— Объявить на весь мир, что мы у себя дома не можем сохранять имперскую законность и порядок?! Да я тебя расстреляю! — заорал гаулейтер.
— Волк, я ведь…
— Господин гаулейтер!!! Меня зовут господин гаулейтер!!! — Кричал главный поднимаясь со стула. — А ну встать!
МИДовец вскочил и вытянулся по стойке смирно, с ужасом глядя на то, как Волк выдергивает из кобуры свой старенький «Люгер».
— Пошел вон отсюда, пока я не продырявил твою башку!
Министр иностранных дел, быстро, как мог на ватных от страха ногах, развернулся и засеменил к выходу. Когда за ним захлопнулась дверь, гаулейтер сел на свое место и вернул оружие в кобуру.
— А не пойдет ли он сейчас от страха прямиком в стойло сторонников Ганса? — тихо проговорил шеф гестапо.
— Догони его и в профилакторий на карантин, до особого распоряжения, — приказал ему Волк.
— Сделаю, — главарь тайной полиции бросился догонять проштрафившегося министра.
— Ну, все-таки, что делать-то? — тихо, словно самому себе, произнес министр пропаганды.
— Может, пока Ганс там разглагольствует на митинге, снайпером его снимем? — предложил Гейдрих.
— Ага, и тогда это быдло начнет крушить все вокруг. — Покачал головой гаулейтер.
— А если выйти и сказать что мы с ним согласны и предложить ему пост в имперской канцелярии?
— Я уже думал над этим. Во-первых, после того как мы отдали его на растерзание Топору, не думаю что Ганс захочет с нами иметь дело. Во-вторых. Если мы согласимся с ним, значит, согласимся с тем, что немедленно надо начать войну. А мы не готовы. Это дикая авантюра.
— Но если мы убедим его повременить? — Гейдрих развел руками.
— Ты что, не видишь, что он спятил совсем? Ганс был слизняком неприметным. Все удивлялись, как он вообще штурмовиком стал. И вдруг он осмелился бросить вызов. И не кому-нибудь! Мне! Всему нашему укладу! Нашему порядку! — Волк завелся, говоря все громче. — У него с головой что-то и мы не сможем его убедить! И вообще! Никаких переговоров с предателем!
— А ты сам что предлагаешь? — подал, наконец, голос до сего момента молчавший комендант.
— Если бы я знал, я бы собрал вас здесь, бездельники чертовы?!
Дверь приоткрылась, и появился ССовец из личной охраны гаулейтера.
— Господин гаулейтер. Разрешите? Пограничники сообщили, что с поверхности пришли сталкеры. Двое.
— И что?! — рявкнул главный.
— Ну, так ведь есть указание, о прибытии сталкеров сообщать коменданту и бригаденштурмфюреру лично.
— Как их имена? — спросил Гейдрих.
— Сергей как-то… Маковецкий что ли. И контуженный с ним какой-то.
— Почему доклад не четкий?! — еще громче рявкнул гаулейтер.
— Прошу прощения. — Охранник вытянулся. — Но на посту их встретил Череп. Вы же знаете. Он тупой осел.
— Маковецкий? — Гейдрих поморщился. — А ты ничего не путаешь? Это вроде интелигентик такой был. Актер или черт его знает…
— Кличка у него, не то Бумажник, не то Бумажкин. — Пояснил ССовец.
— Ах, вот оно что, — Гаулейтер усмехнулся. — Маломальский. Вот уж не думал. И что ему надо?
— На них мутанты напали. Согласно межстанционного договора о статусе сталкеров просит прохода в тоннели.
Гейдрих взглянул на главного.
— Может он знает что-то о судьбе пропавших парней, из которых только один Ганс и вернулся? — Тихо произнес бригаденштурмфюрер.
— Да вот, мне тоже мысль такая в голову пришла, — Кивнул гаулейтер. — Ладно. Господа. Вы пока свободны. Обо всех изменениях ситуации с Гансом докладывать немедленно. Но пока ничего не предпринимать. Охрана!
— Да, господин гаулейтер! — ССовец щелкнул каблуками.
— Давай сюда этих сталкеров.
* * *
Странный шум, доносившийся через межстанционный переход, было слышно даже в этом темном коридоре за железной дверью. Было, похоже, что там какой-то митинг. Что собственно не удивительно. На станциях с одиозными режимами, где во главу угла ставилось не банальное царапанье человека за выживание, а еще и некая глобальная идеология, это в порядке вещей. Однако почему межстанционный переход был перегорожен баррикадами, и там была масса элитных бойцов рейха в полной боевой амуниции? Это ведь он заметил краем глаза. И в рейхе царила какая-то нездоровая атмосфера. Ощущалось это явственно по нервозности и какому-то тревожному ожиданию нацистов. Им ведь даже глаза забыли завязать, что обычно практиковалось для транзитников и в рейхе и на красной линии.
И вот теперь, их завели за очередную дверь, украшенную распростертым орлом сжимающим лапами кольцо лаврового венка с трехконечной свастикой внутри.
Это было довольно просторное, по меркам метро помещение с длинным столом обставленным стульями. Вдоль стен железные шкафчики и знамена рейха. Позади восседающего за главным местом стола человека, стоял большой портрет Адольфа Гитлера (интересно, где они взяли такой портрет?), достающий от пола до низкого потолка. Освещение было здесь еще более сумрачным, чем в багряном полумраке станции. Небольшие газовые лампы с каким-то кофейным светом, лишь скудно освещали стол, хозяина и портрет за его спиной. Все остальное тонуло в сумраке и угадывалось лишь призрачными бликами.
— Какие люди, — усмехнулся гаулейтер. — Ну, здорова, Бумажник.
— И тебе хайль Гитлер, Волк. — Ответной усмешкой осветил его Сергей, — Или все-таки Вольф? Или Вервольф?
— Заткнись и присаживайся, — добродушно махнул рукой гаулейтер.
Маломальский сел на свободный стул перед гаулейтером.
— А вы, любезный, тоже садитесь. — Кивнул Волк Страннику. — К сожалению, не имею чести знать, кто вы такой. — Говорил он приветливо, однако, не убавляя властных ноток надменности, не давая гостям забывать, что они лишь случайные люди в империи высшей расы.
— Странник, — коротко ответил тот, садясь рядом со своим товарищем.
— Ясно. — Гаулейтер кивнул и, потеряв интерес к Страннику, обратил свой взор на Маломальского. — Ну, Серега. И каким подземным ветром тебя сюда занесло? Уж насколько я знаю, твоя толерантная натура всегда старалась обходить наш рейх стороной.
— Пути сталкера неисповедимы, — развел руками Сергей. — Всякое бывает в жизни.
— Ты еще скажи, дерьмо случается, подразумевая под дерьмом конечно необходимость спуститься с поверхности именно в рейх.
— Не язви, Волк. Сталкеры вне политики.
— Ну конечно, — ухмыльнулся гаулейтер, — вы же озабочены выживанием всех людей. Даже не задумываясь, что среди них есть сброд похуже мутантов.
Маломальского так и подмывало сказать: — «Это ты про себя?». Однако он сдержался, лишь улыбнувшись и небрежно положив на стол перед этим человеком книгу.
