Перекинутый через круп Каранзано снова громко застонал.
– Он уже приходит в себя, – обеспокоенно произнес мастер Григ, – давайте-ка пришпорим коней! Юноше нужно как можно скорее наложить шину, чтобы он не остался калекой на всю жизнь.
Всадники, не возвращаясь на мост, поскакали на шум запруды.
– Последняя предосторожность, – пояснил Сен-Жермен. – Чтобы исключить любую погоню, я попросил великого магистра, своего давнего друга Пере де Монтегаудо о помощи, и мы возвратимся обратно на тот берег по дамбе тамплиерской мельницы. Брат-сержант, который за ней присматривает, получил необходимые указания. Этой ночью он будет спать как мышь и потом даже на исповеди сможет побожиться, что ничего не видел и не слышал.
* * *
Жак за все время пребывания в святой земле не заезжал вглубь страны дальше ливанских предгорий в окрестностях Тира. Теперь же он с удивлением наблюдал, как с каждым лье местность менялась прямо на глазах. Плодородную прибрежную равнину сменила скалистая земля, густо поросшая странной растительностью, – растущие вразнотык невысокие деревья самых непредсказуемых форм торчали среди скалистых обломков, словно встопорщенная шерсть у мокрой кошки. Лишь изредка бесконечные заросли этого то ли маленького леса, то ли высокого кустарника прерывались черными прямоугольниками обработанных полей да ровными рядами оливковых, апельсиновых и смоковных рощ.
На подходе к постоялому двору приор остановил отряд напротив одной из рощ и подал условный знак. Из-за деревьев тут же появились всадники, и к путникам подъехал брат Серпен:
– Я уж думал отправлять вам навстречу разъезд, мессир! Близится рассвет…
– Нас задержал пленник, – ответил Сен-Жермен, – он ранен и требует немедленной помощи. Дайте команду, брат-рыцарь, двигаться поскорее.
Местом встречи с караваном был определен постоялый двор Аббаса. Этот прячущийся за высоким забором не то франкский странноприимный дом, не то сарацинский караван-сарай, более напоминающий хорошо укрепленное тамплиерское командорство, пользовался одновременно и доброй, и дурной репутацией. Из рассказов брата Серпена Жак знал, что хозяин этого места, Аббас, был человек неизвестного происхождения и вероисповедания. Одни говорили, что он бывший тамплиерский туркопол,[5] по выслуге лет ушедший на покой, другие, – что это принявший ислам нормандский рыцарь, долгие годы возглавлявший разбойничью шайку, которая держала в страхе южные пограничные земли. Правда это или нет, выяснить было невозможно: все лицо его было покрыто шрамами, и никто ни разу не видел, как и кому этот человек молится. Для пилигримов, незнакомых с Востоком, его постоялый двор легко мог стать местом последнего приюта – чужак здесь считался законной добычей. Зато любой вооруженный человек, живущий в Палестине – неважно, франк или сарацин, – заплатив за постой, мог чувствовать себя в полной безопасности. Аббас немедленно пресекал любые попытки обнажить оружие и в отношении дел своих гостей был нем как рыба. Зная о странном кодексе хозяина, многие местные владетели – и христиане, и мусульмане – часто приезжали сюда на тайные переговоры.
Аббас был предупрежден о приезде большого отряда. Едва последний всадник очутился внутри, безмолвные слуги затворили мощные ворота с хорошо смазанными петлями и задвинули тяжелый, окованный медью засов.
Сен-Жермен отправился лично проследить за тем, как рыцари, сержанты и оруженосцы переодеваются в приготовленное платье, превращаясь в простых наемников и слуг, а мастер Григ, Жак и Робер занялись пленником.
Киликиец вытянул из ножен острый, словно бритва, кинжал и уверенным движением разрезал у студиозуса брэ[6] от завязок и до самого пояса.
– К счастью, перелом закрытый, – покачал головой киликиец, – достаточно будет наложить шину, и через пару-тройку недель все срастется. Подержите-ка его, чтобы не дергался, – обратился он к стоящему рядом Роберу.
Рыцарь взял студента за плечи, мастер Григ схватился за ногу и начал вправлять сломанную кость. Каранзано вскрикнул от боли, раскрыл глаза и обвел присутствующих мутным взглядом.
– Стало быть, гностики все наврали, и ад все-таки существует, – пробормотал он, поднимая голову. – Кто вы такие, друзья мои? Христианские черти или мусульманские джинны?
– Не расстраивайся, Николо, – ответил де Мерлан. – Я не знаю, кто такие гностики, но они определенно не врут, потому что мы не черти или джинны, а добрые христиане и, мало того, твои старые друзья.
– Вот те на, – широко раскрыл глаза окончательно пришедший в себя флорентинец. – Скакал, поскользнулся, очнулся – на ноге деревяшка привязана, а вокруг злейшие друзья его величества императора. Значит, насколько я разбираюсь в политике Иерусалимского королевства, теперь меня ожидает допрос с пристрастием с последующим отпущением грехов при помощи мизерикордии?[7]
– Стали бы мы тебя за собой волочить и ногу твою обихаживать! – обиделся де Мерлан. – Поживешь пока, не дрейфь. Зачем скакал посреди ночи в Рикорданский замок, можешь не рассказывать, и так понятно. Ответь лишь, кто тебя послал, – бальи, граф Томмазо?
Николо обреченно кивнул.
– Вот и ладно, – Робер, подмигнув незаметно Жаку, продолжил ненавязчивый допрос: – И что, по-твоему, теперь должен делать император, пошлет ли он за нами погоню?
– Он не будет рассеивать свое войско и так невеликое, – покачал головой студиозус. – Если с утра вслед за вами и выйдет отряд, он не будет удаляться от Акры.
– Стало быть, дальше пограничной ар-Рамы нас преследовать не станут, – подытожил Робер. – Так что, как говорил покойный дядюшка, граф Гуго де Ретель, запирая пленных рыцарей в подземелье своего замка: «Чувствуй себя как дома». Мы пошли готовиться к путешествию, а ты пока побудешь в компании моего слуги.
В комнату вошел Рембо. Бывший жонглер, ныне оруженосец де Мерлана, знавал Николо еще в Марселлосе. При виде своего бывшего покровителя он превратился в столб. Каранзано при виде старого знакомца, в свою очередь, изменился в лице.
– Здесь не хватает, пожалуй, только доблестного капитана Турстана, чтобы почувствовать, будто мы снова плывем на «Акиле» из Марселлоса в Мессину…
Жак и Робер, оставив бывшего жонглера и бывшего студента вспоминать о своих дорожных приключениях, вышли в общий зал.
– Я одного из надежных слуг поставил за соседней стеной, – пробормотал Робер, – пусть послушает, о чем они там говорят, – нет ли все же измены? Если они не в сговоре, то берем студента с собой. Если же что не так – то отдадим Аббасу.
