не вплотную к наглухо задраенным казематам. Стрелять в такой ситуации было безумством чистой воды — один поворот, легкий крен и беспокойные волны хлынут в широкие горловины амбразур. И придет погибель, от моря более верная, чем от русских снарядов.
— Ох…
В спину ударило, и от падения Евгения Романовича спасли леера, уцепился руками. Вражеский снаряд разорвался на боевом марсе, который моментально искорежило — шесть дюймов артиллерии, безусловно, опасны, а за первым попаданием могут последовать и другие. «Ниссин» ввел в дело два 152 мм орудия, расположенных на верхней палубе, и несколько противоминных трехдюймовок.
В ответ гремели слитные залпы главным калибром, беспрерывно стреляли одиннадцать 75 мм пушек с верхней и батарейной палуб — таких орудий русский крейсер нес 24, ровно две дюжины. Хотя сейчас Евгений Романович предпочел бы вместо них, практически бесполезных, так как все снаряды без взрывчатки (обычные стальные болванки), четыре шестидюймовые пушки Кане, по паре на каждый борт дополнительно. Как на новых крейсерах, которые при равном водоизмещении были гораздо быстрее, и при этом лучше вооружены. Причем, даже почти вдвое меньший крейсер-яхта «Светлана» имел в бортовом залпе четыре таких пушки против пяти «авроровских», и скорость на целый узел больше — 20 против 19 по «паспорту». Вот такими крайне нескладными получились три «отечественных богини», а так русские моряки называли «Аврору», интернированную в Сайгоне «Диану» и затопленную в Порт-Артуре «Палладу».
И сравнение с тем же «Богатырем» или «Аскольдом» «богини» проигрывали по всем показателям. Также как «Ослябя» в сравнении с «Цесаревичем», что стал родоначальником новых броненосцев типа «Бородино». И это при том, что по своему водоизмещению «отечественные изделия» нисколько не уступали, даже чуть превосходили, и были дороже по стоимости. Вот такой парадокс случился на русских верфях!
И с дальностью плавания, на которую так рассчитывали кораблестроители, вышло скверно. Нет, угля как раз «богини» и «пересветы» могли принять много, только их котлы оказались прожорливы до безобразия, недаром «Ослябю» именовали «углепожирателем». Так что, имея дальность плавания всего на одну тысячу миль больше, чем «Олег», другими достоинствами своего напарника «богиня утренней зари» не обладала.
И тут все понятно, и насквозь циничный ответ можно найти на такие «парадоксы». Недаром сказал один классик — воруют-с!
— Вас в спину ударило осколком, Евгений Романович — если не кираса, то убило бы сейчас на мостике!
Старший офицер крейсера капитан 2 ранга Небольсин оказался за спиной, проведя ладонью по заметной вмятине в кирасе. Качнул головою, негромко произнес:
— Повезло вам изрядно, что адмирал приказал эти доспехи изготовить. А мы поначалу возмущались, особенно мичманцы, что нас тут в «кирасиров морских» превращают. Благодаря им убитых и раненых немного, и трех десятков не наберется!
— Полезная задумка, зря их заблаговременно не изготовили — ведь семь месяцев от Либавы до Цусимы плыли. А что касается нелепого вида, особенно для господ офицеров, то в бою не на балу!
Егорьев посмотрел на старшего офицера, тот тоже был в кирасе, серое пятно брезентового чехла выделялось на черном кителе. А каска, похожая больше на тазик, с вмятиной на краю, уже не вызывала улыбки.
— Аркадий Константинович, а вам голову бы разбило, если не каска. Так что не зря вы ее носите!
— Оглушило изрядно, это так, Евгений Романович, но зато теперь знаю, что даже тонкий лист железа, если его правильно изогнуть, от осколков спасет обязательно! Прошу меня простить, но теперь нужно идти на кормовой мостик — увидел попадание в марс, вот и решил проверить, нет ли здесь пострадавших от взрыва…
Договорить старший офицер не смог, осекся. Его слова прервал разрыв шестидюймового снаряда как раз на кормовом мостике. Егорьев только головой покачал, глядя на спину побежавшего по переходному мостику «старшего» — судьба фактически сохранила ему сейчас жизнь.
— «Ивате» возвращается!
От громкого выкрика сигнальщика Егорьев вздрогнул, но сразу вздохнул с нескрываемым облегчением — этого он и добивался своим нападением на «подранков» — «Якумо» и «Ниссин». Жаль, что оба миноносца, истратив последние торпеды, сразу ушли на соединение с эскадрой. Будь на них запасные самодвижущие мины, то уже бы с «подранками» все было покончено — на плаву бы продержались лишь несколько минут.
— «Ивате» направил в нашу сторону прожектора!
Евгений Романович боялся, что японский крейсер догонит «Олега», машины которого уже не могли выдать двадцати узлов. А так все хорошо — дай бог «Ниссин» удалось повредить, хоть и слабы шестидюймовые снаряды, но в освещенный прожекторами вражеский крейсер попадали исправно. Теперь нужно бежать как можно быстрее на восток — «Ивате» гораздо быстрее, и если догонит, то «Аврора» обречена…
Схема артиллерийского вооружения бронепалубного крейсера 1 ранга «Аврора»
Командир «Авроры» капитан 1 ранга Е. Р. Егорьев
— Ох, твою мать… Чего я до сих пор не подох!
Пробуждение вышло внезапным и ужасным — видимо, принятая убойная доза коньяка позволила ему немного поспать, однако хмель уже выветрился, и боль снова принялась неутомимо терзать несчастное человеческое тело, что скрючилось на койке, как младенец в утробе матери.
— Грехи мои тяжкие, за что такая напасть!
Фелькерзам выругался, с трудом присел спустив ноги на пол, провел рукой по груди — рубашка была мокрой и так едко воняла, что одновременно накатила тошнота и захотелось чихнуть.
— Федор!
Не успело отзвучать имя, как в каюту тут же вошел старый вестовой, словно сидел ночью у незапертой двери. А может там и сидел, охраняя тревожный сон своего адмирала.
— Приняли команду «Нахимова»⁈ Сколько я спал?
— Сняли всех, ваше превосходительство, еще час назад. А спали вы почти два, часы ведь на столе, я их заводил.
— Ах да, прости, забыл — от боли глаза на лоб лезут. «Микстуру» дай, уж больно тяжко терпеть…
— Сейчас, Дмитрий Густавович, я только из бутылки во флакон перелью — чуть подождите, — матрос открыл нижнюю дверцу поставца и выдал такой замысловатый «загиб», что Фелькерзам вначале насторожился, но принюхавшись, все моментально понял.
— Прости, Дмитрий Густавович, недоглядел, — верный вестовой встал перед ним, склонил голову, понурился, с видом побитой собаки. Чуть запинаясь, негромко пояснил:
— Когда бортами стукнулись, бутылки друг от друга ударились и побились. Я ведь не чуял, за дверью был, а как сейчас зашел, то запашок сразу же унюхал. Моя вина — мне и ответ держать!
—
