Над сервантом висят три фотографии. Три разных мужчины, все запечатлены молодыми. Двое в костюмах, третий в форме советской армии, с лейтенантскими погонами. Двое, те что в костюмах — были очень похожи друг на друга, братья, наверное.
— Это мои старшие брать, твои двоюродные деды, Юра и Паша, — сказала бабуля, видя, как я рассматриваю фото, — а третий, Анатолий Михалыч — твой дед.
Сверху на серванте (хоть с моим ростом увидеть это было непросто), под каждой из фото стоял граненный стакан с куском черного хлеба.
За сервантом, в углу комнаты, расположилось симпатичное трюмо, разделенное на три секции, тоже из тех далеких времен. В углу напротив — вполне себе новенькая тумба под ТиВи, с самими ТиВи — ЖК панелью от мистера Самсунга. Также у стены, между ТиВи тумбой и диваном я увидел старую радиолу. Rigonda, прочел я на ее логотипе, когда подошел поближе, рассмотреть. Напоминала она тумбочку, чем теперь собственно и являлась, на верхней крышке которой стояли всякие мелочи. А примерно на середине комнаты, чуть ближе к «ящику», стоял круглый лакированный столик и три стула вокруг него, с высокими спинками. На столе лежали: старенький ноутбук с логотипом «HP» и белая кошка, с большим серым пятном на боку и розовым носом.
— Это Фуня, — сказала бабушка и взволнованным голосом спросила, — вспоминается что-то?
Врать не хотелось, поэтому ответил честно, что нет, не вспоминается. Однако то, что вижу теперь, более уже не забуду…
В комнату к матери я зашел буквально на минутку. Обстановка в ней была вполне современная, без реликтов советской эпохи, хоть и простая. А еще ощущался легкий запах табака. Я слегка поморщился от такого знакомого и такого неприятного теперь запаха. И я заметил в комнате мужские вещи… Отец? Нет, точно нет, ибо единственным из лиц мужского пола, что посещали меня в больнице (помимо докторов само-собой), был мой одноклассник, пришедший разок проведать меня вместе со своей подружкой, нашей (ну да, нашей, я же теперь горячая школьница) одноклассницей. А папа бы посетил! Папа бы обязательно посетил! Не может отец не приехать в больницу к своей дочери, которая была при смерти! Я, само собой, давно уже понял, что мама Златы (и моя теперь(!)) или вдова, или разведена с отцом Златы. А возможно и никогда не была за ним замужем, в конце-концов, чтобы карапуза забацать, штамп в паспорте совсем не обязателен. И раз папа Златы не приехал ее навестить, значит или его нет в живых, или он не знает о случившемся…или ему просто нет до этого дела, хотя предполагать последнюю возможность было особенно неприятно.
— Бабуль, — спросил я, — а у мамы есть муж?
— У твоей мамы есть не пойми кто, Злата! — внезапно разозлилась та, — Пойдем на кухню, чайник вскипел
— Так, кто же этот человек? Не припомню, чтобы он вместе с мамой навещал меня, — сказал я, когда бабуля поставила передо мной тарелку с солидной горкой пирожков и налила в чашку чай
— А он тебя и не навещал! Ты…, после того случая, — она запнулась, — не видела еще этого… Он постоянно говорит, что не является твоим отцом и что с делами ребенка должны заниматься родные родители…
Бабуля явно терпеть не могла типчика этого и входила в раж.
— С нами живет Олег, друг твоей мамы, — сказала бабуля, а я едва не подавился чаем от такой формулировки, — голову ей только морочит постоянными обещаниями! А мама твоя замуж выйти наконец хочет, ей ведь уже 35 будет! Живет здесь… этот, на всем готовом, ни продукты в дом никогда не купит, ни за квартиру не заплатит, хорошо устроился!.. И тебя совсем не любит…
— Бабуль, — ответил я, — если…друг мамы — не мой папа, то с чего бы ему меня именно любить? Я ему не мать, не жена и не Родина. Я ребенок своей мамы от другого мужчины…Просто нормальные добрососедские отношения — этого, как мне кажется, вполне достаточно.
