— Конечно можно. Если взять и физически разрушить хранилище души или как его еще называют Филактерия, то лишенное управления тело окончательно упокоится. А вот если просто разрушить тело, оставив филактерию в целости, то рано или поздно, при наличии в окружающем мире достаточного уровня магической энергии, лич восстановит свое тело.
— И как эти Личи выглядят?
Пожимаю плечами и пытаюсь объяснить словами, еще раз жалея об отсутствии ноутбука. Нет — я не до такой степени дурак, что бы светить такую технику, но вот в одиночестве и тишине перерисовать парочку картинок прямо с экрана, прикладывая к нему на просвет лист бумаги, у меня бы мозгов хватило. Тем более что у меня в загашниках на ноуте довольно значительные заросли картинок рпгэшной направленности произрастали, гигов так семь или восемь. Там картинок всякой нечисти хватало.
— Обычно как скелет. В комплектации с магическим посохом или жезлом, одеянием мага, кучей амулетов накопителей и большого количества подконтрольной ему нежити, в основном некротической — скелеты там, зомби, изредка пары-тройки низших вампиров. Обычно прячутся по дальним участкам пещерной сети Подземья или в каком-нибудь глухом месте поверхности.
— Товарищ Ссешес, а вообще, зачем этому Личу нужно было похищать людей? — С легкой, многозначительной улыбочкой спросил Иванов.
Улыбочка конечно легкая, только вот скрывается за ней много чего. Сразу замечательное ощущение в организме и понимание что запахло жареным. Правда, все это разбавлено налетом немного других ощущений, но об этом по порядку. Тело начинает захлестывать волна разливающегося по венам адреналина и одновременно наслаждения. При этом беспокойство и страх уходят на второй план, подкрашивая предвкушение битвы и заставляя каждым ударом сердца и вздохом ощущать жизнь. Именно Жизнь с большой буквы. Поэтому я даже чуть подался вперед в предвкушении битвы. Хоть и словесной, но от этого не менее захватывающей и опасной.
— Думаю, ловил он всех подряд и животных тоже. А потом пополнял запасы магической энергии. — В голове при этих словах пронеслось: 'Что тут непонятного? Ему тоже жить хотелось, хоть то состояние, в котором находится Лич, жизнью можно назвать с большой натяжкой'
— И как же он это делал?
— Что? Ловил? Или пополнял?
'Тут самое главное не переиграть, хотя чего тут переигрывать — типичная словесная ловушка в исполнении хорошего специалиста. Направление вопросов можно просчитать на раз. И выводы тоже. Садист, палач… В людоедстве обвинить догадается? Агентура в виде Духа чащи мне уже доложила о факте потрошения Ивановым Сергеича. Так что сейчас будет проверка Иванова на прагматизм. А меня на чистосердечность, гуманизм и способность ведения конструктивного диалога. Короче — шпионско-дипломатические перетоптушки в детской песочнице.
— Второе.
'Внешне абсолютно спокоен, интереса не показывает, но судя по реакции ВаСю, с ехиднейшим выражением на мордочке рассматиривающей вышеозначенного Иванова, нервы у него присутствуют. Или охотничий инстинкт, что тоже не противоречит моим ощущениям. И он и я воспринимаем друг друга добычей, вкусной, необычной и опасной добычей. И это не может не радовать. Да начнется танец паутины слов и взглядов!
14.08.1941 г. Центральный морг г. Минска.
— Вилли, ты когда-нибудь видел такую картину? — бряцанье инструментов в кювете, тихий скрип отодвигаемого в сторону столика и многозначительный присвист потревожил патриархальную тишину сонного царства центрального минского морга.
— Хм… странно! Такое ощущение… Да нет — быть того не может. И сколько, говоришь, таких вот красавцев?
— Много, Вилли, много — полный эшелон трупов и два сумасшедших в кабине паровоза. И убей меня бог, Вилли, если я понимаю, в чем тут дело.
— Может, это газ?
— Газ? Вилли, скажи мне честно — посещение пивных интересовало тебя во время учебы гораздо сильнее, чем прозекторская в Мюнхенском университете? И скажи, пожалуйста — симптоматика какого газа похожа на это? Кожа нигде не повреждена, нет язв или хотя бы покраснений, признаков удушья тоже нет. Посмотри на препарат легочных тканей — следы воздействия какой-нибудь активной мерзости видишь? Вот и я о том же.
— И что это тогда? Не может же просто так, ни с того, ни с сего, умереть столько народа. Следы борьбы или агонии есть? Может, по ним можно что-то предположить?
