на карте
Указательным перстом.
— Браво, Константин Николаевич! — восхитился Головнин. — Не замечал за вами ранее склонности к поэзии.
— Да какое там. Просто слышал где-то и запомнил.
— Как будет угодно вашему высочеству, — принял таинственный вид секретарь.
Голову даю на отсечение, что сегодня же растрезвонит и стихи, и имя самозваного автора по всей столице. Ну да бог с ним.
— Есть что-нибудь еще, достойное внимания?
— Пришли новости с Кавказа. Наши доблестные войска в двух сражениях сломили сопротивление турок. 12 ноября бой под Ахалцихом, где семь тысяч русских штыков, под начальством князя Андроникова, разбили восемнадцатитысячный турецкий корпус Али-паши, шедший к Тифлису. И 19 ноября князь Бебутов разгромил под Башкадыкларом втрое превосходившие его числом основные силы турок. Враг, потеряв шесть тысяч убитыми, вынужден был отступать. Как изволите видеть, полная победа!
— Что ж, это с одной стороны не может не радовать, а с другой наверняка подтолкнет Париж и Лондон к более активным действиям. Отправка войск для удержания турецких владений от полного поглощения Россией — достаточно весомый повод для отправки своих войск на восток, как думаете?
— Возможно, — предпочел уклониться от прямого ответа Головнин. — Исключить такой драматический исход никак нельзя.
— Более того, наши номинальные «союзники» — австрияки и пруссаки — наверняка или устранятся, или того хуже, выстроят против нас отнюдь не дружелюбный комплот.
Интересно было, как на мои рассуждения отзовется этот внешне малосимпатичный, с грубоватыми, какими-то рублеными чертами лица человек. Разве что глаза его светились умом. Хорошо бы понять, насколько он готов быть откровенен со мной и насколько ему можно доверять?
— Хм, надеюсь, ваше высочество не станет озвучивать такого рода идеи его величеству? Не думаю, что сейчас подходящий момент. Наверняка они не будут восприняты правильно, даже если ваши предположения и окажутся совершеннейшей истиной…
Кажется, в этом мой секретарь прав. О личности Николая I мне известно прискорбно мало и по большей части из школьных учебников. А там что: декабристов частью повесил, частью сослал в Сибирь, Пушкина обижал, Дантеса не наказал, крепостное право не отменил, зато любил пороть солдат шпицрутенами, за что и получил прозвище — Палкин!
А ведь сейчас передо мной окажется не просто глава государства, а еще и… папа! Судя по отрывочным воспоминаниям, Костя отца не просто любит, а благоговеет перед ним. Тот, в свою очередь, именно его считает своим любимым сыном и внимательно следит за успехами талантливого отпрыска. Нет, тут рисковать никак нельзя…
— Благодарю за совет, Александр Васильевич. Не премину им воспользоваться… но где же мой доклад?
— Извольте, — подал мне с поклоном тоненькую папку из красной кожи с золотым императорским вензелем Головнин.
— Не напомните вкратце, что там?
Первыми шли нелицеприятные известия о нашей так долго и тщательно готовившейся кругосветной экспедиции фрегата «Аврора», корвета «Наварин» и транспорта «Неман» для крейсерства в составе восточносибирской эскадры генерал-адъютанта Путятина, отправленного годом ранее на фрегате «Диана» в Японию для установления дипломатических отношений с правительством сегуна.
И если «Диана» показала себя отлично, то вот «Наварин» и «Аврора», к сожалению, получили значительные повреждения и были вынуждены встать на ремонт в Англии. А транспорт «Неман», направлявшийся на Камчатку, и вовсе затонул в Северном море. Об этом теперь следовало доложить царю. И самым досадным здесь оказывалось то, что эти корабли были тщательно отобраны из всех трех дивизий Балтфлота, как самые крепкие и надежные! Что же тогда говорить про остальные⁈
Следующим пунктом была давно идущая тяжба по поводу казенных лесов с министерством государственных имуществ. Константин Николаевич справедливо полагал, что морским офицерам не стоит заниматься лесоводством, и хотел передать все это хозяйство соответствующему ведомству. Однако руководивший им граф Киселев всячески открещивался от подобного «дара».
Не имея возможности возражать по существу, он упорно саботировал эту передачу и выставлял заведомо неприемлемые условия. Например, предлагал морякам заниматься самовывозом корабельного леса. Разумеется, подобное предложение никак не устраивало великого князя, и конфронтация нарастала.
— А это что?
— Предложение по секвестрованию расходов, — пояснил секретарь. — Я знаю, что документ до конца не проработан, но мне показалось, что для государя это будет приятным сюрпризом. В особенности после неутешительных известий от Путятина.
Опаньки! Оказывается, Костя тщательно изучил расходы всех департаментов своего министерства и пришел к выводу, что, по крайней мере, часть их можно безболезненно сократить. Экономия получалась весьма внушительная. Никак не менее трехсот тысяч серебром. Да, царю эта рачительность, несомненно, понравится, но ведь тогда эти деньги останутся на счетах министерства финансов, от которого снега зимой не допросишься! А расходов на подготовку к войне с объединившейся против России Западной Европой предстояло очень много. Так что лучше денежки все-таки получить, а уже потом решать, куда их направить. Решено, этот документ следует придержать, чтобы на досуге изучить более внимательно. Так, глядишь, средства и появятся…
— Александр Васильевич, — строго взглянул на сотрудника. — Полагаю обсуждение этого вопроса преждевременным!
— Как вам будет угодно!
— А это что?
— Утверждение сметы на строительство гребных канонерских лодок по проекту контр-адмирала фон Шанца.
— Вот оно что…
В памяти снова возникли воспоминания, но теперь уже мои. Когда началась война, и на Балтике появились эскадры союзников, выяснилось, что противостоять ему нечем. Судя по «успехам» посланных на Дальний Восток кораблей, удивляться тут нечему. И тогда великий князь Константин приказал построить целый флот винтовых канонерок, причем отдал на это свои собственные деньги. А что, собственно говоря, мешает сделать это прямо сейчас?
Мои размышления прервало вежливое покашливание секретаря.
— Кхе-кхе, ваше высочество, позволю напомнить, что через полчаса вам необходимо быть у императора.
— Так скоро?
— К девяти утра. А сейчас уже восемь тридцать две.
— Что ж ты молчал… Едем!
Спокойствие Головнина объяснялось просто. Зимой Константин, то есть я, предпочитал жить в столице, а не в Павловске или Стрельне. Так что добираться далеко нам не понадобилось. Разве что по пути пришлось немного прибавить шага, но ровно в девять мы оказались в приемной императора.
[1] Мандт Мартын Мартынович — врач, хирург, доктор медицины, лейб-медик Николая 1. По происхождению пруссак.
[2] ШМИП — Школа мичманов и прапорщиков.
Человек предполагает, а Господь располагает, говаривали наши предки и были совершенно правы. Как бы ни планировалась первая встреча с царем, все сразу же пошло кувырком. И виноват в этом, конечно же, оказался
