Супруга Джимми по имени Матьльда — тощая, похожая на высушенную сливу ханжа с вечно поджатыми губами, была под стать муженьку. Выпить могла столько, что не каждому мужику впору. И голосище имела такой, что любой боцман позавидует. Она держала собственную прачечную (и для своей гостиницы, и для соседей), следила за чистотой, за девочками и за кухней. А еще активно искала мужей для двух своих дочерей 15 и 17 лет — тощих прыщавых девиц с вечно задранными носами. Вечерами они учились играть на клавесине, терзая мой слух. Обеим девицам на ухо наступил даже не медведь, а слон. Он же заодно и ноги оттоптал, поскольку я не могу найти другой причины тому, что они никак не могли научиться танцевать, двигаясь, как деревянные куклы.
Окна их ученической комнаты удачно выходили на грядки, где я периодически копался, так что в придачу к английскому 17 века, который я совершенствовал, общаясь с окружающими, я еще и латынь свою подтянул. С тех самых пор, как один из моих друзей собрался поступать в медицинский, эту самую латынь вместе с анатомией выучило, наверное, всё его окружение. Одно время он даже пытался разговаривать на латыни, а мне казалось это забавным.
— Аudeo, ausus sum, aude?re… gaudeo, gavi?sus sum, gaude?re [3] — доносилось до меня из окна.
Прав был отчим — знания лишними не бывают. Я был на все сто процентов уверен в том, что латынь мне никогда не понадобится. А вот поди же — оказался в 17 веке, где без знания латыни ты вообще образованным человеком считаться не можешь. Не знаю, какую роль мне придется играть в будущем, но лучше иметь хорошую базу для любой легенды. Мне пора уже было определяться — чего я хочу добиться, чтобы двигаться в нужном направлении. Благодаря своей старательности и нарочито хорошему поведению я настолько влез к хозяевам в доверие, что мог сбежать в любой момент, причем не с пустыми руками.
Однако взять я собираюсь столько, чтобы меня искали без особого пристрастия. А это значит, что денег, в лучшем случае, хватит только на то, чтобы оплатить проезд и пожить первое время, пока не найду работу. Для того, чтобы стать торговцем или контрабандистом — нужен первоначальный капитал. Чтобы заниматься прогрессоством — целое состояние. Даже если я соберусь открыть гостиницу, типа той, в которой работаю (благо, теперь даже опыт есть), нужны немалые средства. И где их взять?
Остается военная служба и каперство. Первый вариант бесперспективный. Даже дворянин, не имея высокопоставленных покровителей, высоко в чинах не поднимется. А вот второй вариант интереснее, поскольку любой авантюрист, имея достаточно удачливости и наглости, может стать капитаном корабля. Понимаю, что каперство — это узаконенное пиратство, но другого выхода, откровенно говоря, не вижу. В реалиях 17 века невозможно заработать состояние честным трудом. Особенно здесь, в колониях.
Ну а раз я выбрал каперство, то решился и вопрос куда отправляться. На Тортугу конечно же. Вот только не в роли беглого раба, однозначно. Попавший в беду дворянин вызовет у губернатора больше сочувствия, может получить на корабле приличную должность и, в конечном итоге, добьется большего. Морда лица у меня вполне подходящая, так что дело за документами. И лучше всего такими, чтобы мое происхождение никак нельзя было проверить.
И тут я вспомнил рассказы моего друга Артура о загадочной Тартарии. Карты, где она обозначена, давно уже выпускались, так что я мог врать, что веду свое происхождение именно оттуда. Дескать, жил в столице, славном городе Тобольске, отправился путешествовать, корабль затонул, а я сумел добраться до Ямайки. Там мне помочь не захотели, так что у меня был единственный выход — отправиться на Тортугу и стать капером, дабы заработать достаточно средств для возвращения на родную землю.
Однако в дополнение к истории неплохо было бы предоставить и какие-нибудь документы. Прежде всего, подтверждающие мое дворянское происхождение. А чтобы их правильно сфальсифицировать, нужно было ознакомиться с образцами. Так что я свершил свое первое неблаговидное деяние — под видом уборки в комнатах пошарился по личным вещам высокопоставленных постояльцев. Но поскольку замки аккуратно открывались и закрывались отмычкой, а из сундуков ничего не пропало, шума никто не поднял. Ну а мне удалось начерно скопировать несколько документов.
