событий, а как это будет выглядеть на практике, я не знаю, – произнёс он холодно и отчуждённо. – Так и тогда, в первый раз. Но, видишь ли, тогда мне надо было каким-то образом на тебя повлиять, что ли. И предсказание я тебе дал мелочное, такое, чтобы оно тебя проняло именно своей никчёмностью и запомнилось. С тех пор ты обо мне, нет-нет, да и вспоминал. Не скажу, чтобы с похвалой в мой адрес. Напротив. Потешался. А?.. Мол, выжил старик из ума… Но тут как посмотреть. Я даже такую мелочь смог предсказать. А ты не веришь. Можешь и дальше ничему такому не верить, однако… – Индрис глухо кашлянул, – поверь тому, что я тебе сказал сегодня здесь.
Свим стал понемногу приходить в себя.
– Я даже не знаю, что ответить на твоё пророчество. Для меня ясно одно – звучит оно заманчиво. Сулит приключения и разнообразие в моей жизни. Мне осточертело сидеть в хабулине и я подался в фундаренцы как раз ради всего этого. Но скажу, что даже в образе охотника и агента я пока что не нашёл того, что хотел. Вот почему твои слова я воспринимаю как откровение. Тем не менее, сомнения у меня остались. И вот почему. Кто я такой, чтобы вершить какие-то великие, по твоим словам, дела? Ведь я простой…
Индрис остановил собеседника поднятой рукой. Его узкая ладонь раскрылась, и Свим почувствовал какой-то толчок в лицо. Язык его вновь онемел.
– Не простой. Ты – стоимённый. В нашем мире твоё положение значит многое. В твоих жилах течёт кровь сотен поколений славных предков, и если покопаться в твоей родословной как следует, то можно найти имена первой пятерки. Ты не пробовал искать?
– Н-нет. Не вижу смысла. Может быть, кто-то там и был, но мне, честно сказать, неинтересно узнавать такие подробности. Был бы толк, а поиски ради поисков не вдохновляют. Никто, если я даже что-то и найду, не подвигнет меня вверх.
– А зря, – живо отозвался Индрис. – У тебя же в доме есть такая штука, – он ткнул сухим тонким пальцем прямо в серую дымку облака голографа. – И в прекрасном состоянии, не то, что моя.
– Есть, ты прав. Отец мой решился на ориалипию, сидя перед ней. Потому я обхожу её стороной. Даже не тянет ею заниматься. Боюсь пойти по стопам отца.
– Жаль… Не то, что обходишь стороной, а в том, что лишь у немногих такие штуки остались. Две-три на весь, например, наш город. Даже в столице, в Габуне, их всего шесть, считая и те, которыми пользуется Правитель и Теском. А заниматься ею, знаешь, как интересно! И полезно! Древние знали это…
– Возможно. Доживу до твоего возраста, тогда и подумаю.
– Доживёшь.
– Нет, правда? – Свим привстал.
Вот какого он жаждал предсказания – проживёт долго, а не поддастся чему-то такому, с чем не мог совладать его отец, не доживший и до ста лет.
Старик посмотрел на него внимательно, но отвечать не торопился. Он вытянул губы в трубочку и чуть склонил на бок голову.
– Видишь ли, Свим. Сам по себе ты можешь жить долго. Как и любой человек, если он, конечно, не тронут изменением или не обуян идеей смерти. Но ты же непоседа, не сидишь в своем хабулине, не прозябаешь в безделье. Будущее же твоё богато событиями. И… как знать, чем всё обернётся.
– Успокоил, – разочарованно протянул Свим.
Индрис вдруг захихикал. Тонко и с удовольствием.
– Тебе-то нечего бояться. У тебя всё будет хорошо. Поверь мне. И когда достигнешь глубокой старости, вспомни, что был некто по имени Индрис Интон Интегал и прочая.
– Достигну, вспомню, – заулыбался Свим. Старик ему стал нравиться.
– Впрочем… – Индрис поджал узкие губы. – Как знать?.. У тебя в дуваре и такое есть? – Он повёл рукой в дальний угол комнаты. Там стояло старое полуразвалившееся кресло с протёртыми подлокотниками. – И тоже как новенькое, но за загородкой?
«И вправду всё знает», – с неприятным для себя испугом подумал Свим.
– Д-да.
– И садиться в него нельзя? – На тощем лице предсказателя появилась интригующая улыбка.
– Д-да… Оно же… Отец говорил… Оно, если в него сесть, может убить. А убрать его никак. От древних оно… Лучше, говорил, к нему даже не прикасаться… Даже древние. Сами придумали и сами остерегались… А что оно у тебя так вот? Даже без отгородки какой-нибудь? – спросил Свим. – У нас в самом низу дувара. Двери, загородка.
– А, – отмахнулся Индрис. – Я тут один… Да и, – на лице его промелькнула загадочная усмешка, – зато рядом, если что.
«Блажит старик», – подумал Свим, как некоторые, что стали поклоняться таким креслам-убийцам. Вот и Индрис, поди, утром или вечером, а то и несколько раз в день возносит хвалу или изрекает проклятия или ещё что-то в адрес этого кресла или самих древних.
– Что уж там – если.
Индрис кивнул.
– Это так… И не так. Скоро узнаешь… Но, – голос Индриса построжел, – не забудь того, что я тебе сказал о сегодняшнем новом твоём рождении. А теперь иди! Токан заждался. Он не любит ждать.
Глава 3
Камрат припрятал палки далеко от дома, где они проживали с бабкой. Калея не должна знать, где он сегодня пропадал почти весь день и с кем успел подраться.
«Ничего не выйдет», – думал он с грустью, припорашивая землей место, где хранил своё детское оружие.
Бабка Калея обладала способностью узнавать всё, что происходило с Камратом в течение дня, где бы он ни побывал, с кем бы ни встретился или повздорил. Так что, – невесело думал мальчик, – она, как только он объявится в полусумраке комнаты, начнёт свой монолог: справедливый, но ужасно знакомый, чтобы можно его было слушать и делать по нему выводы. В последнее время она больше говорила, чем показывала приёмы нападения и защиты или отводила время урокам хапры. И говорила странное, порой, вообще непонятное. Камрату иногда казалось, что она и сама не понимает, что говорит. Как будто внезапно вспомнила и строго заставляла его стоять перед ней и слушать. А потом, после сказанного, она переходила на что-либо обыденное.
Их жилище, ветхое на вид снаружи, внутри блистало чистотой и порядком постоянного человеческого присмотра. Сюда никогда не заглядывали городские чистильщики – этот кусок города отмирал и ожидал, когда им займётся кугурум либо для полной ликвидации поселения, либо для новых застроек. Если в последних появится нужда. Оттого люди, а их здесь проживало всего несколько небольших семей, занявших пустующие развалюхи, сами наводили порядок у себя в комнатах. Камрат в наведении чистоты участия практически никогда не принимал, бабка справлялась сама, устанавливая свой, давным-давно заведённый порядок.
Первое, что бросалось в глаза входящему в дом (если сюда и вправду кто-то когда-то приходил) – это свободное ото всего пространство в
