Не раздумывая больше, молодой человек прыгнул в серебристый «лексус», завел мотор, распахнул ворота и, пробравшись по размокшей грунтовке, вылетел на шоссе — в город.
Профессор Арно, доктор физико-математических наук, лауреат многочисленных премий за работы в области теоретической физики и практических исследований нелинейных динамик, сейчас почти удалился от дел, по крайней мере от официальных, — лишь иногда читал лекции в столице Нижней Нормандии, Кане. Главным же он занимался на своей вилле в Арроманше — небольшом городке на побережье Ла-Манша. Именно Фредерик Арно в своих исследованиях вплотную подошел к проблеме темпоральности в рамках единой теории поля, что была засекречена еще Эйнштейном, всерьез считавшим, что человечество пока до нее не доросло. И правильно ведь считал, но, увы, просчитался. Он же, Эйнштейн, вопреки своим убеждениям, консультировал так называемый Филадельфийский эксперимент, в результате чего в 1943 году США удалось создать мощное силовое поле и телепортировать не что-нибудь, а настоящий военный корабль — эсминец «Элдридж» — из Филадельфии в Норфолк. Но так как, согласно единой теории поля, пространство и время связаны, как и вообще все электромагнитные, гравитационные и другие поля, то эсминец переместился еще и во времени и угодил в пятый век от Рождества Христова, в Карфаген, вскоре после того захваченный вандалами. Образовалась темпоральная дыра, вызвавшая катастрофические изменения в пространстве, — вселенная начала сжиматься, словно в эту самую дырку проваливаясь. Мир катился к концу, что уже было видно невооруженным взглядом. Луна приблизилась к Земле настолько, что ее пришлось взорвать, просто-напросто разнести на куски! Сколько еще оставалось жить человечеству? Лет двести? Триста? Или счет шел на многие века? Пожалуй, только доктор Арно знал более-менее точный ответ, потому что он был гений, из тех, кто рождается раз в тысячи лет.
С этим лысеющим седоватым французом, нерешительным и даже боязливым, хорошо говорящим по-русски и по-английски — когда-то стажировался в Бауманке, а потом в Массачусетском технологическом, — Катерина познакомилась еще до встречи с Сашей. А встретились они потом, страшно представить — все в том же пятом веке! В Карфагене — Колонии Юлия, если пользоваться римским обозначением. Хотя, нет… если точнее, встреча произошла в Гиппоне, будущей Бизерте. Да и какая разница — где? Гораздо важнее — когда! Пятый век от Рождества Христова. Римские провинции в Африке захвачены вандалами Гейзериха, мало того — Средиземное море называют Вандальским, и флот короля Гейзериха наводит ужас на всех. В конце концов вандалы разрушили и разграбили Рим, а Катя, Саша и профессор Арно при сем присутствовали — правда, в самом начале вторжения. Нашлись люди, попытавшиеся извлечь из приближающейся катастрофы свою выгоду, ради чего тоже проникли в прошлое — где и столкнулись с Александром. Да, кроме всех прочих в тех событиях участвовали двое парней-африканцев — Нгоно и Луи; эти тоже побывали там, тоже знали…
И вот уже больше четырех лет миновало с тех пор, как Саша и Катерина встретились в термах Гиппона. А прошлое не отпускало, являлось в снах — клокочущее море, серые паруса кораблей, звон оружия и воинский клич варваров… И Хродберг — так назывался висевший у Саши в гостиной меч, подарок друга и побратима Ингульфа. Кстати, сыну Ингульфа, Эльмунду, Александр подарил часы, правда, не свои, а почти случайно попавшиеся под руку — хорошие швейцарские часы «Ориент», хромированные, с небесно-голубым циферблатом. Эльмунд, конечно, не понял, что это такое, — посчитал за браслет.
Где-то через полчаса, недолго постояв на переезде, молодой человек уже подъезжал к вокзалу. Доктор Арно неплохо знал Россию и до города должен был добраться электричкой либо маршрутным такси, которые тоже отходили от привокзальной площади. Вот к ним-то, бросив машину, Александр и пошел. И сразу, издали еще, увидел профессора — все такого же оживленного, с венчиком непокорных седых волос, делавших месье Арно так похожим на Эйнштейна.
— Профессор! — Саша распахнул объятия.
Француз обернулся, прищурился и тут же заулыбался — узнал.
— О, Александр, Александр, как я рад вас видеть! — Профессор с завидной энергией хлопал встречающего по спине. Потом вздохнул: — Ах, Катья, Катья… увы, увы… что, так и не нашли?
— Нет. — Молодой человек отвернулся. — Вон моя машина, профессор.
— Фредерик! Просто — Фредерик. Вы не отчаивайтесь, Саша, надо жить, надо любить, надо верить!