Выяснилось, что самые продвинутые дворяне таскают с собой целую коллекцию свитков. Однако для подтверждения древности рода и собственной личности достаточно было двух документов. Одного — о даровании титула/земель предку, и одного чем-то напоминающего паспорт, с описанием внешности и подтверждением высокого происхождения. Этим я в первую очередь и собрался заняться.
Придумав себе генеалогическое древо, я написал на латыни два текста. Первый о том, что князь Юрий Михайлович Тарусский отдает своему сыну в удел волость по реке Протве, а второй — подтверждение моей нынешней личности, выбрав 1640 год в качестве года рождения. Поскольку в собственных знаниях латинского языка я был уверен далеко не на 100 %, в черновиках я изменил имена и названия мест на английские, после чего разделил тексты на несколько частей и показал разным специалистам, соврав, что дескать, молодые хозяйки хотят свои учебные задания проверить.
Это, конечно, была паранойя, но, как говориться, лучше перебдеть. Не стоит оставлять на Ямайке никаких следов. А Тартария — слишком яркая метка, по которой меня обязательно вспомнят. Так что я решил перестраховаться. И могу собой гордиться — в моих текстах нашлось только две ошибки, и то не слишком существенных. Не зря я тренировался, таская у хозяйских дочек книги на латыни. Между прочим, там было даже «Искусство любви» Овидия. Весьма фривольное произведение для скромных девиц.
Впрочем, судя по виду книг, их вообще вряд ли хоть раз открывали с тех самых пор, как купили. Похоже, это просто дань статусу. Книги стоят не слишком дешево, тем более в колониях, так что вполне могут использоваться в качестве детали интерьера. Джимми и Матильда Атчесоны — всего лишь родители, желающие дать своим дочерям положение и образование лучше, чем имели сами. Ну а если кое-кто не желает учиться… их проблемы.
Глава 2
Подделать свидетельство о личности оказалось не так уж сложно. Прежде всего потому, что никто не знает, как должны выглядеть документы Тартарии. Единственная сложность была в том, чтобы найти на Ямайке качественную бумагу и стащить лист. Дальше уже было дело техники. Писать пером я научился буквально на второй день своего пребывания в гостинице, причем довольно быстро — видимо, сказывалась мышечная память полученного мною тела. Пришлось немного изменить почерк, но нужного результата я достиг. Документ ничем не отличался от тех, что я видел у дворян. Поскольку мне не хотелось сильно отходить от собственного имени Сергей Оболин, то и именовался я теперь тартарский князь Сергей Оболенский. Даже любопытно — сколько лет расстрела без права переписки мне полагается за такую наглость?
Создать свидетельство древности рода оказалось куда сложнее. Я ведь, ни больше ни меньше, на 13 век замахнулся. То есть, чтобы самому не путаться в собственной родословной, опирался на реальную историю. А это значило, что текст документа должен быть написан на пергаменте. И достать его оказалось не так уж просто. Прежде всего потому, что к концу 17 века народ предпочитал (уже лет двести как) писать на бумаге. Чисто теоретически, я представлял, как этот самый пергамент сделать, но мое рабское положение и отсутствие безлюдного места, где данную операцию можно провести, хоронило данную идею на краю. Надежда была только на церковь. Несмотря на то, что Порт-Ройял считался самым греховным городом на земле, священники здесь были. Причем разных конфессий. Один из католических храмов стоял еще с тех времен, когда Ямайка принадлежала испанцам.
Туда я и отправился. Сначала на разведку, а затем за пергаментом. Не скажу, чтобы храм совсем не охранялся, но я же не за церковной казной охотился! Так что операция удалась, и в моих руках оказался скрученный свиток. Древний даже на первый взгляд. Судя по тексту, это был один из старых церковных отчетов, так что я недрогнувшей рукой очистил пергамент от написанного. Теперь требовалось придать документу достойный вид. Так, чтобы с первого взгляда было видно, что податель сего — солидный человек, а не какая-то шантрапа.
