Но нет. Наши стратеги не стали даже и пытаться этого делать. Отступили.
И теперь из-за них нам приходится совсем в другую сторону направляться. Ибо оказались мы в глубоком японском тылу.
В день мы вёрст по двадцать-двадцать пять проходим. Ну просто не получается больше. Кони это ж не машины, большое расстояние не проедешь.
Лошадь, она же живая. Она устаёт, кушать хочет, пить.
А наши лошади ещё и обоз тянут с пушками трофейными. Вот и получается такое расстояние…
* * *
Полковник Третьяков объезжал позиции своего 5-го Восточно-Сибирского полка неподалёку от китайского городка Кинчжоу.
Позиции были неплохи. А если с флангов, что упираются в море, ещё и Русский флот его поддержит, то они вообще станут непреодолимыми для японцев. Ещё бы пушек сюда, да пулемётов побольше. А ещё лучше было бы прорыть ещё несколько рядов траншей и посадить в них солдат. А то всего лишь два ряда траншей, да проволока колючая.
Но Фок, командующий их четвёртой дивизией, этого не позволил. Он вообще хочет всего лишь задержать японцев на этой позиции, но никак не удержать. Он ведь даже резерв не ближе пяти вёрст от позиций держит, а то не дай бог, потери они понесут…
А как же с подмогой тогда? Могут ведь и не успеть эти резервы…
А жаль будет потерять настолько удобную позицию. Сама природа создала здесь очень удобное место для обороны. Перешеек всего в четыре версты шириной, холмистая местность.
Жаль, что Стессель не понимает этого. Да и Фок такой же… Нельзя, конечно, такое думать, но иногда даже мысли об их измене мелькают в голове…
Уж больно странные распоряжения иногда отдаются…
От этих мыслей Третьякова отвлекла густая стрельба, неожиданно вспыхнувшая в тылу у японцев.
— Пулемёты??? Звук, правда, незнакомый. Винтовки японские различаются…
А вот этот звук ему был знаком ещё со времён китайского похода. Такой треск лишь автоматы, стреляющие пистолетными патронами, могут издавать.
А это значит, что там только наши могут быть. К ним прорываются…
Надобно им будет помочь. Это ж не дело своих бросать. А там, будь что будет…
— Приготовиться к атаке! — подал команду полковник.
— Артиллерии открыть огонь по японским позициям!
Во все стороны брызнули ординарцы, развозящие приказы. И к генералу Фоку тоже донесение было отправлено.
А тем временем стрельба всё ближе и ближе приближалась к левому флангу его полка, к окраинам Кинчжоу.
Открыли огонь русские пушки. А потом в атаку пошли пехотные цепи солдат в белых гимнастёрках…
… Полковник разглядывал сидящего напротив него командира казачьего отряда, что совсем недавно так феерично прорвался к ним через позиции японцев. А тот допил чай с капелькой коньяка, что предложил ему полковник, и достал из внутреннего кармана своей зелёной куртки с погонами зауряд-прапорщика и двумя солдатскими крестами красивый серебряный портсигар, украшенный красными камешками и дорогой даже на вид.
— Разрешите?..
— Курите, голубчик! Курите. Да и я тоже подымлю.
Зауряд предложил папиросу Третьякову, достал себе и щёлкнул новомодной зажигалкой.
«А прапорщик то совсем не прост. Да… Не прост… И вооружение у его отряда новейшее, и ведёт он себя со мной, как с равным. С уважением, конечно, но и без особого чинопочитания… Кто ж он такой, этот зауряд-прапорщик Мулинский?»
Глава 3
Мы прорвались… Внаглую, средь бела дня, чуть ли не походной колонной…
Японцы просто не ожидали от нас такой наглости. Да и форма у нас не такая, как у регулярной русской армии. По цвету она почти такая же, как и у японских солдат. Плюс кепи вместо фуражек. Да и вооружены мы в основном японскими винтовками. Только вот бороды…
Не носят японские солдаты бород. Пришлось всех наших бородачей в середину строя загонять. А по краям его молодых казаков ставить.
