Не мог что-ли в достойных немецких Домах найти кандидатуру?! Интересно, что русский царь выпросил в приданное — явно что-то из колоний, каких у Португалии много, но зачем, если у него нет ни кораблей, способных выйти в океан, ни моряков там побывавших?
Столь же непонятен брак самого Иоанна Антоновича, так же неизвестно почему выбравшего в супруги испанку Марию Хосефу Кармелу. Тут, конечно, «сестрица» Мария-Терезия помогла со сватовством — ведь ее младший сын и русский император оказались женаты на сестрах, а это в политических раскладах многое облегчает.
И галицийскую столицу царь явно отдал за этот брак, хотя накануне его канцлер с пеной у рта убеждал, что город Львов основан русским князем Даниилом Галицким и назван так в честь старшего сына. Вот тут и сыграла свою роль эта странная свадьба!
Зато с Великим княжеством Литовским и Русским все понятно — независимость оного состояла в отделении от Польши. И монархом там младший брат Иоанна, супруга которого датская принцесса. Брак этот вызвал скандал — Софья-Магдалена в пять лет была обручена со шведским кронпринцем. И свадьба расстроилась — датчане нашли способ придраться к шведской королеве. Сестра прусского короля невзлюбила перспективу такого брака и слишком вольно о том высказывалась.
Фридрих поморщился — тесный политический и военный союз России с Данией говорил о том, что Иоанн Антонович нацелился на герцогство Мекленбургское, имея по своей матери на то определенное право, подкрепленное не только силой, но и законом, пусть опосредованно.
Мекленбург граничит с принявшей русское покровительство Голштинией, датским герцогством Ольденбургом и Йевером, где правит брат Фике — бывшая русская императрица смешала все карты пасьянса, который он так долго раскладывал…
Глава 9
Черногория
Государственный преступник
Алексей Орлов
после полудня 20 декабря 1766 года
— Три «чудесно спасшихся» императора в одном зачуханном селении — это слишком много! Одного вполне достаточно, и им будем не мы. Ты как думаешь, Емельян Иванович?!
— Степан вполне подойдет, он местную мову хорошо знает, да и у людишек уважение имеет, лечит их. Лицо тебе подправил здорово, а то смотреть страшно было — синее, как у покойника, и все опухшее. Утром как глянешь, так мурашки по коже бегали — чисто упырь!
— Знающий лекарь, что тут скажешь, — пожал плечами Алехан. — И умен — за таким держаться надо, не пропадем!
Прошло больше года, с того дня, как встретились в грязном кабачке под Гродно два самозванца, что объявили себя друг перед другом «императором Петром Федоровичем». Знатное вышло побоище — пришлось до Рождества отлеживаться в дешевом ночлежном доме, благо в прихваченном у неизвестного бойца кошельке «эфраимок» хватало. Переломы и ушибы заживали долго, но проведя на рядом стоящих койках несколько недель, русский аристократ, уже объявленный государственным преступником, и дезертировавший из полка донской казак, таковым тоже являвшийся, приняли дальнейшие планы совместных действий.
В январе перебрались в Лейпциг — там брат Владимир, списавшись с Иваном, что оставался в Голштинии при Като, через месяц передал увесистый кошелек с золотом и приличную сумку доброго серебра. А еще вручил несколько проездных грамот, подписанных герцогиней, но не заполненных. А еще записку, пропитанную знакомым запахом духов…
Прочитав ее, Алехан в сердцах простил любовнице предательство, понимая, что деваться Екатерине Алексеевне было некуда. Тем паче, что Като преподнесла ему патент самого настоящего барона из княжества Йевер, подписанный ее братом. Титульный барон, без наделения землей и замком, но все же увесисто — в Европе такие вещи всегда ценились. Так что Иоанн Антонович, лишивший его дворянства, ничего не добился. Был русский граф Орлов, стал германский барон фон Шиллиг из затерянного на берегу Северного моря княжества.
