— Но нам столько и не сделать на нашей фабрике! По крайней мере, в приемлемые сроки.
— А Путилов на что? — вопросительно посмотрел на него подпоручик.
— Вместе с ним, разумеется, справимся, — не слишком охотно согласился компаньон, подразумевая, что Будищев свои авторские отчисления получит в любом случае, а ему надо еще и о собственном предприятии думать.
— Иностранцы интерес не проявляли?
— Ну не то чтобы совсем, — поморщился Владимир Степанович. — От князя Александра Батенберга приходили справляться.
— Это из Болгарии что ли?
— Именно.
— Хм, и что же пожелалось его высочеству?
— Халявы, — усмехнулся Барановский, — так вы, кажется, говорите?
— Понятно, — засмеялся Дмитрий, чего-то такого и ожидавший.
— Володенька, Дмитрий Николаевич, ну где же вы? — заглянула к ним жена Барановского. — Гости без вас совсем уж заскучали.
— Уже идем, — отвечал ей муж, вопросительно посмотрев на компаньона.
— Простите великодушно, Паулина Антоновна, — повинился Будищев, — это я вашего супруга заболтал.
— Ничего страшного, но теперь извольте вернуться в общество, — мягко улыбнулась хозяйка дома.
[1]Имеется в виду Русско-Турецкая война 1877-78 годов.
[2] Автор в курсе что чай — куст, но так его тогда называли — «китайская травка».
[3]Из сборника питерских частушек Льва Вайсфельда и Натальи Резник.
[4] То есть — декабристов.
[5] То есть, высшим, небесным.
[6] Ведро — русская мера объема. 12,3 литра.
[7] Орден святой Анны IV класса.
Глава 2
Нельзя сказать, чтобы сидевшие перед бароном Штиглицем гости были нежданными. Напротив, его заблаговременно известили об их визите и цели появления. И, тем не менее, ни малейшего удовольствия от разговора с ними бывший придворный банкир не испытал. Хотя, разумеется, вел себя в высшей степени любезно и предупредительно.
Будучи одним из самых щедрых благотворителей в Российской империи, Александр Людвигович хорошо знал и уважал сидящих перед ним Антонину Дмитриевну Блудову и Елизавету Дмитриевну Милютину.
Они обе принадлежали к высшим слоям аристократического общества Петербурга, обе прославили себя на ниве общественного призрения, обе остались незамужними. Впрочем, Милютина, кажется, будет исключением в этом смысле. В свете ходили слухи е ее недавней помолвке с князем Шаховским.
И вот теперь она, не успев выйти замуж сама, начала устраивать браки других! — с неожиданным раздражением подумал Штиглиц, оставшийся внешне абсолютно бесстрастным.
Так уж случилось, что барон не любил свою дочь и даже просто разговор о ней нагонял на старого финансиста черную ипохондрию. Сына Людвига, напротив, почти обожал. Приемную дочь Наденьку, пожалуй, тоже, а вот Люсию…
— Так значит, ваши сиятельства выступают ходатаями господина Будищева? — холодно проскрипел Штиглиц, буравя пристальным взглядом своих гостей.
— Именно так, Александр Людвигович. Они с Люсией любят друг друга и просят ваше благословление.
— Весьма прыткий молодой человек, — покачал головой банкир. — Еще совсем недавно он просил у меня денег на открытие мастерской и ставил электрический звонок в квартире моего зятя. А теперь он сватается к моей дочери. Интересно, в каком состоянии он перебывает теперь?
— Дмитрий Николаевич, как вам, вероятно, известно, выслужил офицерский чин, да к тому же кавалер двух орденов дающих право на потомственное дворянство, — веско заметила Милютина. — Согласитесь, весьма не многие сумели достичь подобного положения в столь короткий срок, начиная с самых низов.
— О, я нисколько не умаляю достоинств вашего протеже! Более того, я вполне уверен, что он сможет пойти еще дальше. Но все же…
— Мой дорогой барон, — печально улыбнулась Блудова. — Вы ведь старше меня и успели повидать всякое. На Петербургском небосклоне вспыхивало много разных звезд, но долго ли они светили?
— Вы, несомненно, правы, — с легкой запинкой отвечал ей банкир.
