разбросанные вокруг ошметки мяса — тело прежнего Перуна — регенерируют с бешеной скоростью. И вот меня уже окружаю голые бородатые мужики, которые жаждут засадить мне Когти.
«Голытьба» набрасывается на меня. Ударами хвоста я разбиваю в фарш одного, второго, третьего рублю Черным мечом. Но один удачливый всаживает Когти мне в спину, другой в бок, третий в плечо. Всех троих я убиваю волной режущей тьмы. Но раны нанесены, горящие синие Когти торчат в моем теле. Эфирные клинки сверкают, сжигая.
Я ору и рублю все, что стоит перед глазами: толпу голых князей, руки, ноги, головы, а огонь вокруг вспыхивает всё ярче. Очередные Когти входят мне в живот, за что нудист сгорает в черном пламени.
Хрипя я падаю на руки. Лежу истыканный Когтями как еж. Половина плеча отваливается и чернеет на земле. Надо мной встает голый тесть, наверное, самый первый воскресший из ошметка плоти. Мотает над моей головой своим шлангом, того гляди, сейчас и прихлопнет, будет коронный удар рода Бесоновых.
— Фалгор, готов? — спрашивает Перун, глаза его больше не яростны, а печальны.
— К чему?! — пугаюсь, кашля кровью.
— К смерти, — теперь глаза князя наливаются лиловым цветом.
— А, к этому, — барахтаюсь я в луже черной крови, льющейся из раны. — Конечно. Я же воин.
Перун кивает с пониманием. Сам такой же. За Отчизну, за семью всегда готов сам голову сложить и помочь другим если что. Лиловая нафта брызгает потоком из его глаз. Я тону в кислотной луже, наполовину сгораю, но остатки тела держатся, не развоплощаются. В моей душе плескается сила Хаоса, и это делает меня чуть ли не бессмертным. Князю Перуну придется хорошо постараться. Ничего, мы не торопимся.
— ОТЕЦ, НЕ СМЕЙ! — раздается рассерженный женский голос.
Моя жена Лизочка выбегает из-за перевернутого могильного памятника. Облик ее суров, глаза злы, на щеках блестят дорожки засохшей соли.
— НЕ СМЕЙ ТРОГАТЬ МОЕГО МУЖА! — вспыхивает яростно ее взор. Начинается психический шторм. Бушующие волны Яки выплескиваются во все стороны.
Она заслоняет мое полуразложившееся тело, встает в боевую стойку, готовая сражаться с непобедимым отцом, которому только что проиграл сам Хаос в лице своего Аватара. И ради кого? Ради мужа-хаосита.
— Лиза, он должен умереть, — вздыхает Перун.
— Тогда и я умру, — твердо говорит Лиза, не опуская кулаки. — В борьбе с тобой.
— Лиза, — тяжко роняет отец. — Ты не понимаешь.
— Я всё понимаю. Сеня теперь хаосит, — рычит она. — Но это неважно. Для меня неважно! Я его жена, и за ним пойду хоть в грехопадение!
— Нет, Лиза, — Перун говорит непривычно мягким голосом. — Фалгор, выбрал смерть. Я лишь его инструмент.
— Что?!— округляет она глаза и тут же яростно их сужает, готовая кинуться на отца. — ТЫ ВРЕШЬ!
— Это…правда… Лиза, — шиплю я разваливающейся челюстью.
Жена резко оборачивается, красивое лицо вытягивается, ноги чуть не подкашиваются. Она с трудом удерживается на месте.
— Хаос, Лиза, — каждое слово словно нож в лёгкое. — Я вобрал его в себя сколько мог. Я стал Аватаром… Я продал душу, чтобы умерев, отправиться прямиком в чертоги Монстров.
— Не-е-е-ет! — визжат чертовы голоса в голове. Могущественные выродки осознали свою роковую ошибку. А я лишь усмехаюсь на их нытье.
Монстры влили в меня уйму силы для боя с Перуном, она нужна им. Поэтому им придется вобрать в себя мою душу, они не смогут отказаться от нее. А очутившись в самом ядре Хаоса, оказавшись наедине со своими чудовищными хозяевами, я восстану. Это будет нелегко, почти невозможно. Но таков путь к совершенству — делать невозможное.
Лиза падает на колени у кислотной лужи. Силы покинули ее, горе взяло верх над неуязвимым телом демоника.
— Зачем? Зачем? — плачет она, протягивая мне руки. — Неужели нельзя по-другому? Сеня, пожалуйста…
— Только так можно победить Монстров Хаоса, — отвечает вместо меня Перун. — Это единственный путь. Самопожертвование лучшего из людей. Все вероятности указывают на это.
— Я не согласна! — Лиза вскидывает мокрое лицо, она хватает меня за чешуйчатый обрубок плеча. — Ты слышишь! Я сейчас сбегаю за Целителем! Тебя вылечат!
Мне больше не даются слова, слишком больно. Тело полуразложено, кислота шипит в ранах. Но я еще способен на мыслеречь.
«Прощай, моя жена — проникает мой голос в чистое незамутненное сознание девушки. На миг я поражаюсь, насколько она чиста и непогрешима. — Береги «сестер».»
— НЕТ!!! — глаза Лизы вдруг наливаются белым светом. Нет, это не лиловая нафта Беумуса. Это…
— Фрактал Бесконечности… — в шоке вскидывает брови Перун. — Лиза, не вздумай!
Фрактал Бесконечности? Та самая сила, что способна менять реальность? Что способна низвергать цивилизации и крушить планеты?
Грозный голос Перуна силится перекричать гром.
Но поздно. Вдруг небо над кладбищем застилает пелена сверкающих грозовых туч. Громыхает оглушительный раскат грома.
Лиза выпрямляется и говорит четким, сильным голосом:
— Я желаю, чтобы мой Сеня был жив.
И плотный шквал ослепительно белых молний взрывает всё вокруг. Мир исчезает в белом сиянии.
— Хлебни водички, одноножка! На еще! Миша, ты только представь! Он с моей Леськой уроки делал! Во-о-от же, скот!
Писклявый голос доносится сквозь толщу воды. Она повсюду, рвется в глотку, забивает уши, из-за отсутствия воздуха жутко горят легкие, дерет гортань. На мой затылок давит чья-то рука, не дернуться. Что это за бугай? Нет, правда, что за гигантский монстр способен на такое… минуточку, «одноножка»? «Моя Леська»?
Разум мыслит холодно, несмотря на нестандартную ситуацию, всё же, судя по запасу легких, мое резко ослабшее тело еще способно прожить семь минут, целая вечность. Услышанные слова быстро проанализировались. Чувство ностальгии не покидает меня, но ладно, с этим потом разберемся, сейчас первостепенен доступ к воздуху.
На инстинкте резко двигаю локтем назад.
Хрусь!
Вой боли глушится толщей воды, но давящая хватка исчезает, и я выныриваю. Глубоким вдохом наполняю легкие воздухом, пока глаза исследуют окружение. Увиденное не радует.
Обижают меня двое дрыщей, второй раз обижают, причем, по уже однажды пройденному точь-в-точь сценарию. Витя Свиридов и Миша Корсов собственной персоной. Первый по традиции закрывает рукой фонтанирующий кровью разбитый нос. Вокруг лесной берег и водная гладь реки. Природа под Тверью всё так же завораживает.
— Меньше всего на свете ожидал увидеть вас двоих, болотопсы