в душном поезде.
На горячем полке лежал. Меня со всеми стараниями березовыми вениками охаживали, на камни пахучие травяные настои поддавали, холодной водой обливали, в крынке подносили настоящий хлебный ржаной прохладный квас. Хотели девку мне подсунуть, только я рыкнул неразборчиво, но строго, и девку тут же увели. Вот теперь другое дело. Теперь есть ощущение, что я барин, а не приблудное недоразумение.
А после, отдыхая от густого пара на холодке под светом сентябрьских звезд, завел разговор с кузнецом и трактористом.
— Скажите мне, мужики, есть хоть какой-то способ трактор к жизни вернуть?
— Без колец никак, — тракторист повторно озвучил изначальную версию, — Прежние баре пытались, ни один не смог. А германцы не шлют. Они только рады, чтоб у нас разруха была.
— А машина, что на ней за двигатель?
— Мотор-то? Мотор Челябинский, только на трактор он не встанет.
— А если наоборот? Если машину под трактор переделать?
Мужики переглянулись и задумались. Наконец, Боря осторожно возразил:
— На тракторе мотор мощнее стоит. Машина плуг не утянет.
— Плуг можно срезать, — накидываю новую мысль, — Плуг станет покороче, но лишь бы работало.
— Урезать плуг несложно, — кузнец выступает в поддержку моей идеи, — Плуг наборный. Просто снимем две сенкции, и пожалуйста.
— Все равно не пойдет. У машины колесы маленькие, в земле увязнут.
— А если с трактора снять и на машину поставить?
Теперь уже задумался кузнец.
— Посадка разная. Так легко не переставить.
— При желании все можно сделать, — не отступаю, — И сверлить и токарить. Если придется, до Челябы доеду, но станки добуду.
— Эк ты, барин, станки. Сверлить, клепать мы и так смогем. Уж как колесо переставить — придумается.
— Ну вот. Надо переделать машину в трактор, — резюмирую.
— Все равно не потянет машина, — сомневается тракторист, — У трактора мотор намного сильнее.
— Да бросьте. На той машине металла понашито как на танке.
— На Таньке?
— Неважно. Если мы с машины кузов срежем, насколько она облегчится?
— А не жалко машину, барин? Если кузов снимем, обратно уже не поставим.
— Пахать и сеять важнее. Ну так что, сможете?
Мужики между собой переглянулись, еще покумекали каждый по-своему, а затем хором сказали:
— А попробуем.
На этом закончилось мое первое производственное совещание в деревне Лучково. Мужики даже выразили сдержанный оптимизм, что если выйдет по моей задумке, то в этом году еще можно успеть вырастить знаменитый лучковский лук, мол он тут растет как на дрожжах… мол в прежние времена его тут снимали по шесть урожаев за год. Только успевай снимать и заново засевать.
На следующее утро проснулся под звон молотков, бьющих по металлу. Потянулся на взбитой перине и вызвал из интерфейса часы. Шесть утра! Ну да, я ж в деревню приехал. Здесь позднее утро.
Окунек видимо ждал за дверью. Как только услышал, как я встал, заходил, забрякал умывальником, он тут же стал стучать в дверь. Ладно хоть не вбегает бесцеремонно, как Анюта. Хотя… по своим уже соскучился, в том числе и Анютиной бесцеремонности.
— Входите.
Мишка тут же ввалился внутрь. На нем новая рубаха. Он важен и горд собой, как черт знает что.
— Барин, я тебе оладьи принес… и земляничное варенье.
— Отлично, сейчас будем завтракать.
Пока я умывался, одевался, Окунек разложил безумно пахнущие оладьи на столе.
— Еще кисель, барин, он густоватый. Разводить будем?
— Не, сойдет.
Мы сели за стол.
— Кто там с утра молотками бухает?
Я и сам давно догадался, но вижу, Окуньку не терпится мне рассказать.
— Папка с дядь Борем кузов снимают, — выпалил он с гордостью за родителя.
— Молодцы… сейчас доедим, сходим, посмотрим.
После завтрака заглянули вместе с Окуньком в гараж. Я уже смирился, что Окунек назначил себя моим неизменным проводником, секретарем и помощником в одном лице. Пусть сопровождает, плохого в этом нет. Помимо Окуня старшего и Бори тракториста в гараже обнаружились еще двое деревенских мужиков. Ну, я только рад. В четыре пары рук дело быстрей пойдет.
Задача поставлена, исполнители трезвы и деятельны. Не вижу смысла болтаться в гараже и стоять у них над душой. Лучше меня знают, что делать нужно. Автовладельцем я недолго пробыл. Выхожу в пеший обход деревни в сопровождении личного, хотя и сопливого ординарца.
— Барин, мы куда теперя?
Мне нравится это «мы». С детской непосредственностью ничего не поделаешь.
— Пройдемся по деревне. Я ведь еще не всю посмотрел.
— И чего там смотреть? — приуныл Окунек, но от меня не отстал.
Все встречные со мной здороваются. Я тоже здороваюсь. Но не столько пытаюсь запомнить лица людей, сколько сканирую окрестности через радар. С прорывами Изнаночных тварей надо что-то решать.
— А скажи, Окунек, часто твари с Изнанки в деревне появляются?
— В самой деревне не бывало. В каждой избе оберег имеется.
— Что за оберег?
Мишка достает из под рубахи какую-то самодельную висюльку: «очень слабый артефакт стабилизации пространств».
— Ух ты, это кто такие обереги делает?
— Да все делают. Там ничего сложного.
— А почему только в деревне они действуют?
— Только там, где людей много, они помогают. А в лес один пойдешь, уже не поможет.
Понимаю, эти поделки имеют смысл, только когда их много в одном месте, дают накопительный эффект. Хотя и это удивительно. Мне в деревне попадаются одни нулевки, а поди ж ты, умудряются делать слабейшие артефакты, видимо, руководствуясь принципом, жить захочешь, не так раскорячишься…
— Значит, все деревенские такие носят?
— Все.
— А у той малявки почему не было?
— Малым детям не положено. К тому ж она в камыши полезла. Тварь могла и раньше там поджидать.
Доходим до реки. Я снова захожу в камыши, проверить точку прорыва. Никакого провала на Изнанку больше нет. Пространства «разошлись», портал исчез. Продолжаю обход. Деревня оказалась больше, чем я подумал поначалу. Дворов больше сотни. Приличная такая деревня.
Вдруг Окунек одергивает меня за рукав.
— Барин, там.
— Чего?
— Конники.
Теперь и сам вижу поднимаемую копытами пыль. К нам несется десяток всадников.
— Степняки? — спрашиваю Окунька.
— Кто ж еще… уйти бы лучше, барин. Ничего хорошего от них не будет.
— Ну хоть не убьют?
— Не убьют, а пограбить могут. А иногда, если девка приглянется, так девку утащат.
— Ну мы-т
