Чисто машинально Фомин поймал автомат, брошенный ему сильной рукой Шмайсера. И тут же на громкой визгливой ноте взревел мотор, автомобиль дернулся и бешено рванулся в открытые ворота.
— Леша! Все, уходим! Уходим! Трофимыч, газуй, милый! — он дико заорал, не боялся нарушить тишину.
Да какая там тишина — внутри двора послышались выстрелы, там уже подняли тревогу. Фомин вспрыгнул на подножку «Бюссинга» и завалился на сиденье. Попович стремглав рванулся и запрыгнул в кузов, подхваченный руками отца с сыном. Грузовик взревел мотором и дернулся. И тут же в голове защелкал секундомер — замедлитель был настроен Путтом ровно на двадцать секунд.
«Марена! Когда же ты насытишься? — Фомин до боли сжал автомат, по щекам текли обжигающие слезы. — Будь ты проклята!»
— Простите меня! — застонал он, сцепив зубы.
Дрогнувшей рукой он еще успел перекрестить поворачивавшую за угол машину Шмайсера.
— Простите нас… И прощайте!
Это был его выбор, его и ее… И Фомин сейчас понимал его, понимал всем сердцем — жить без Маши тот уже не смог бы, не такой он человек.
— Прощайте, дети мои, царствие вам небесное! — Фомину на миг показалось, что это он шепчет сквозь стиснутые зубы, но, повернувшись к водителю, сразу же понял, что ошибается. По морщинистому лицу Ивана Трофимовича текли слезы — это была и его боль…
Машина прогрохотала мимо центрального входа, и Семен Федотович поднял автомат. Словно по заказу высокие двери распахнулись, и на тротуар вывалилось уймище солдатских гимнастерок и кожаных курток.
Грохнул винтовочный выстрел, и Фомин тут же резанул по толпе чекистов одной длинной очередью, полностью опустошив магазин. Патроны он не экономил, но стрелял недолго, из неудобного положения, ухитрившись извернуться в обратную сторону.
Груженую машину словно хлестанули, как призового рысака плетью — она сильно затряслась и забренчала, рискуя на полном ходу рассыпаться на части. Чекистов буквально смело свинцовым ураганом, разбросав изрезанные и искромсанные тела.
Стекла в здании лопались с чудовищным перезвоном, от каменной стены густой пылью полетела кирпичная крошка. Крупнокалиберный пулемет захлебывался смертоносным ревом, куда там слабеньким «дегтярям» или автоматам. И тут сиденье под Фоминым ушло куда-то в сторону, а тяжелый «Бюссинг» подбросило на мостовой, как пушинку. И уши тут же заложило грохотом чудовищного взрыва…
Все было как в прошлый раз, и он испытал своеобразное дежавю. Знакомая пристань, маленькая площадь перед ней, полукружье каменных и деревянных домов.
И два парохода, большой с бортовыми колесами и маленький буксир, что лениво дымили трубами, качаясь на медленно текущей темной воде широкой Камы. И три баржи, две из которых были под завязку набиты служивым людом: латышами в длиннополых шинелях и помятых фуражках, красногвардейцами в картузах и кепках да матросами в коротких черных бушлатах и бескозырках. На третьей посудине высился утыканный заклепками броневик с двумя пулеметными башенками, типа «Остин» — это Фомин определил сразу, довелось ему в свое время на таких машинках поездить. Рядом с бронеавтомобилем стояло трехдюймовое орудие с зарядными ящиками, еще парочка каких-то повозок и мотоцикл неизвестной конструкции. Изрядная мощь для одного батальона в три сотни штыков. Это был отряд, направляемый местным ВРК для борьбы с белыми под Уфой.
Погрузка на суда еще не закончилась — с десятка два разношерстных начальников продолжали толпиться на пристани, суетились потихоньку да оживленно галдели, как грачи на свежевспаханном поле. И немудрено. Красные были ошарашены мощным взрывом и неожиданно начавшейся и быстро замолкнувшей пулеметной стрельбой и еще пребывали в полном замешательстве. Их командиры, собравшиеся кучкой на пристани, никак не могли решить, что делать. То ли погрузку заканчивать и отправляться по назначению, то ли всем собравшимся людом к зданию Губчека бежать…
— Вовремя мы прибыли, Трофимыч! Разворачивайся к ним кормой и тормози! — Фомин криво улыбнулся и, высунувшись из кабины, оглянулся.
Вдали над домами ярчайшим куполом стояли багровые сполохи пожарища, темное вечернее небо быстро застилала черная дымовая туча. Фомин мстительно сжал зубы до хруста — не напрасно погиб Шмайсер, устроил местным чекистам апокалипсис.
