- Одни - что я им угрожаю. Другие - что мне нужна единоличная власть. Третьи - что и то, и другое, и лучше держаться у нас на хвосте. Этих меньше всего.
В принципе, известно, что нам нужно. Узаконить сложившееся положение вещей, дать Совету тот статус, который у него де-факто уже есть - статус и полномочия выборного верховного короля большей части планеты. Они не проиграют от этой перемены. Но чтобы это понять, требуется минимум доверия. Которого нет.
- Вы не задумывались о том, что Совету потребуются союзники среди корпораций? Сфорца C.B. сейчас находится под ударом. Это создает иллюзию контроля.
- Союзники там будут. Из наших семнадцати - не менее шести. Не знаю уж, сколько вакантных мест.
- Значит, карьера... полководца Церкви вас не прельщает? - Это приятно и очень облегчает работу, но хотелось бы знать причины.
- Заговор, это заговор, - очень вяло смеется Сфорца. - Полчаса назад я объяснял нашему несравненному Алваро как раз про полководца Церкви. И про всю бесперспективность такого рода попыток. Он, представьте, что-то понял. Правда, обозвал нас продвинутыми бандитами...
Покрытие у стола - не стеклянное. Прозрачный пластик. По совместительству еще один экран. Замечаешь это, когда он нагревается под ладонью быстрее, чем следовало бы. В этом климате мебель с таким теплообменом - это расточительство. Как и вся здешняя система кондиционирования. Все это следует делать совершенно иначе. Кстати, при случае стоит навести ту же госпожу Фиц-Джеральд на нужных людей.
- C его стороны это комплимент. Но государства Амалунгов у вас под рукой нет. А национализация повлечет за собой обвал. Работать в рамках национальных государств ваши структуры не смогут в принципе.
- У нас нигде уже нет настоящих национальных структур. То, что сейчас есть, рухнет на уровень краев, понимаете, да? Муниципалитет или совет области как высшая единица управления. Больше всего повезет территориям типа Флоресты. Мы здесь уже почти автономны, можем уйти в отрыв. Да Монтефельтро - в Африку. Остальное... Господи, Грозный искренне верит, что он просто рассадит по нашим креслам управленцев Совета и все останется как было, только лучше.
- Понимаю. А вот в Совете не понимают, что им в лучшем случае придется заново налаживать все связи... и преодолевать как минимум десятилетний экономический кризис. На самом деле, конечно, до экономического кризиса не дойдет, потому что ни низовые структуры корпораций, ни те самые национальные государства такого положения дел не потерпят и политическая ситуация взорвется много раньше...
- Я, - Сфорца перестает прожигать взглядом потолок, и переводит взгляд на персонального аналитика, - все это понимаю. А вот вы не понимаете, что вы из меня сделали. Я не умею спасать мир, я не герой боевика, я биотехнолог! И я по вашей милости должен сделать то, невесть что, так, не знаю, как. Я бы сделал, наверное... раньше.
- Когда не понимали и не боялись? - Вот этот эффект и вправду был непредвиденным. Так всегда бывает с решениями ближнего прицела. В долгосрочной перспективе они часто оказываются неоправданно дорогими. С другой стороны, без этих решений, как правило, нет и самой... долгосрочной перспективы.
- Я же уже сказал - вы научили меня бояться. Тетушка должна быть вам признательна. Она так долго старалась, но у нее не хватило таланта...
Тут даже не важно, что отвечать. Главное - дать выговориться. И успокоить. Господин Сфорца сейчас не ищет решений. Он пытается найти точку равновесия. Не умеет делать это самостоятельно. Не учили. А сейчас поздно - и несломанное не чинят.
- Тогда вы попали бы в эту мясорубку вслепую, - что правда. - И не могли бы даже бросить карты.
Чего вы делать не станете. В любом случае.
И дальше, дальше, дальше. Спокойно, участливо. Да, ситуация крайне тяжелая, да, вы не управленец, не боевик, вы биотехнолог, и, естественно, герой, просто потому что хотя бы попробовали ее решить... это белый шум. Но именно тот шум, который нужен.
Человек в кресле слушает не слова, а голос. Молча, глядя совершенно слепыми глазами. Только тянется к звуку, при этом не двигаясь с места. У подавляющего большинства людей весь этот невербальный комплекс должен вызывать непреодолимое желание погладить, обнять и накрыть собой.
В нашем случае ничего хорошего из этого не получится. Но слова ему, тем не менее, нужны. Они тоже перевариваются где-то. Как внимание и участие. Почему-то он предпочитает ходить за этим сюда. Странно - но он в своем праве, тем более, что дать ему желаемое несложно. Сочувствовать господину Сфорца очень легко. Искренне восхищаться им - тоже. Для этого не требуется никакого внутреннего усилия. Он не собирается ни отказываться, ни отступать. Ему просто нужно перезарядить батарейки.
