— Привет, Вигго, — сказала она. — Как дела?
Никто, кроме нее, не называл его этим скандинавским именем. Она сама стала называть его так, хотя он не говорил ей, что его отец родом из Норвегии.
— Сауле... — потрясенно пробормотал Вик. — Солнышко , что ты здесь делаешь?
— Пришла повидать тебя, — заявила она. — Соскучилась.
— Откуда ты знаешь, что я приехал домой?
— Глупый вопрос. — Сауле усмехнулась. — Я всегда знаю то, что мне должно знать. Я думала, ты спросишь, куда я пропала.
— Да, кстати, куда ты пропала? — эхом отозвался Виктор. — Я чуть с ума тогда не сошел...
— Уехала в далекую страну, — сказала она. — Извини, что не попрощалась.
— Куда ты уехала?
— Предположим, в Аргентину. Или в Монголию. Или в Австралию... В общем, не важно.
— Не важно... — Виктор покачал головой. — Конечно, это не важно! Что вообще для тебя важно, Сауле? Ты всегда была не от мира сего. Ты инопланетянка?
— Нет, я человек. — Сауле улыбнулась, блеснув идеально ровными зубами. — Такой же, как ты. Правда, с несколько иным жизненным опытом. Я много путешествую. Ты мне веришь?
— Верю. Почему бы нет? — Виктор пожал плечами. — Стало быть, теперь ты иностранка?
— Не иностранка. Лучше зови меня космополиткой.
— И что, тебе так легко дают право на выезд? Австралия... это ж надо, чего придумала!
— Какой ты дремучий... — Девушка вздохнула.
— И тупой.
— Извини, — пробормотала Сауле, — Ты не тупой. Ты умничка, Вигго. Именно поэтому мы подружились с тобой тогда, много лет назад. И поэтому я появилась снова. Я хочу сказать тебе кое-что.
— Я весь внимание.
— Не сейчас, подожди немного. — Сауле взяла его за руку и потащила в глубь парка. — Помнишь, как мы целовались там? — Она показала на скульптуру — высокий черный четырехгранник с бледными масками на вершине.
Конечно, Виктор помнил.
Помнил до мелочей. Как с трудом отрывался от губ, чтобы быстрыми, нежными поцелуями дотронуться до ее закрытых глаз, до бровей и лба. Помнил аромат ее волос и кожи. Солнечный лучик, танцующий в ее рыжих волосах...
— Подожди... Дай сначала мне сказать.
Сауле лукаво улыбнулась.
— По твоему виду могу предположить — что-нибудь весьма романтическое, да?
Виктор покачал головой:
— Скорее наоборот.
— Не томи и не пугай меня. Говори!
Голос Сауле прозвучал чуть жестче, чем ожидал Виктор. «Действительно, иной жизненный опыт», — подумал он, вспомнив ее слова о путешествиях.
— В общем, — сказал он с напускной безразличностью, — я тоже решил путешествовать.
— Вот как? — Несмотря на вопрос, тон Сауле не был удивленным. — И куда?
— В Афганистан. Военным врачом.
Сауле выпустила из своей руки руку Виктора и странно взглянула на него.
— Зачем? Ты у нас искатель приключений, обожаешь танцевать танго со смертью? Или совесть призывает почетно погибнуть и стать Героем Советского Союза?
— Я все объясню. Подожди.
— Не буду я ждать! — Сауле подняла руку. — Так или иначе, ты едешь в Афган. И там тебя могут убить.
— Если богом начертано мне сгинуть, пусть так и произойдет.
— Ты же не веришь в бога!
— Верю, — заявил Виктор. — Ну, может, я не хожу в костел, как мой братец...
— Атеист ты, атеист! — уверенно произнесла Сауле. — Но я расшибу твой нигилизм, заставлю тебя уверовать хоть во что-то. Потому что человек без веры — лишь тень на рисовой бумаге.
— Сауле, ты говоришь странно.
— Потому что ты многого не знаешь. — Сауле устало качнула головой. — Ты сам творишь свою судьбу, не вполне представляя, что из этого произойдет, как ты себя поведешь и каков будет конечный результат. Но все предначертано заранее. Тебя используют, как шахматную фигурку.
— Я тоже хочу тебя использовать, — прямолинейно заявил Вик, перебивая непонятные ему речи.
— Хочешь меня поцеловать? Закрыть мне рот?
— И это ты знаешь! — возмутился Виктор. — Уже не хочу. Давай разбежимся!
— Перестань, Вигго! — Сауле схватила его за руку.
Она провела холодными пальцами по его щеке.
— Какой ты стал большой, сильный, красивый...
— Стал, — шепнул Вик. — Давай без лишних глупых слов, Сауле...
