Вот таким хулиганом был Гертон, а в роли танцора выступали риольцы. И после нескольких дней кровопролитных боев даже старшеклассники из зуавов и бесстрашный адмирал Летика решили пойти на переговоры. Откуда я всё это знал? Из зурбаганской газеты "Free tribune", которая была главным рупором федералистской пропаганды и бесплатно распространялась тиражами в десятки тысяч экземпляров по всему побережью.
Это было довольно символично — просматривать вражескую прессу на борту модернизированной для боевых действий натальской "Магнолии" в окружении попивающих ройбас бородачей-гемайнов и усатых имперцев, которые гоготали и обсуждали особенности и преимущества протекторатских и имперских винтовок — и языковой барьер вовсе не был им преградой.
Летика лишился глаза во время падения мачты на "Секрете" — и его теперь совсем уж пиратская, с черной повязкой, физиономия светилась прямо на первой полосе свежего номера "Свободной трибуны", и рассказывала о ходе переговоров. По-человечески мне было жалко этого веселого и ушлого молодого джентльмена, но черти внутри меня отплясывали и злорадно скалились — всё-таки тот самый выстрел из "ахт-ахт" не пропал зря!
По словам верного оруженосца президента Грэя, наглые риольцы в ответ на законное требование федеральных войск о прекращении сопротивления, безоговорочной капитуляции и полной сдаче оружия в обмен на амнистию для рядовых участников мятежа выдвинули неприемлемые условия, которые включали в себя широкую автономию Сан-Риоля в составе Федерации, свободную торговлю по Руанте, право на сохранение собственных отрядов городского ополчения в составе, определяемом ратушей. Кроме того, бессовестные риольцы потребовали возмещения убытков, причиненных городу в ходе бомбардировки и штурма!
Ниже приводились слова Роберта Лесли — нового мэра Сан-Риоля, который в свою очередь цитировал Конрада Гринвальдуса — старого мэра, погибшего в схватке с зуавом за флаг на крыше ратуши. "Мы скорее отрастим бороды, наденем шляпы и патронташи и ускачем в вельд на мустангах, чем будем слышать, как на улицах Сан-Риоля гудят вувузелы, а над головами риольцев развевается ультрамариновый флаг с солнцем!"
Я усмехнулся — репортеры "Трибуны" и понятия не имели, насколько эти слова близки к воплощению в жизнь. Но самый главный вывод из всего этого был один — стрелять в Сан-Риоле пока перестали.
— Винке! — молодой гемайн был тут как тут, — А что, с того берега нас артиллерия не накроет?
— А нет у них пока на том берегу артиллерии. Из города доносят, что ни один корабль больше не входил и не выходил в гавань Сан-Риоля. Здорово их ваши "ахт-ахт" напугали. Они выгружаются с приморской стороны береговой гряды и прутся через холмы к Руанте по Южному мысу.
Я вспомнил, как мы катили восьмидесятивосьмимиллиметровки по мысу Северному, и кивнул — мероприятие это долгое, нудное и неблагодарное. Да и Южный мыс Риольской бухты недаром был заселен куда как более скудно — рельеф там препаскудный. Колонисты называли такие земли "бедленд", что говорило само за себя.
* * *
Может, пушек там и не было, но вувузелы звучали тем громче, чем ближе натальская эскадра подходила к устью реки. Нас, очевидно, заметили.
— Поднять флаг! — зычно гаркнул капитан с мостика.
У Наталя появился флаг?
Черное полотнище с белым крестом взмыло в небеса и затрепетало на ветру. Что ж — просто, лаконично и религиозно, очень в духе гемайнов и перекликается с имперскими мотивами.
Обратили на нас внимание и с противоположного берега Руанты. Предместья, занятые федералистами, испуганно молчали — не всякий раз увидишь огромный флот в четверть сотни речных пароходов, ощетинившихся пулеметами, винтовками и легкой артиллерией! Гертонские ополченцы и зуавы прятались под кронами деревьев и в тени полуразрушенных зданий, закапывались в землю.