Господин Сфорца слушает - или не слушает - но периодически кивает, потом скорбно жалуется на избыток идиотов в мире, на то, что он не хотел, не просил и не мечтал, что он желал бы родиться где-нибудь на три этажа пониже, и завершает все это гораздо более оригинальным признанием:
- Понимаете ли, я... не умею думать.
- Что вы имеете в виду?
- Ну... - безвольный жест. - Так как это делают нормальные люди. Логически. Никогда не мог научиться играть в шахматы. Ход, за ним еще ход - варианты, следствия...
Тех, кто его учил, следовало бы уволить без выходного пособия. Господина де Сандовала - тоже. Правда, я не уверен, что ему вообще платят.
- Вы умеете думать. Собственно, вы прекрасно умеете думать. Тому, как вы это делаете, у нас учат. Годами. У большинства все равно не получается. Как у меня, например. Но даже попытки полезны. Это очень похоже на чтение. Большинство водит глазами по строчкам - и реагирует на ключевые слова. Меньшинство тоже читает по строчкам - но делает это быстрее, запоминает все и способно по мере чтения выстраивать связи - вперед и назад. Это логики. Очень небольшое меньшинство видит страницу целиком и воспринимает весь текст сразу, в его единстве - вместе с автором, обложкой и вселенной. Это люди с целостным мышлением, к числу которых относитесь вы. Логика нужна вам, по существу, только как инструмент общения.
- Но я этого всего не понимаю. Мне хором говорят, что моя эффективность в... бессознательном состоянии на порядок выше. Беда в том, что вы меня... разбудили.
- Мне грустно говорить вам об этом, господин Сфорца... но я практически уверен, что причина, для разнообразия, не во мне. Я посоветовал бы вам, во-первых, пообедать, во-вторых, отыскать госпожу Фиц-Джеральд - и поговорить с ней о вещах, не имеющих отношения к политической ситуации - и, в-третьих, запретить себя будить, физически, пока сами не проснетесь. По результатам беседы, естественно.
Сфорца встряхивает головой, челка опять закрывает половину лица. Потом вдруг неожиданно начинает хохотать так, что кажется - в комнате работают очень мощные динамики.
- Вы... заметно деликатнее моего отчима. Но он был куда лаконичнее. Я понимаю ваш намек...
- Если вы не забудете о его содержании в ближайшие полчаса, это поможет. Впрочем, я могу послать вам напоминание. В любых устраивающих вас выражениях.
- Нет, благодарю. Да, когда я проснусь, у нас будет совещание. Где от вас я жду активного участия, - то, что недавно растекалось по креслу, взлетает над ним. - Несправедливо, я понимаю. Феодалы вообще... существа несправедливые.
- "Нечестивым же нет мира, говорит Господь." Книга пророка Исайи, глава 48, стих 22.
- О боги, - Сфорца оборачивается на пороге через плечо. - Все бы были такими нечестивыми как вы...
- Им бы тоже повысили уровень допуска.
Несправедливый феодал на мгновение замирает, взвешивает на языке ответную реплику. Потом побеждает здравый смысл... и совершенно нездоровая двигательная активность, которую нужно куда-то сбросить, а пикировки недостаточно. Дверь выразительно хлопает. Как хорошо, что я отказался от идеи встроить террариум непосредственно в дверную панель. Экраны куда менее хрупки - и легко заменяемы.
Первое должностное преступление спит, засунув голову под подушку. Второе должностное преступление лежит рядом и читает с наладонника местные новости. Новости невинны: ожидаются гастроли звезды Паназиатского союза, известной балерины... состоялось открытие филиала банка... двое неизвестных похитили инкассаторский автомобиль... представители умеренно-радикальной антиправительственной группировки призвали сложить оружие. На памяти Джастины третий раз призвали. О сложенное ими оружие было бы трудно споткнуться даже в потемках. Кучка денег, которую заплатили за этот призыв, была повыше.
Время ползет к полудню. Джастине давно положено находиться на рабочем месте. То, что она делает, называется саботажем. Заниматься саботажем чертовски приятно. Тихо-тихо лежать, поворачиваться или на цыпочках скользить по комнате, пока должностное преступление номер раз дрыхнет, а дрыхнет оно чутко - еще приятнее. И на каждом повороте показывать язык Совету... и в особенности комитету безопасности во главе с дражайшим двоюродным дядюшкой и заместителем оного.
