черт нам сдалось это четырехчасовое выстаивание и приветственные речи ни о чем? Нам, друзьям детства!
— Спокойней, Альберих, спокойней, — усмехнулся тот, к кому обращался герцог Сполетский. — Черни необходимы зрелища. Она без них тоскует и начинает задумываться о неподобающем. А черни с дворянскими титулами — особые зрелища! Кому, как не тебе знать об этом! Вся мудрость родилась на этих землях!
Генрих устроился в кресле напротив герцога и взял со столика бокал с бургундским.
— За встречу!
Альберих отсалютовал бокалом. Собеседники пригубили вино.
— А теперь объясни мне, — произнес герцог, — что происходит.
— Тебя что-то удивляет?
— А ты как думаешь? Два месяца назад ты просишь меня помочь в свержении брата. Что было вполне ожидаемо, с учетом ваших несколько натянутых отношений в последние годы. Насколько понимаю, сейчас всё должно быть готово. Осталось только дождаться подхода моей армии. И вдруг ты прибываешь полномочным послом Оттона! В этот самый момент! Вы воюете или решили пока дружить? И если верно второе, то против кого ваша дружба?
— Всё меняется, мой друг, всё меняется. Задуманное таковым и останется. И тому есть причины! Веские причины!
— Интересно узнать какие, принц.
— Разные, — Генрих усмехнулся. — Первая — с Отто мне не справиться. А эшафот — не лучшее завершение карьеры. Да и, честно говоря, король из него вышел намного лучше, чем получится из меня. Считай это откровением, снизошедшим с небес.
— Ну, допустим, с подобным можно согласиться, — протянул Альберих. — Только сомневаюсь, что эта причина единственная!
— Нет, конечно! — усмехнулся принц. — В конце концов, покаяться никогда не поздно. И вряд ли брат отправил бы меня на эшафот. Отослал бы герцогом в Баварию. Воевать с мадьярами. Или еще кем. Существует еще одна причина, куда более важная. Собственно, из-за нее я и приехал. А не ради той болтовни, которой мы сегодня занимались четыре часа.
— И какая же? — поднял левую бровь Альберих. — Ты меня, право, заинтриговал.
— Русы, — коротко ответил Генрих.
— Кто такие «русы»?
— Славяне. Родичи вендам. Живут за Данапром. Даны называют их страну Гардарикой.
— Знакомые имена, — герцог задумчиво повертел в руках пустой бокал. — И что необычного в очередных варварах, сидящих в своих лесах и степях?
