Все происходящее напоминало фарс, исторгнутый разумом больного на всю голову авангардиста, и я ущипнул себя, надеясь, что проснусь.
По команде «распорядителя» один из капо принес большой сверток, накрытый куском брезента, и протянул его пленным, так и стоявшим возле телеги. Стоявший впереди коренастый парень лет двадцати с ненавистью посмотрел на предателя и, протянув руку, сдернул ткань. На импровизированном подносе, сделанном из обрезка горбыля, лежали четыре банки консервов и четыре буханки хлеба. «Да, мля, неслыханная щедрость за пробежку в пару километров. Особенно учитывая, что в телегу „впрягли“ восемь человек!». Рядом глухо выматерился Миша, да и Семен, похоже, заскрежетал зубами. Чтобы отвлечься от происходящего, я повернулся к воротам боком и стал разглядывать небо, недалекий лес, поля вокруг лагеря. «Опа! А это что такое? — На опушке леса, метрах в трехстах от лагеря сверкнула яркая точка. — Если это — не блик от оптики, то я — китайский летчик! Неужели ребята нашли меня?!» — Руки предательски задрожали и, чтобы скрыть эту дрожь и собраться, я стиснул подол гимнастерки.
От ворот меж тем увели «загнанных коней», и нацистский массовик-затейник приготовился объявить об очередных издевательствах. Ну, я, по крайней мере, ничего другого от немцев уже не ожидал. А вот наличие снабженного оптическим прибором наблюдателя в лесу внесло серьезные коррективы в мои ближайшие планы. Конечно, я не мог знать, мои ли друзья там скрываются, как и планы неизвестных, но решение убраться подальше от лагерных пулеметов показалось мне правильным. Аккуратно толкнув в бок Семена, я прошептал:
— Давай за мной! И Михаила позови…
И мы целеустремленно, хоть и медленно, двинулись сквозь толпу.
— Внимание! Всем внимание! — вновь заголосил «гражданский». — Теперь настал очеред не выносливых, а сильных и смелых!
Продолжая пробираться сквозь толпу, я попытался понять, какую еще пакость придумали эти отморозки. «Погонщик» о чем-то негромко переговаривался с фельдфебелем, а стоявшие рядом два солдата весело гоготали.
— Вы все — солдаты, бойцы, как и мы! И мы, понимая всю вашу грусть, хотим предоставить вам возможность проявить себя!
«Что-то он заговаривается, похоже… О какой грусти он говорит, немчура проклятая?»
«Глашатай» же продолжал:
— Мы предлагаем вам встретиться в поединке с носителем настоящего тевтонского духа, гефрайтером Шлоссом! — в этот момент урод настолько стал похож на какого-нибудь Якубовича, что мне захотелось сплюнуть. — Победивший Шлосса в честном бою будет отпущен на свободу!
«Ну это вряд ли… Или… Или же правила поединка таковы, что выиграть практически невозможно…» — я решил, что точно не полезу драться — есть дела и поважнее.
— Выстоявший в бою, но проигравший получит дополнительную еду!
Как это ни странно, желающих, забывших про стоимость сыра в мышеловке, нашлось довольно много. Человек пять, в основном — рослые, крепкие ребята.
«Ну вы бы хоть правила узнали и на противника одним глазком взглянули!» — от досады я чуть не плюнул.
«Непобедимым героем вермахта» оказался тот самый гефрайтер, что сидел за «максимом». Уступив свое место другому немцу, Шлосс скрылся в караулке, откуда и вышел спустя пару минут. Под два метра ростом, с бычьей шеей и покатыми плечами, немец весил килограммов сто двадцать. Белая майка не скрывала весьма внушительных мышц. Голову бойца украшала каска, а в руках он держал солидную дубинку, усаженную гвоздями.
Первый из «наших» поединщиков уже вышел вперед, но, оценив стать противника и, главное, его вооруженность, попытался повернуть назад. Я заметил, как фельдфебель взмахнул рукой. Грохнул винтовочный выстрел на одной из вышек, и пленный боец рухнул на землю!
— Вы знаете, что так карают за трусость в любой армии мира! — возопил «глашатай».
Пленные же, осознав наконец, что обратный билет в этой игре не предусмотрен, нерешительно затоптались на месте.
— Komm zu mir![86] — Шлосс ткнул пальцем в одного из бойцов.
Тот затравленно оглянулся на толпу, глубоко вздохнул… и с яростно-испуганным криком бросился на немца.
Гефрайтер легко уклонился от атаки и сильно врезал «нашему» дубинкой по ягодицам.
«Сильный удар в область таза… Да еще гвозди…» — как я и предполагал, «наш» на ногах устоять не смог и, вскрикнув, кубарем покатился по земле. Через несколько мгновений он попытался встать, но осел — ноги его не держали. Шлосс приблизился к нему, поигрывая своей «булавой». Внимательно посмотрел… И обрушил сильнейший удар на голову поверженного противника!