— Во дворе бочки с бензином стояли, да в дощатнике ящики с патронами штабелировали. Вот потому и полыхает знатно! Быстро разгорелось — и пяти минут не прошло, — водитель сплюнул, выругался и завертел баранку, разворачивая «Бюссинг» задней частью к пристани. Затормозил, но мотор глушить не стал, тот вхолостую дымил.
— Однако все, ваше высокоблагородие! Я сделал свою работу, теперь вы свою делайте!
— Сделаем!
Фомин выпрыгнул из кабины, зажав в руках тяжелый ДТ, и быстро огляделся по сторонам. На их грузовик не обратили никакого внимания — ну приехал «черный ворон», ну и черт с ним. У команды Мойзеса могут быть тут свои заботы!
А это было как раз на руку, ведь сзади каких-либо служивых не было, а потому нападения с тыла ожидать не приходилось. Ладненько вышло, как по заказу. Причалы, пристань, речные лоханки — все было перед ними как на ладони. Сотня метров — даже для ручных пулеметов кинжальная дистанция, а крупнокалиберный пулемет на таком расстоянии любой легкий танк или броневик навылет прошивал. И заняли они позицию для фланкирующей стрельбы, самой выгодной для пулеметов.
Рядом с грузовиком стояла широкая крепкая лавка со спинкой, и Фомин быстро установил на ней пулемет. С ДТ невозможно стрелять с рук, необходим упор — тяжеловат пулемет, с сильной отдачей. В глаза сразу бросилась свежая надпись, выскобленная ножом на сиденье. Судя по французским словам, писал кто-то из образованных. Но вот если исходить из содержимого текста, то автор явно из гимназистов, причем не из числа отличников по учебе и поведению.
Надпись поминала большевиков крайне нехорошими словами — «мерде» и «бугр». И, несмотря на ситуацию, Фомин хмыкнул — с «дерьмом» он был согласен, но вот как быть с термином «педерасты»? Если брать моральный аспект, то возражений у него не имелось, А если физический, в прикладном ракурсе? Но филологию офицер тут же выкинул из головы, не время было с ней морочиться.
Сейчас они большевиков познакомят с другими словами — чисто русскими, матерными. Фомин принялся командовать, выигрывая драгоценные секунды. Внезапность огневого налета должна быть полной.
— Трофимыч! Тащи мне все диски! — Он присел на одно колено и прижал приклад к плечу.
Позиция была удобная — люди на барже были как на ладони. Но стрелять офицер не стал, требовалось еще раз оглядеться да распределить цели. Рядом, у поваленного набок заборчика, старший Фомин ставил на сошки ДП и по извечной крестьянской бережливости выложил рядышком стопкой три диска, похожих на очень толстые блины.
— Ба… Э… Братка! Эй, Попович?! Готовы?
— Всегда готов! — браво отозвался из кузова казак, вспомнив свое пионерское детство.
— К открытию стрельбы готов, ваше высокоблагородие! — несколько старорежимно, чисто по-уставному негромко отозвался отец.
Старый служака не мог просто иначе, хоть и брат приказывает, но сейчас он подполковник, а потому приказания следует выполнять беспрекословно.
— Сперва режем тех, кто кучкой на пристани стоит. Там начальство с комиссарами. Попович! Потом сразу обстреляй броневик и пройдись по пароходам. Выведи их из строя. Ясно?
— Так точно, господин подполковник!
— Ты… Федя! Стреляй по второй барже, я по первой! Бей короткими, пулемет при длинных очередях на сошках ходит, точность падает. Трофимыч! Ты диски нам подноси!
Фомин прижал пулемет и поймал в прицел людские фигурки. Те стояли относительно спокойно, только оживленно переговаривались да размахивали руками. На грузовик они не обратили ни малейшего внимания — ноль эмоций, фунт презрения. А такая беспечность сейчас была на руку.
— Ну, с Богом, мужики! Покажем им, где раки зимуют!
Оглушительное и свирепое рыканье крупнокалиберного пулемета полностью заглушило слаженную трескотню двух «дегтярей». Свинцовые струи за считанные секунды начисто выкосили собравшихся на пристани, как острая литовка с одного взмаха подрезает пучок осота. Вот только скошенная трава ровно ложится, а сейчас человеческие тела мгновенно изломало и расшвыряло по всей пристани.
Боекомплект ДШК составляли пули БЗТ — бронебойно-зажигательно-трассирующие, предназначенные для обстрела самолетов, легкой бронетехники, автотранспорта, деревоземляных укрытий. А потому любое попадание такой тяжелой пули, да еще с фосфорной начинкой, калибра в 12,7 мм, для гомо сапиенса заканчивалось фатально — конечности отрывало напрочь, головы лопались как переспевшие арбузы, туловища кромсало на куски, только ошметки во все стороны летели.