И ведь всё у нас почти получилось! Мы прошли со своим обозом почти до самых передовых японских позиций. И вот там то от большой группы высоких японских чинов к нам наперерез кинулся какой-то офицер.
Он начал нам что-то кричать и указывать куда-то в сторону…
А потом присмотрелся и узнал в нас русских. Его глаза натурально стали круглыми. И куда только девалась их хвалёная японская невозмутимость?
Пришлось стрелять… Треснула короткая автоматная очередь и японец с удивлённым лицом свалился на землю…
И понеслась!..
Внезапное нападение, это ведь и есть внезапное нападение. Та группа высокопоставленных офицеров, от которой к нам и кинулся тот японец, была расстреляна в первую же очередь. Они, наверное, даже и понять ничего не успели.
А потом мы просто старались уничтожать всех японцев, которые попадались нам на глаза…
А затем нам навстречу ударила русская пехота и натурально спасла всех нас. Японцы просто не выдержали этого сдвоенного удара и побежали, бросая свои позиции.
Наши трофеи после этого боя были не просто большими! Они были ОЧЕНЬ большими! Огромными просто! Винтовки, пушки, пулемёты, продовольствие и боеприпасы. Солдаты ещё и пленных понахватали.
Но это уже их дело. Нам то пленные совсем ни к чему были. И так мы понабрали всего выше крыши…
Жаль только, что без потерь у нас не обошлось. Тринадцать человек только убитыми мы там потеряли. И ещё почти половина получила ранения различной степени тяжести.
Слава богу, что хоть меня миновала чаша сия. Даже царапины я не получил, хотя и расстрелял почти все патроны из своего автомата. Думал, что уже пистолет доставать мне придётся.
А ведь вполне могли и все мы там остаться, если бы не солдаты полковника Третьякова. Выручили они нас тогда. Атаковали японцев с фронта.
Но зато и результат то какой получился!
В той группе высокопоставленных японских офицеров оказалось почти всё командование Второй японской армии во главе с самим генералом Оку.
И вот теперь вся эта японская армия откатывается на север. Подальше от Порт-Артура.
Её тогда вообще можно было бы всю разгромить, но пока командующий всей обороной Стессель поверил в гибель Оку, пока всё согласовали, прошло время и японцы боле-менее пришли в себя и отступали уже относительно организовано, а не так, как от Кинчжоу, где они бросали всё, что было тяжелее винтовки.
А Фок так вообще при первой встрече на меня наорал! Мол, что за вид? Почему одет не по уставу? А почему оружие такое? Потом, правда, сменил свой гнев на милость, и даже похвалил слегка за захваченные у противника пушки и пообещал награды…
Ну да… Ему то эта победа тоже выгодна. Да и орден ему уж точно будет!
Зато что творилось потом в Порт-Артуре, когда наша неполная сотня въезжала в город!
Все казаки, даже несильно раненые, ехали гордо, с достоинством. Ведь это же мы разгромили японцев! И всем встречающим было абсолютно наплевать, что одеты мы не совсем по уставу.
А уж как мы пели!
Ты ждёшь, Лизавета
От друга привета!
Ты не спишь до рассвета,
Всё грустишь обо мне!
Одержим Победу,
К тебе я приеду
На горячем боевом коне!..
Звонили колокола церквей, барышни посылали нам воздушные поцелуи…
Герои едут!
Бой под Кинчжоу, произошедший одиннадцатого мая, просыпался на нас потом золотым дождём. Наградили всех!
Лично мне, в обход установленного порядка, даже без сдачи экзаменов, было присвоено звание хорунжего. А ведь это уже офицерское звание.
Зауряд-прапорщик хоть и тоже вроде как офицерский чин, но не вполне настоящий.
Типа, как прапорщик в Советской армии. То есть, курица не птица, Болгария не заграница, а прапорщик не офицер…
Вот и к зауряду здесь примерно такое же отношение. И даже погоны у него унтер-офицерские, только со звёздочкой.
