стороне, участок леса с террористами и обломки самолета.
Затрещали волосы, Тимофей прикрыл лицо руками от нестерпимого жара. Носоглотка горела, рука сама потянулась перекреститься, но тут на боевой заход вышла следующая тройка штурмовиков.
На этот раз, пилоты вывалили свой груз точнее, правда они сбросили уже не напалм, а кассетные бомбы.
И в этот раз Тиму с товарищами повезло, гряду задело только краем.
Следом последовал третий и четвертый заход штурмовиков.
Забившись как уж в щель под скалой, Тим уже попрощался с жизнью и даже не поверил, когда наступила тишина.
— Мать их перемать… — рядом хрипло матерился техник, через слово оплевываясь и кашляя.
— Жив, Степаныч? — Тим глупо ухмыльнулся.
— Ага…
Тимофей встал на колени и осмотрелся.
Деревья в лесу обстрогало словно топором, торчали одни стволы, а самолет внизу разнесло на клочья. Основной пожар погас, правда все вокруг заволокло едким дымом.
Утерев саднившее лицо рукавом, Тим крикнул:
— Все живы?
Как очень скоро выяснилось, что погибли только стюардесса Олеся и раненый пилот, которого не успели утащить в укрытие. Да Степанычу осколками камней несильно порубило левую руку и порвало ухо, но почему-то правое.
— Что это было? — устало поинтересовался посол. — Ни хрена не пойму, это нам помогали или…
— Или, — коротко ответил Тимофей. — Это нас всех пытались зачистить.
— Бля… — с чувством ругнулся техник. — Сраные расисты… — но тут же поправился с виноватой улыбкой. — Это я не про тебя Тимоха. Ты-то парень что надо! Свой в доску!
— Вертолеты! — вдруг заорал штурман. — Вон там! — он ткнул рукой. — Наши!
Тим уже сам увидел вдалеке силуэты родных Ми-8. Стало ясно, что и в этот раз получилось выжить. Пока выжить…
Вертушки, совершенно неожиданно, покрутились вдалеке, а потом ушли из видимости.
— Куда это они, мать иху так? — озадаченно ругнулся Дашук. — Что за хрень? Куда они? Может надо еще сигнал подать? Остались еще ПСНДешки [24] у нас? Не спи, штурман, тебя спрашиваю!
— Нету уже сигнальных патронов, Степаныч. — Штурман с обиженным лицом почесал в затылке. — Я же точные координаты успел передать. И что теперь? Самим идти? Да здесь негров с автоматами, как собак на улице. И эти… ядовитые змеи. Твою же мать…
Русанов и Сличенко молчали, но по послу и секретарю тоже было видно, что неожиданный маневр вертолетов их сильно беспокоит.
— Не переживайте, — спокойно прокомментировал Тимофей. — Они высадили поисковые партии, а сами ушли на точку подскока, чтобы не подставиться под возможный огонь с земли. Поисковики прочешут район, устранят возможную опасность, найдут нас, а потом по сигналу прилетят вертушки. Отдыхайте, часа два-три у нас есть. Лошадкин…
— Я Конев! — обиженно буркнул штурман. — Конев Игорь Александрович. Говорил же!
— Уж извини, Александрович, — Тим улыбнулся, а потом жестко скомандовал. — Пошел на пост, штурман Конев. Пусть другие отдохнут. Степаныч, дай ему «папашу»…
Техник подмигнул штурману и протянул Коневу пистолет-пулемет.
Конев неловко подхватил ППШ и уныло побрел с ним к краю гряды.
— Вы очень хорошо говорите по-русски Тимофей Тимофеевич, — с легкой озадаченностью заметил Русанов. — Причем так, словно постоянно вращаетесь в своей языковой среде. Это в Родезии? И все эти сленговые названия? ППШ папашей называют только фронтовики. У нас его давно не используют в армии. Вам-то откуда это знать?
Тим ругнул себя за лишнюю болтливость и спокойно ответил.
— У меня прадед и дед воевали с нацистами и встречались с русскими солдатами. К тому же ППШ — «папаша», разве не очевидно? Считайте что я сам придумал такое название. А что до языковой среды? Действительно, русских в Родезии немного, но они держатся всегда рядом, Дмитрий Олегович…
Краем глаза Тим заметил мертвую Олесю. Бортпроводница так и лежала на том же месте. Большие зеленые мухи уже грудились на теле и луже запекшейся крови под ней.
Тиму неожиданно стало очень жалко эту красивую и веселую, хотя и незнакомую ему девушку, он немного помедлил, встал и протянул руку к послу:
— Одолжите ваш пиджак…
Дождался, пока тот снимет его, а потом подошел к телу и аккуратно укрыл мертвую бортпроводницу.
— Хорошая баба была… — Степаныч зло шмыгнул носом. — Это она попыталась Колю спасти, он совсем рядом с гранатой лежал… — он посмотрел на тело мертвого летчика у скалы. — Любила она его, очень любила. А он ее нет. Сраные чернозадые обезьяны…
— Отставить, Дашук! — негромко прикрикнул Русанов. — Вы позволяете себе слишком много.
Борттехник недобро покосился на второго секретаря, но замолчал. Повисла тишина, разбавляемая только жужжанием мух над трупами.
Тим заметил рядом с мертвым летчиком гитару с малиновым бантом на грифе и спросил, обращаясь к технику.
— Чья гитара, Степаныч?
— Леськина, — охотно подсказал Дашук. — Жить без нее не могла, вот первым делом и потащила из самолета. Баба, что с нее возьмешь. Тут все горит, а она за инструмент свой хватается…
Тимофей улыбнулся и сходил за гитарой. Присел поудобней, взял пару произвольных аккордов, а потом заиграл мелодию из фильма «Щит и Меч» и негромко запел.
— С чего начинается Родина?
С картинки в твоем букваре,
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе
А может, она начинается
С той песни, что пела нам мать,
С того, что в любых испытаниях
У нас никому не отнять…
Тимофей никогда не отличался особым умением играть на гитаре, а Тим Бергер своим голосом, но сейчас получилось неожиданно хорошо: проникновенно и с чувством. Возможно потому, что еще не ушла радость от победы и скорбь по убитым товарищам. Абсолютно незнакомым людям, но говорившим на одном языке с Тимом.
Поднятого шума Тим не боялся, родезийские пилоты очень качественно извели все живое в диаметре пары километров вокруг.
Все изумленно уставились на Тимофея, а через куплет даже начали подпевать.
— С чего начинается Родина?
С заветной скамьи у ворот
С той самой березки что во поле
Под ветром склоняясь растёт…
Закончив петь, Тим про себя улыбнулся, очень довольный произведенным эффектом, потом выудил из своего ранца флягу с самогоном, болтнул ее возле уха
