постоянной бессонницей будущий пророк забыл одну немаловажную деталь, а именно: торчащий из груди мертвеца верный боевой меч. Оплошность была непростительной и судьбоносной. Тому, кто попытался бы раскрыть это преступление, было заранее всё ясно…
***
Прибывший на место убийства знаменитый сыщик Назир Абд аль-Хаммам по прозвищу Неутомимый, поглаживая дерзко закрученные вверх чёрные усы, задумчиво сообщил испуганной толпе зевак обступившей труп:
- Самоубийство, как версию, пожалуй, уместно исключить. Хотя при определенной сноровке и находчивости этот человек, безусловно обладающий большой физической силой вполне мог сам себя проткнуть мечом, а затем броситься под проезжающую мимо колесницу, скажем, из-за несчастной любви э… э… э… к молодой рабыне из местной каменоломни. Он ведь был надсмотрщик? Чувство долга вступило в яростный конфликт с зовом любящего сердца. Он одновременно был вынужден сечь её кнутом и при этом любить до безумия. Неразрешимость данной дилеммы привела к чудовищной трагедии. Всё сходится, друзья мои, но в этой чудесной мозаике есть одно слабое звено, а именно: выражение лица покойного.
Зеваки в ужасе вгляделись в застывшие черты убитого.
- Да-да именно! – потряс над головой указательным пальцем знаменитый сыщик, услугами которого по слухам часто пользовался прежний фараон время от времени теряющий свою вставную деревянную челюсть. – На лице усопшего застыла гримаса невероятного изумления, не вызывающая никаких сомнений. Мог ли в этом случае самоубийца застать сам себя врасплох, спросите вы?
Назир выдержал эффектную паузу. Своё последнее дело он раскрыл с триумфальным блеском, расследовав загадочное убийство молодой знатной египтянки на борту многовёсельного военного корабля плывущего по Нилу. Преступниками оказались её новоиспечённый муж и лучшая подруга, которые в прошлом были женихом и невестой. Обоих тут же скормили пятиметровым нильским крокодилам.
- Я вам отвечу. Да, мог! Но боюсь перед нами совсем другой случай и я во всеуслышание заявляю, что произошло вероломное убийство египтянина, совершённое с особой изощрённой жестокостью и цинизмом. Я, прославленный Назир Абд аль-Хаммам, клятвенно обязуюсь ещё до заката семи солнц найти и разоблачить подлого убийцу, ибо это мой долг перед всем египетским царством.
Так бесславно и грустно закончилась спокойная благополучная жизнь несчастного, отмеченного жестокой судьбой будущего пророка Моисея.
Глава 2 Назир Абд аль-Хаммам идёт по следу
«Беда многих — половина утешения».
Древняя иудейская мудрость.
Но всё тайное, как известно, рано или поздно становится явным. Моисею и в голову не могло прийти, что знаменитый сыщик пойдёт по его следу. Покинув место своего преступления с тяжёлой душой, будущий пророк остановил колесницу рядом с дерущимися израильтянами, которые перегораживали проезжую часть довольно узкой египетской улочки. Собратья по крови яростно пускали друг дружке кровь, орудуя широкими блестящими ножами. После совершения страшного злодеяния у Моисея внезапно проснулась дремавшая добрых сорок лет и, судя по всему, напрочь отсутствующая совесть и он не мог допустить очередного смертоубийства, происходившего прямо у него на глазах. Как понял будущий пророк из обрывочных фраз перемешенных с изощрёнными ругательствами, иудеи не поделили уютное место под одной из пальм, растущих у храма бога Тота.
Место и впрямь было приятным во всех отношениях, обширная тень позволяла расположиться тут со всем комфортом, а журчащий рядом фонтан приносил блаженную прохладу. А день начинался жарким даже по меркам древнего Египта.
- Ша! А ну прекратите этот гармидер, немедленно, – закричал на дерущихся Моисей, спускаясь с колесницы.
Кого он хотел обмануть? Наверное, всё-таки себя. Ведь загладить вину перед Богом уже никак не удастся. Противники удивлённо посмотрели на статного чернобородого сорокалетнего красавца с небольшой проседью в густых волосах, разъезжающего по городу в великолепнейшей достойной фараона колеснице. Но вот одежда на незнакомце была самая обычная.
- Это, наверное, дворцовый конюх, – вслух предположил один из иудеев. – Типичный шнорер. Шо, таки украл царскую колесницу? За такое тебя по голове египтяне не погладят, это уж точно.
- Да-да, - быстро закивал второй иудей. – Сколько хочешь выручить за чудесный экипаж? Впрочем, много мы тебе не дадим, сам понимаешь, колесница теперь значится в угоне, так что аппетиты свои, пожалуйста, поумерь.
«И к этому народу я с рождения принадлежу!» - скорбно подумал Моисей, а вслух произнёс:
- Горько видеть мне вас. Не достойны вы скорого освобождения от египетского ига. Чем занимаетесь вы? Дерётесь и бездельничаете, не желая работать и умножать плоды трудов своих. Вы что думаете, придёт какой-нибудь гой и освободит вас из плена египетского? Нет, этого никогда не будет, ибо ключи от свободы вашей только лишь в руках ваших.
Недавно готовые прикончить друг друга иудеи переглянулись затем тот, что был с короткой козлиной бородой, красноречиво покрутил пальцем у виска.
- Это смешно сказать, не то что подумать, – удивлённо развёл руками второй израильтянин. – О каком египетском иге ты нам тут твердишь? Посмотри вокруг себя, зенки свои разуй, разве похожи мы на несчастных страдальцев? Мы живём как хочем и даём так же жить другим. Наши шахеры-махеры никого не касаются. Фараон может даже наделать под себя на своём золотом троне, но мы всё равно никогда не станем плясать хору агадати под его поганую дудку.
«Гордые, храбрые и безумные!» - грустно подумал Моисей, понимая что в чём то незнакомый ему иудей сейчас отчасти прав.
- О какой свободе таки говоришь ты? – продолжал удивляться разговорчивый соплеменник. – Мы пришли в Египет на всё тёпленькое, чем и пользуемся благополучно по сей день. А ты предлагаешь нам искать иной жизни и мало того свергнуть, как ты выразился, «египетское иго»? И шо мы таки потом будем делать в развалинах, усеянных нашими и египетскими трупами? Разве подумал ты об этом? Путь крови и насилия ни к чему хорошему никогда не приводил.
- Но ведь вы только что чуть не убили