— А вот с этим странно, Вилли. Очень странно… Лично я за всю свою сознательную жизнь такого не видел. Представь себе вагон, заполненный трупами… Мирно сидящими трупами, как будто замороженными за своими занятиями… Сидевшими на лавках, поправлявшими прическу и так и застывшими с гребешком в руках. Сжимающими уже закоченевшими руками открытые фляжки. Вилли! — говорящий с досадой бросил на металлическую поверхность стола скальпель, неприятно задребезжавший в кафельной тиши помещения.
— Вилли — ты знаешь меня уже чертову кучу лет. Но такого… Пальцы… Сожженные забытой сигаретой пальцы… И лица… Эти чертовы лица — с навсегда застывшим выражением удивления и легкой тревоги. Вилли! — срывающийся на крик голос эхом отразился от противоположной стены подземного зала, заставленной деревянными многоярусными нарами с находящимися на них телами. — Они… Они даже ничего не почувствовали… Ничего… Понимаешь, они даже не поняли что умерли… Все… Все они…
Говоривший остановился и тыльной стороной запястий, чтобы не запачкаться об грязные, порванные в двух местах перчатки, слегка помассировал себе глаза. После чего, немного успокоившись, уже другим — злым голосом продолжил:
— Но ничего! Ты же знаешь Вилли, не зря меня звали в университете хитрым лисом. Я понял! Я разобрался в том, что это было! Но убей меня бог Вилли, если я знаю что или кто это сделало… Вот! Посмотри на состояние крови. Посмотри. А потом скажешь мне, могло ли такое случиться с кровью за четыре часа, даже учитывая это чертово лето, в этой чертовой стране с ее чертовыми загадками! Убедился? Это еще не все. Вот давай перейдем вот к этому клиенту со спиленной крышкой черепа. Смотри… Смотри в каком состоянии мозговая жидкость. Ничего не напоминает?… Да Вилли! Да! Я не знаю как! Я вообще ни черта не понимаю, это больше всего похоже на воздействие высокой температуры, как при испанке. Но за такое короткое время, что никто даже не понял, что случилось…
Буквально содранные с рук перчатки отправились в краткий, но энергичный полет в мусорное ведро, выглядывающее из-под прозекторского столика. Дрожащие пухлые пальцы, покрытые седеющими редкими волосками, извлекли из портсигара сигарету и со второго раза вставили ее в перекошенный рот.
— Это невозможно! Это просто бред! Получается, что наших доблестных солдат просто сварили!
Сыплющая искрами зажигалка, с каждой нервной, истерической попыткой извлечь из нее огонь все больше и больше наполняла затхлый воздух морга едким запахом газолина.
— Ты понимаешь Вилли! Эти красные унтерменши просто сварили их! Черт!
Так и не загоревшаяся зажигалка с жалобным дребезжанием ударилась о стену и, весело подпрыгивая, закатилась под забитые трупами стеллажи…
…
14.08.1941 г. Минск центральная площадь, небольшой желтый двухэтажный дом, кабинет оберстлейтенанта (подполковника) Герлица.
— Ну и что вы на это скажете, фельдфебель Паулюс?! Что ВЫ мне можете сказать с вашей чертовой агентурой?! Вы понимаете, чем это пахнет? И теперь спихнуть все происходящее на недоработку СС не удастся! Где ваши русские? Где ваши клятвенно обещанные мне свинские партизаны?
Нервно расхаживающий по кабинету, подобно запертому в клетке тигру, подполковник Абвера Феликс Герлиц бросал злые взгляды на вытянувшихся в струнку около стола подчиненных.
— Ну а вы, лейтенант Борман? Где информация от созданных и пестуемых вами партизанских отрядов? Или вы просто так набирали различную шваль из лагерей военнопленных в Борисове и Минске? Где результаты, я вас спрашиваю?!
Если бы можно было, находящиеся под прицелом начальственного гнева лейтенант и фельдфебель, с большой радостью стали бы невидимыми. Но лейтенанту мешала развитая атлетическая фигура (эдакий юный викинг), а фельдфебель… Ну много его было. Очень. В форму только ремнем и утягивался. Хотя, если присмотреться, то для искушенного взгляда сразу становилось понятно, что френч фельдфебеля был расширен профессиональным портным, да причем так, что вставки были практически невидимы. Но в данный момент этих абсолютно непохожих друг на друга людей превращала в братьев-близнецов клокочущая волна начальственного гнева.
— Я говорил! Я ведь предполагал, что добром это не кончится и эти…
Захлебнувшийся злостью и так и не подобравший ругательство подполковник, энергично махнул рукой с зажатой в пальцах сигаретой, роняя пепел на паркетный пол, уже покрытый несколькими хаотичными пятнами пепла и глубокими царапинами от набоек солдатских ботинок и офицерских сапог.