Да, суда гемайнов были не такими громадинами, как океанические пароходы Федерации, но собранные в кильватерную колонну, на ограниченном отрезке реки — они производили серьезное впечатление. Да и почти тысяча бойцов, считая новообразованный Иностранный легион и самые свирепые гемайнские коммандо, тоже представляли собой серьезную силу.
Когда лента Руанты прорезала холмы, и открылся вид на мутные воды риольской бухты, речная пристань Сан-Риоля вдруг резко заполнилась ликующим народом. Риольцы бросали в воздух головные уборы, стреляли из винтовок и револьверов, аплодировали и выкрикивали приветствия. Это была настоящая фантасмагория!
— Кричали женщины: ура! И в воздух чепчики бросали, — раздался над самым моим ухом скрипучий голос.
Я вдохнул ненавистный мне запах самосадной махорки, затылком ощутил колючий неприятный взгляд и, даже не оборачиваясь, проговорил:
— Значит, хороших послали к хорошим, а тебя, сволочь такую — ко мне?
— Ой-ой-ой!— сказал Стеценко, — Можно подумать, какая фифа! Тоже мне — литера-а-атор! Я просто подумал, что ты со своим морализаторством и меланхолией в одиночку много не навоюешь. И тебе совершенно точно нужен будет заместитель — младший военный советник или там помощник атташе...
— Куда-а мне без тебя, любезного?
Вообще-то я рад был видеть их всех вместе и каждого по раздельности — и Стеценку тоже. Хотя вот кто-кто, но он тут оказаться был не должен. Я руку мог дать на отсечение, что он вернется в свою контору "Рога и копыта" и будет и дальше язвить гражданам и мучить их, отправляя документы на доработку, а верноподданных Его Императорского Величества — на очередной круг ада за дополнительной справкой.
— Тебе птичка на плечо нагадить изволила... — задумчиво пыхтя самокруткой, проговорил мой вечный зам.
Вот ведь... Не человек — Иона! Сколько я тут нахожусь — и ни одна живая душа даже рядом со мной большую нужду не справляла, а появился Стеценко, и гляди ж ты — тут же обгадили верхнюю одежду!
— А есть во что переодеться? — моя гражданская куртка смотрелась довольно бледно на фоне подтянутых и экипированных соотечественников.
— Это к Дыбенке, он у нас парень-рубаха, а я — жадина! Запасной китель я тебе не дам, — снова пыхнул дымом Стеценко, — Придется поторопиться, пока не пристали — предстанешь перед почтенной публикой в своем истинном обличии.
"Истинное обличье" — вот как он завернул! А до этого я, выходит, притворялся и носил личины?
Форма у Дыбенки и вправду нашлась, как раз мне по размеру. При этом он и сам носил хаки — и не кривил рожу. Старшина для себя давно всё решил — он сторону в нашей гражданской войне не выбирал, а когда выпала возможность поступить так, как считал нужным — остался на Свальбарде. И вот теперь — рванул сюда, на край света. В поисках приключений, как сказал бы Андреас Фахнерт.
Пока я переодевался, пароходы заходили в обширный затон речной пристани Сан-Риоля. Конечно, они не могли пришвартоваться к причалам единомоментно, но "Магнолия", отданная в пользование Иностранному легиону, была в числе первых — и потому для нас места хватало.
Нужно было определить порядок эвакуации, и для этого гемайны выделили своих представителей — старину Бенхауэра и неистового ван Буурена, борода которого, кажется, за это время стала еще длиннее. А легионеры — то есть мы — должны были их сопровождать.
— Братцы, — мне пришлось пробежаться по кораблю и поговорить чуть ли не с каждым лично, — Нужно показать им, что такое есть настоящие имперцы. Муштру и цук еще не забыли? Устроим им представление на "ять", а? А то вувузелы эти уже надоели до оскомины!
— А я, масса? — Тесфайе вовсе не собирался оставаться в стороне.
Имперская форма, если быть честным, коричневокожему мавру удивительно шла! Выглядел он весьма представительно, но о шагистике ни малейшего представления не имел.
— Ты будешь знаменосцем!— сообразил я, — Тут же должен быть еще один флаг Наталя, верно?
— О-о-о-о, масса, это хороший флаг, правильный! На нем — знак самого Джа, и носить его — большая честь!
