Ваш покорный слуга Марк Твен до сих пор поражается черной неблагодарности, которую император Николай выказал по отношению к бескорыстным добродетельным англичанам. Вместо того чтобы пасть ниц перед столь мудрыми и всеми любимыми учителями и умолять их уделить ему хоть толику их несравненной мудрости, молодой человек собрал войска, вооружил их и решил вышвырнуть непрошеных гостей вон из своей страны.
Англичане были поражены его безумством. Они пытались убедить его, что он по своей молодости и необразованности заблуждается и глубина его заблуждения составляет не менее тысячи миль. По просьбе главного учителя и наставника, фельдмаршала Бингхэма, генерал Мэтьен отправился лично к молодому императору, дабы объяснить ему его ошибку.
Генерал не любил путешествовать один, а потому прихватил с собой два кавалерийских полка. С таким сопровождением Мэтьен рассчитывал убедить императора изменить свою точку зрения на английскую помощь, отказаться от своей дикости и присоединиться к хору тех народов, что от всего сердца прославляют мудрое и доброе правление английских джентльменов.
Однако все произошло не так. Сотня диких солдат и диких офицеров, служивших молодому императору, подло напали на англичан в тот момент, когда те уже совсем было собирались напасть первыми. В результате два кавалерийских полка и сам генерал Мэ-тьен умерли. Совершенно неожиданно. Должно быть, местная незнакомая кухня оказалась слишком тяжела для британских желудков.
А император не унимался. Он послал одного из своих друзей, генерала Ренненкампфа, отправиться к англичанам, найти там фельдмаршала Бингхема и передать ему, что император остался приверженцем прежних взглядов и не желает видеть англичан в России. Что Ренненкампф и сделал.
Когда я увидел огромную массу людей, отправляющихся в сторону от фронта, то по присущей мне трусости решил отправиться с ними. Я неплохо знал генерала Ренненкампфа и потому попросил его разрешить мне сопровождать его в его поездке. Генерал удивился, похмыкал в свои пышные усы и спросил, действительно ли я хочу этого?
Не чувствуя подвоха, я заверил его, что хочу и очень.
Генерал покачал головой и сказал, что если я хочу, то он велит привести мне лошадь. Что и было сделано незамедлительно.
Моя лошадь была добрым, кротким существом, с умными глазам и покладистым характером. У нее был только один недостаток: она не любила американцев! Что и продемонстрировала мне в полном объеме. Прежде чем мне удалось укротить ее, она изрядно вываляла меня в грязи и вымочила в нескольких встречных ручьях и речушках. Но это было еще не самым большим моим разочарованием.
Оказалось, что мы едем не в тыл. Вернее, в тыл, но не к своим войскам, а к англичанам. Для чего генерал Ренненкампф задумал обходной маневр по непроходимым болотам вдоль речки Мги.
Подробности этой поездки я запомнил плохо. Помню только, что кони увязали в болоте по брюхо. Они храпели и бились, тщетно ища под копытами твердую опору, а окружавшие их люди в высоких меховых шапках упрямо тянули животных через трясину. С неба посыпался промозглый осенний дождь, но замерзшие и окоченевшие казаки двигались через болото, пробиваясь вперед с упорством, характерным, скорее, не для людей, а для муравьев. И это упорство было вознаграждено. Болото сменилось открытой водой, дно стало плотнее, вода -глубже, а холод -пронзительнее. Кто-то сказал, что до твердого и сухого места уже недалеко -не более пяти миль.
Мы сбились вместе и с удвоенным усилием потащили вперед пушки, зарядные ящики и несколько легких повозок с «единорогами». Офицеров заметно не было, но не потому, что их не было вообще, а потому что они наравне со всеми толкали застревающие колеса, тянули упрямящихся лошадей, волокли на широких спинах тяжелые ящики, патроны в мешках и охапки карабинов, оберегая их от воды. Когда же я попытался увильнуть от участия в этом увлекательном занятии, моя лошадь, очевидно войдя в сговор с казаками, просто сбросила меня в воду, как раз к тому месту, где у орудийного колеса не хватало еще одной пары рук...
Ровно через пять миль мы наконец выбрались на долгожданный берег -на сухое место. Ну, почти сухое: пожухлая трава была мокрой от хмурой мороси, которая сыпала и сыпала с хмурого неба.
Мне ужасно хотелось развести костер, обогреться, просушить одежду, но... Вот тут-то и выяснилось, что офицеры -друзья солдатам только иногда. В остальное время -начальники. Раздались команды:
-По коням! В колонну по три! Становись!
Навстречу выходившим из воды летели всадники. Впереди мчался генерал Ренненкампф, точно сошедший с картинки, до которых так охочи все мальчишки на свете. Пышные усы, твердый взгляд, дорогой конь под богатой сбруей. Рядом с ним -адъютанты, ординарцы, вестовые. Прямо как на картинке, которую восхищенный мальчуган долго таскал в кармане и она затерлась на сгибах, перепачкалась грязью и чернилами и надорвалась в двух или трех местах.
Всадники были перепачканы болотной грязью и мокры от воды, которая окружала их и сверху, и снизу. Даже генерал -и тот не уберег своего мундира. На боку и на животе у него расплывались бурые пятна, а к воротнику и фуражке пристала болотная трава, от чего он напоминал vodyanogo.
Но это совсем не огорчало Ренненкампфа. Да он, должно быть, и не замечал этих дополнений на своем мундире. Подскакав к нам, генерал осадил коня, да так резко, что тот присел. Осмотрев свое промокшее войско, он остался доволен. Разумеется, не тем, что все промокли, а тем, что даже мокрые солдаты все равно остаются солдатами, если у них сухой порох.
После небольшого совещания, на котором русские офицеры почему-то вспоминали не тактику и стратегию, а чьих-то матерей, было принято решение постараться успеть навестить англичан за ужином. Мы вскочили на наших лошадей и, замерзшие до крайней степени, поскакали туда, где дружелюбные и воспитанные английские джентльмены приготовили для нас горячий ужин.
К моему ужасу, оказалось, что нам приготовили не горячий ужин, а горячий прием. Стоило нам подъехать к городу Боровичи, где, как нам было известно, сидят англичане, как тут же раздался орудийный салют. Англичане радостно приветствовали нас, забыв, правда, что их пушки почему-то заряжены боевыми снарядами. Моя замечательная лошадь, которая не любила американцев, не сплоховала и тут. Она умудрилась подставиться под выстрел шрапнелью, в результате чего неожиданно издохла, а мне чувствительно попало в плечо, из-за чего я и оказался лежащим на земле.
Мимо меня пронеслась повозка с «единорогом», и я решил, что лежать в повозке будет лучше, чем на мокрой и холодной земле. Я окликнул казаков, сидевших в этой повозке, и они тут же подобрали меня, утверждая, что делают это лишь потому, что были близко знакомы с моей матушкой. После чего мы помчались дальше, вылетели на позицию британских орудий, и тут произошло нечто невероятное: казаки неожиданно начали стрелять по мирным, ничего не подозревающим англичанам.