Донской казак тоже был не забыт — получил дворянскую грамоту от оного князя. Поворчал Емельян Пугачев, да сбрил бороду, понимая, что без этого никак. А без нее он оказался похож на покойного императора не больше, чем фузея на мотыгу. Так что проблема его самозванства отпала сама по себе. Этот кунштюк сработал бы среди темного и невежественного русского крестьянства, но участь самозванца в Европе оказалась бы трагичной — упрятали бы от греха подальше в подземелье одного из германских замков, и там скормили бы голодным крысам.
Так что, выписав сами себе подорожные грамоты, искатели приключений отправились в Вену. Там в середине мая их застигло известие о том, что русские, прусские и австрийские войска вторглись в покинутую ими Речь Посполитую. Судя по тону газет, мероприятие это было давно ожидаемо — Польша давно превратилась в посмешище, доведенная «вольностями дворянства», как говорят в России, «до ручки».
В июне два авантюриста оказались в Венеции — на Емельяна город, где роль улиц исполняли каналы, а вместо повозок проплывали гондолы, произвел неизгладимое впечатление. В столице Республики под знаменем святого Марка они закупили все необходимое, понимая, что в Черногории, придется рассчитывать только на собственные силы. Но эта маленькая страна и была конечной целью их долгого путешествия — единственную на Балканах ее не завоевали османы.
Венецианская республика проживала не лучшие времена, да что там говорить — самые худшие. От былого владычества торговцев этой страны, что могли организовать крестовый поход на Византийскую империю ромеев и вести морскую войну против могущественной Оттоманской Порты, остались лишь горделивые воспоминания.
Но на Адриатике флаг святого Марка развевался еще вполне уверенно — Венеция контролировала Которскую бухту, что отделяла Черную Гору от моря. Установив, таким образом, над черногорцами если не протекторат, то почти полный контроль.
На двух дворян из Голштинии, что говорили на русском языке, не обратили ни малейшего внимания — всем было известно, что там правит бывшая Российская императрица, что сбежала из страны, уступив трон. Но признав власть нового царя, она заслужила тем не только полное прощение, но и покровительство с защитой.
Так что плавание прошло вполне успешно, опасались только албанских пиратов, что сновали на вооруженных лодках близ побережья. Да сторожились самой команды небольшого парусного транспорта — лица матросов не были отмечены печатью добродетели и совестливости, зато носили на себе отпечатки всевозможных грехов.
Высадившись в Которе, Орлов с Пугачевым перебрались в Черногорию — язык у людей вполне понятный, живут также как в России — убого и в скромной нищете. Одно хорошо — нет калик перехожих, как и спокойствия — в любой момент могли нагрянуть отряды башибузуков или шайки арнаутов. Попадать в рабство магометанам русские не желали категорически, а потому держали пистолеты и ружья заряженными, а свои руки рядом с оружием, чтобы успеть выстрелить по врагу. Да потом пустить в ход шпагу и саблю — ими владели мастерски.
Не успев сойти на берег, они тут же в первой же корчме услышали ошеломляющее их известие — якобы в январе в сельце Маини появился незнакомец, который принялся лечить людей вытяжкой из змеиного яда и травами. Причем деньги брал после излечения людей от хворости, а не до того, как поступали все лекари и полагались потом на милость Всевышнего — поможет Господь излечится страдальцу, или тот помрет от медицинской помощи, что было привычно.
Понятное дело — такой подход ошарашил жителей не на шутку! А потому поползли слухи…
Незнакомец вылечил хозяина Вуку Марковича от тяжелой болезни, и тот стал его буквально почитать и относится с родственной привязанностью. А еще лекарь вел со всеми приходившими к нему людьми непривычные и странные беседы — черногорцы должны перестать враждовать друг с другом и объединится против векового врага.
Слухи о том, что Петр III не был убит в Ропшинском дворце, а сумел бежать и скрыться в народной толще, ходили не только в России, но разошлись по всем православным странам. Дело обыденное — любой царь, что правил короткий срок, превращается в «доброго». И тут же складываются легенды — хотел всем сделать хорошую жизнь, но подлые завистники убили, и казну разграбили мгновенно.