Хороший девиз, что и говорить, Лев Толстой знал, как писать.
Александр вырулил к переезду, остановился, пропуская поезд. Гость искоса взглянул на него:
— Кстати, мой юный помощник Луи тоже вскоре приедет, примете?
— О чем разговор!
— И может быть, не только он один. Может быть, еще и Нгоно. Гоно — как его теперь называют.
Молодой человек рассеянно кивнул. Луи Боттака, нигериец из племени ибо, учился на третьем курсе Сорбонны и, как говорят, подавал надежды, все свободное время проводя в лаборатории доктора Арно в Арроманше. Незаменимый помощник — именно так характеризовал парня профессор.
Что же касается второго африканца, Нгоно Амбабве, то он был из кочевников-фульбе — а фульбе издавна враждовали с племенем ибо, вплоть до смертоубийств. Впрочем, это не помешало Нгоно и Луи превратиться в лучших друзей, хотя путь к этому выдался неблизкий. Карфагенское рабство, пиратство и все такое прочее — кому рассказать, не поверят, а лишь покрутят пальцем у виска. И правильно сделают.
Кстати, Нгоно просто несказанно повезло. После получения французского гражданства ему удалось попасть в полицейскую школу — просто помог случай! И вот теперь «месье Гоно» в поте лица трудился в должности инспектора уголовной полиции в префектуре Кана под началом неутомимого комиссара Андре Мантину, которого Саша тоже знал — два года назад приходилось сталкиваться.
— Как месье Мантину? — Александр повернул голову. — Отпустит Нгоно в гости?
— Отпустит, — утвердительно хохотнул доктор Арно. — У Гоно как раз сейчас, в сентябре, отпуск. А летом он там даже прославился — накрыл целую шайку. Контрабанда тяжелых металлов… ну, об этом потом. Красиво как у вас! Деревья, трава… небо… А это что за церковь?
— Фрола и Лавра. Пятнадцатый век, между прочим!
— О, шарман, шарман… — Вытащив из кармана фотоаппарат, профессор сделал снимок.
— У меня там лодочная станция, — сворачивая на шоссе, принялся рассказывать Саша. — Ну, я писал уже. Так что поплаваем по озерам, рыбу половим — неплохо успокаивает нервы, друг мой.
— О да, да — по озерам. А озеро Га-га-рье от вас далеко?
Гость произнес это слово на французский манер, с ударением на последнем слоге.
— Да вообще-то не близко, — с некоторым удивлением отозвался молодой человек. — Но доберемся. А вы, месье Арно… Фредерик, откуда про Гагарье узнали?
— Да так… видел.
Странный он какой-то, загадочный, подумал Александр, обгоняя фуру. Ишь ты, про Гагарье откуда-то знает. А ведь вроде бы и не такой уж заядлый рыбак, не охотник. Профессор Фредерик Арно — и охотник?! Даже трудно представить — вон он весь какой, элегантный, в светлых брюках, в белой курточке, с саквояжем. Не то что Саша — нестриженый, небритый… Вот уж точно, варвар! Такому только дай в руки меч… который, кстати, все так на стеночке и висит. Подарочек побратима — Хродберг!
— Ну вот он, наш домик. — Притормаживая у ворот, молодой человек кивнул на уютный особнячок, расположенный в глубине ухоженного сада, носившего явные следы деятельности модного ландшафтного дизайнера — аккуратные дорожки, посыпанные белым и желтым песком, альпийские горки, подстриженные в виде геометрических фигур кусты, причудливая резная беседка. — Вот! — Загнав автомобиль во двор, Саша указал на беседку: — Здесь мы обычно пьянствуем.
— Пьян-ству-ем? Хо-ро-шо!
— Да уж, не худо. Сейчас отдохнем с дорожки. Вы проходите, Фредерик, во-он сюда, в дом, а я пока баньку…
— А это что? — Обернувшись на крыльце, профессор показал рукой на глухую ограду соседа.
Сложенная из серых бетонных плит, она спускалась прямо к озеру, захватывая изрядный кусок пляжа. Забор этот сильно напоминал крепостные стены какого-нибудь средней руки барончика, вот еще бы только ров и подъемный мостик…
— «Козел». — Александр со смаком прочел тянувшуюся вдоль всего забора надпись и тут же пояснил, пряча улыбку: — Это его так зовут, соседа-то. Ну, чей забор.
— Ой, нет! — Профессор, смеясь, погрозил пальцем. — Козел — это не есть имя, это животное, анималь.
— Нет, дорогой друг, в данном конкретном случае Козел — это как раз имя.
— Странное имя…
Хэ! Чего ж странного? Такую «китайскую стену» встроить, пляж оттяпать — не так еще назовут! И правильно сделают.