Дело в том, что Антонина Дмитриевна была почти на полтора года старше его, но Александр Людвигович, будучи человеком воспитанным не стал возражать даме.
— Мой племянник, как вам вероятно известно, изобретатель и промышленник. В годы нашей молодости это была не самая лучшая рекомендация, но теперь одетый в скромный сюртук коммерсант может иметь в свете не меньший вес, нежели блестящий кавалергард и флигель адъютант.
— И это верно, — медленно наклонил голову в знак согласия финансист.
— Я вполне уверена, что Дмитрий сможет составить счастье вашей дочери и уж точно, способен дать ей достойное содержание.
— Моя… м… дочь не нуждается в благотворительности.
— Это, вне всякого сомнения, так, — поспешила вклиниться в разговор Милютина, — но и господина Будищева нельзя назвать охотником за приданым.
— Вот, что я вам скажу, милые дамы, — отвечал им после недолгого раздумья Александр Людвигович. — Если бы к моей дочери посватался граф Блудов, у меня не было бы повода ему отказать, но я никогда не соглашусь на брак своей дочери с безвестным офицером, будь он хоть трижды предпринимателем и изобретателем.
— Неужели вы не желаете счастья вашему ребенку? — воскликнула не ожидавшая такого вердикта Елизавета Дмитриевна.
— Напротив, я только о нем и думаю.
— Я вас услышала, господин барон, — сухо проронила Блудова. — Скажите, могу ли я переговорить с Люсией?
— Разумеется, но ее, к сожалению, теперь нет дома. Они с Людвигом отправились на прогулку.
— Вот значит как, — покачала головой Антонина Дмитриевна, поднимаясь из кресла. — Что же, нам пора.
— Не смею задерживать.
— А как же кофий? — растерянно спросил слуга, только появившийся на пороге кабинета с подносом в руках.
— В другой раз, голубчик, — мягко улыбнулась графиня.
Утро Будищева началось с того, что он заявился на их с Гесей квартиру и под сокрушенное оханье дворника сломал сургучную печать на двери.
— Это же полиция повесила, — попробовал возразить Ахмет.
— А я снял, — невозмутимо парировал моряк.
— Молчи, басурманин, — убежденно заявил швейцар — отставной солдат с медалью за безупречную службу на ливрее. — Их благородие знают что делают!
— Точно, Антипыч! — ухмыльнулся Дмитрий.
Почтение швейцара к офицерам, вбитое в подкорку за долгую службу, было безоговорочным, а то что постоялец не так давно был простым кондуктором, а до того и вовсе, смех сказать, купчишкой, не играло никакой роли. Раз государь произвел, стало быть достоин и неча тут!
— Все же, надо околоточному сообщить, — не унимался татарин.
— И кто тебя держит? — поинтересовался Будищев, проворачивая ключ с неожиданным скрежетом. — Если надо, так и вали со всех копыт, а у меня есть договор на съем этой квартиры и я не собираюсь под мостом ночевать, от того, что полиция ерундой мается!
Дворнику эта мысль показалась разумной и он опрометью бросился вниз, после чего там вскоре раздалась трель свистка. И в самом деле, его обязанность сообщить, а дальше пусть у пристава голова болит о барских делах. А дело Ахмета — сторона!
— Приказания будут, ваше благородие? — почтительно поинтересовался швейцар, почтительно поедая глазами начальство.
— Пожалуй, что нет. Хотя, не знаешь ли, где моя прислуга обретается?
— Как не знать, господин подпоручик. Марфутка, то есть, горничная, к соседям на третьем этаже перешла. Они как раз свою Лушку рассчитали, вот она и подсуетилась. А кухарка бедует. Не нашла еще места себе. Да и расплатиться с ней Гедвига Генриховна не успели. Прикажете позвать?
— Валяй, — кивнул Будищев, входя внутрь.
— Это мы мигом, со всем нашим удовольствием! — вслед ему отрапортовал бывший солдат.
Квартира выглядела нежилой. По полу разбросаны какие-то бумаги, непокрытая чехлами мебель сдвинута в беспорядке, дверцы шкафов распахнуты настежь и все это покрыто толстым слоем пыли.