Пожал плечами. Лично я воспитывал лишь родных своих детей, но и те иной раз умудрялись довести до белого каления…но они мои. Им все прощалось.
— А ты чего пирожков-то не ешь? — сменила тему бабуля, — Не нравятся что ли?
— Один уже съела, — ответил я, — и еще как нравятся! Но…, когда в последний раз взвешивалась в больнице, я весила почти 67 килограмм! И это при росте в 154 сантиметра…бабуль, с этого дня — никаких пирожков, пока я не стану стройной.
— Ты, итак, у меня стройная и красивая! — безапелляционно отрезала бабуля
— Да? — усомнился я, щупая сквозь футболку залежи жирка на животе и на боках, а затем, щеки, — Бабуль, мне надо худеть, и весьма сильно…ты разве не знаешь, сколько болезней от лишнего веса?
— И что, ты собралась голодать теперь? — сдала назад бабуля, услышав про болезни, — Завтракать не будешь и ужинать? Как те, из телевизора? А спортом тебе сейчас заниматься нельзя…
— Как это завтракать и ужинать не буду? — удивился и даже возмутился я, — Еще как буду! Я за все, кроме голодовки!
— И как это ты тогда похудеть собралась? — поинтересовалась та, — Соседка наша вон, сколько лет уж на диетах разных сидит, чуть-чуть похудеет, а потом ее разносит еще сильнее, чем было до…
— Так я же не боксер…ша перед боем, слава Богу, чтобы на диетах сидеть, — пожал плечами я, — а похудеть — это не так уж и сложно, если все делать с умом, конечно.
— Скажешь тоже — несложно, — хмыкнула бабуля, — тебя послушать, так все бы вокруг стройные были
— Бабуль, пока лежала в больнице, у меня было много свободного времени и я тщательно изучила этот вопрос… — ответил я на сомнения бабули
В этом вопросе, как и во всех остальных, главное знать — как все устроено и работает. А как работает человеческая тушка на уровне невидимом глазу, на молекулярном, для меня, само собой, секретом не являлось. Профессия обязывала, так сказать. И для меня совершенно очевидно, что делать нужно, чтобы Злата стала стройной девочкой (и чего делать не нужно, тоже очевидно), но бабуле-то я об этом сказать не могу, а содействие ее нужно и важно.
— … для того, чтобы похудеть, а затем не растолстеть вновь, нужны четыре условия. Во-первых, — загнул я мизинец, — быстрый обмен веществ. И для того, чтобы он был быстрым, надо, как ни странно, кушать. Часто и регулярно. Раз в два с половиной — три часа, но умеренно, не наедаясь до отвала. А также, хоть какая-нибудь физическая активность, гулять-то мне можно?
— Гулять, пожалуй, что можно, — поразмыслив, ответила та, добавив, — но не одной!
— Во-вторых, — загнул безымянный палец, — кушать нужно то и столько, чтобы в итоге я тратила калорий больше, чем получаю. Но не слишком, иначе «во-первых» гикнется. Так что, всякие булочки и котлетки, и прочее жирное-жаренное, мне пока строго противопоказано.
— В-третьих, — загнул я средний палец, — необходимо отказаться от продуктов, которые резко и сильно повышают уровень гормона инсулина. Он не дает худеть и помогает жиреть. То есть, о сладеньком, о булочках опять-таки, и некоторые других вкусных вещах, мне тоже придется забыть. Ничего не поделать, красота — требует жертв.
Вообще-то пожрать побольше и повкуснее я любил и там, и тут. Так что, глядя на бабушкины пирожки у меня обливалось кровью сердце, от всех тех вкусных штук, о которых мне нужно забыть и не вспоминать.
— Ну и, в-четвертых, нужно чтобы желудок и кишки работали как надо. А для этого — завтрак наиважнейшее дело. Овсянкой теперь буду завтракать, наверное…, — скривился я, ибо овсянку терпеть не могу с детства
— Ты же сама сказала, что сладкое нельзя?! А молочные каши, ты не ешь, не посыпав их кучей сахара — усомнилась бабушка