«Тварь! — пронеслось в моей голове. — Ведь ясно же, что наш не боец! Добивать-то зачем?!»
— Und ist das alles was sie tun konnen?[87] — довольно улыбаясь, спросил мясник у начальника лагеря.
Ответ я не расслышал, поскольку мое внимание привлек столб пыли на дороге. «Вторая „колесница“ возвращается? Нет. Слишком быстро для телеги, запряженной людьми… Скорее всего — машина». Единственное, что я уловил, что говорили что-то про «недочеловеков».
«Тевтон-разрушитель» тем временем предложил напасть на него сразу троим. Пленные, получив численное превосходство, приободрились и начали окружать его. Я краем глаза следил за поединком и прикидывал, что делать дальше.
«Наши» бросились на немца, правда, вразнобой и не очень умело. Бойца, бросившегося в ему в ноги, Шлосс встретил ударом колена в лицо и одновременно отмахнул дубинкой по лицу другому. Не сказать, что он продемонстрировал высокое мастерство, но большой опыт уличных боев чувствовался. Явно парень был на хорошем счету в «штурмовых отрядах». Третий нападавший обхватил немца сзади за талию и попытался оторвать его от земли. Хитрый взмах дубинкой за спину — и гвозди впиваются пленному куда-то в район поясницы.
«Гвоздь в почке — это кирдык!» — констатировал я про себя.
Шлосс между тем добил бойца, которого перед этим ошеломил ударом колена, и замер в горделивой позе под приветственные клики немцев и «хиви».
Постояв немного, «варвар-гладиатор» разразился речью, наполненной презрением к «трусливым свинособакам», боящимся выйти на честный бой.
«Ага, честный. Держи карман шире! Хоть бы палку какую дали… — думал я, разглядывая ефрейтора. — Да и светиться мне, ну совершенно не с руки…»
Похоже, что больше желающих выходить на бой не было, и немцы собрались на экспресс-совещание, которое вскоре прервалось выкриком часового с вышки.
Начальник охраны встрепенулся и зашагал к воротам, сделав своим подчиненным знак получше караулить нас.
В клубах желто-серой пыли ко входу в лагерь подъехала какая-то машина. Что за машина и кто в ней находился, я не видел — мешали пыль и спины стоявших вокруг. Фельдфебель замер на проходе, прикрыв рот и нос носовым платком. Судя по его позе — к нам пожаловал кто-то важный…
Наконец мини-самум прекратился, и из машины, оказавшейся «предком Круппа» (я разглядел характерную «морду») вылезли несколько человек и направились к начальнику лагеря. В этот момент Миша-танкист сместился в сторону и своей широкой спиной перекрыл мне весь обзор. Чертыхнувшись про себя, я ввинтился в толпу, стараясь пробраться вперед.
«Мать моя, женщина!» — с трудом протиснувшись между людьми, я обомлел! Перед фельдфебелем, щеголяя новенькой эсэсовской формой, со скучающим выражением на чисто выбритом лице стоял Тотен! Рядом с ним возвышался командир!
«Вот это номер! — от радости сердце забилось сильнее, а губы сами собой расплылись в идиотской ухмылке. — Но неужели они просто заберут меня отсюда? — восторг сменился осознанием некоторой нелогичности ситуации. — Конечно, наглости и фантазии у мужиков хватит, но как насчет расчета?».
Тотен меж тем что-то сказал фельдфебелю, отчего тот вытянулся «во фрунт». До ворот было метров двадцать, и выражения лиц я видел плохо. Потом начальник лагерной охраны «отмерз» и сделал приглашающий жест. Алик благосклонно кивнул и направился к воротам. Фермер же, выполнив классический поворот «крутом», пошел к машине, за рулем которой я разглядел Бродягу. Заместителя командира я поначалу даже не узнал. По невероятной прихоти сознания в голове всплыла фраза из старой комедии: «Зачем Володька сбрил усы?».
…Когда мой друг вошел на территорию лагеря, я разглядел у него в петлице знаки различия унтер-штурмфюрера. Неудивительно, что «наш» фельдфебель-тыловик так тянется пред ним, несмотря на то что лет на пятнадцать старше и начальник отдельного лагпункта. Несколько ранее по команде «старого служаки» один из «хиви» приволок из караулки лавку и поставил ее в тени под небольшим навесом. Тотен, подойдя, брезгливо осмотрел ее, стянул с руки перчатку и, смахнув с сиденья пыль, аккуратно сел.
Все это время я пытался поймать взгляд Алика, и наконец мне это удалось! Нас разделяло метров десять, не больше, и я ясно рассмотрел, что друг мне подмигнул.