Он всегда слыл ловеласом. Девушки давались ему без малейших трудов, за времена студенчества и последующей Карелии их было столько, что он не мог вспомнить всех, бывших с ним, при всем желании. Но Сауле всегда стояла отдельно — самая первая, самая необычная. Самая любимая, что там скрывать. Такая, что он не смог полюбить после нее никого. Если он, в очередной раз пресыщенный постельными баталиями, не мог завершить дело, то вспоминал Сауле, и сразу все получалось.
— Я хочу тебя поцеловать, — шепнула она в ухо. — Хочу.
— Только поцеловать?
— Не только. Но давай начнем хоть с чего-нибудь...
Она повлекла его в тень «Масок» — туда, где они тискались и умирали от возбуждения восемь лет назад. Когда Сауле дотронулась губами до его губ, статуя оплыла как свеча, поплыл весь мир и Виктор едва не упал, уцепившись за Сауле, повиснув на ней немалым своим весом. Она действовала на него как наркотик. Сауле удержала его без особого труда и ответила так горячо и призывно, что сознание Вика выстрелило пробкой из темечка и улетело в небо...
* * *
Вик очнулся в чужой постели, в незнакомой комнате, в ледяном одиночестве. Толстое пуховое одеяло лежало на полу, а Виктор скукожился на краю огромной старинной кровати, голый и синий, покрытый пупырышками, как курица в гастрономе, — температура вокруг вряд ли была выше пятнадцати градусов. Он спешно огляделся — вторая подушка рядом была примята и еще хранила тепло, простыни скомканы. Похоже, он провел бурную ночь. Одежка Вика была разбросана по полу.
— Солнышко, ты где? — крикнул он, натягивая на себя одежду и стуча зубами от холода.
Никто не отозвался.
В попытке согреться он надел все, включая шапку, и вышел из комнаты. Квартира была ободрана и запущена. На кухне не было даже раковины, лишь полуобвалившийся кафель на стенах. В туалете, к счастью, сохранился расколотый унитаз. Комната — мрачная, промозглая. Ничего, кроме кровати и прикроватной тумбочки, здесь не было. Вик отдернул тяжелую штору, выглянул в окно. Второй этаж, знакомая улица Штивурю. Квартира, где якобы жила Сауле. А где надменный старичок? Умер? Виктор сел на кровать. На тумбочке лежала записка на русском. Вик взял листок желтой бумаги.
«Милый Вигго, — было написано на нем идеально ровными печатными буквами. — Прости, что я снова ушла. Тебе предстоят нелегкие месяцы в Афганистане, но ты должен выжить. Я в тебя верю. Надейся только на себя — ты даже не знаешь, какие силы в тебе заложены природой. И еще хороший совет: учи разные языки, как только представится возможность. Это очень тебе пригодится.
Бумажку эту сожги. Удачи тебе! Мы с тобой еще обязательно увидимся, хотя и не знаю когда.
Твоя Сауле.
Ег дэг элски, манге такк!»
Виктор долго соображал, что означает последняя фраза. Потом до него дошло, что это «Я тебя люблю, большое спасибо!» по-норвежски, написанное русскими буквами.
Вик тяжело вздохнул. За что спасибо? За постельный марафон, которого он не помнит?
Вик еще раз прочитал записку, запечатлел ее в памяти навсегда, чиркнул спичкой, сжег, а пепел разбросал по комнате и растер ботинком.
Теперь он никому ничего не должен.
Виктор вышел из квартиры и закрыл дверь. Замок захлопнулся за ним. На двери висел листок с надписью на литовском и на русском: «Квартира продается, телефон 34-49». Почерк был точно таким же, как и на сожженной записке.
Вик хмыкнул, дернул плечом и не спеша пошел по лестнице вниз.
Афганистан, провинция Кунар. Июнь 1986 годаПо воинской учетной специальности Виктор сразу должен был попасть на хирургическую должность, но в Ташкентском штабе округа его окрутили быстро и бессовестно. Майор Жучихин, «распределяющий» медотдела, объяснил, что Ларсенис попал в ограниченный контингент неизвестно как и зачем, что он — сплошное недоразумение, не имеющее военного стажа, что опыт его как хирурга ничтожен и такими, как Ларсенис, «хирургами» в Демократической Республике Афганистан дорогу мостят. И поэтому Ларсенис пока не может претендовать на хирургическую должность, но должен, согласно интернациональному долгу, стать батальонным врачом. Вик понятия не имел, что такое врач батальона, что это самая низшая разновидность врачей в Афгане, что ему придется лечить все и вся и не вылезать из боевых рейдов. Он согласился легко. И в общем-то, оказался прав, несмотря на то что Жучихина, вымогавшего в тот момент очередную взятку, посадили через полгода и заменили новым, еще не насосавшимся живоглотом. Благодаря Жучихину, мелькнувшему в жизни Вигго меньше, чем на час, Ларсенис был свергнут с земли в бездну, набрался боевого опыта, научился выживать в любом аду и столкнулся с Мохтат-шахом.
