— Как ты думаешь, Петр предпримет дальнейшее наступление?
— На Балканы?
— Да.
— Маловероятно. У него, несмотря на громкие успехи, очень маленькая армия. Что‑то около двадцати тысяч человек.
— Сколько?! — Удивился король. — Так мало… невероятно…
— Именно так, Ваше Величество. Что добавляет ему уважения в глазах Вены. В битве при Феодосии против его десяти тысяч пехоты хан выставил двадцать тысяч кавалерии и был на голову разбит, потеряв до половины армии убитыми и пленными. При Азове пять тысяч пехотинцев Петра сошлись с десятью тысячами всадников ногайцев. И снова грандиозная победа!
— А при Кубани?
— Там соотношение было иным. Он действовал не от обороны, а активно наступал. Причем быстро. Поэтому его десять тысяч пехоты и две тысячи кавалерии просто смяли восемь тысяч конных ногайцев. Разгром был таким сокрушительным и стремительным, что остатки войск и жители ушли за Кубань, бросив почти все свое имущество. И, к слову сказать, его армия вооружена новейшими французскими фузеями, которые правитель Московии называет лучшими в мире.
— Это похвально, — оживился слегка погрустневший король. — А что у него при дворе?
— Очень скудно. Петр не любит праздности и пышных одежд с украшениями. Костюмы своих солдат он придумывал сам. Довольно убого и серо. Все добротно, крепко и удобно, но без какой‑либо красоты. Как портовые грузчики. Да и сам одевается, совершенно игнорируя нормы европейской моды. Его двор предельно скуп и лаконичен. Даже он сам, вместо того, чтобы поселиться в крепости, которая издавна являлась резиденцией правителей Московии, живет в основном в небольшой загородной резиденции — Малом дворце, правда, он никакого отношения к дворцу не имеет. Просто добротный, крепкий и просторный дом о двух этажах.
— Фи…. Как общинник… — скривился король.
— Но голландцам оно нравится, — вкрадчиво произнес Шарль.
— Голландцам?! А эти как там оказались?
— Петр с ними очень тесно сотрудничает. Ведь именно его мануфактуры поставляют дешевое и качественное листовое стекло, серебряную сталь и прочее. Голландцы просто мало кому о том рассказывают.
— Вот как? Интересно. И в каких суммах выражается их дружба?
— Мне это не известно. Петр скрытен и педантичен во всем, что касается денег. Однако, полагаю, учитывая заинтересованность Амстердама, речь идет о больших деньгах. Но голландцы еще полбеды. Я совершенно случайно узнал, что он еще и с иезуитами тесно общается. Настолько, что те оказались вовлечены в его финансовые проекты, войдя долей в учрежденный им банк.
— Так вот оно что, — улыбнулся Людовик. — А я думаю, что это мне все напоминает…
— Да, Ваше Величество, мне тоже кажется, что к этой блистательной победе юного Петра приложили руку иезуиты. И если не лично, то в качестве учителей и наставников. Я уже рекомендовал нашим османским друзьям выдворить со своей территории всех представителей этого змеиного ордена.
— Это вряд ли уже что‑то изменит. Если все то, что ты узнал о Крымском ханстве и Черном море, верно, то Стамбул проиграл войну. У него и без того имелось немало финансовых затруднений, а теперь они усугубятся. Тем более что с запада их подпирают Венеция и Вена, как на суше, так и на море. Теперь вопрос только в том, насколько сокрушительным будет это поражение. Ведь Петр может, пару лет потерпев, выступить на Балканы. И вот тогда может дойти и до взятия Стамбула. А этого нам допустить никак нельзя.
— То есть, Ваше Величество, вы предлагаете нам помочь Стамбулу договориться с Веной?
— Да. И, кстати, что можешь сказать о самом Петре?
— Его личность окутана тайной. Высок. Худощав. Обладает поразительным, пронизывающим взглядом. Очень умен. Уважает и неплохо разбирается в естественных науках. Например, его Малый дворец, несмотря на убогость вида, набит техническими новинками как лавка алхимика чудными зельями. Причем значительную их часть изобрел лично он. Поговаривают, что серебряная сталь — тоже его рук дело. А в совсем юном возрасте, как мне сказали в Вене, он лично построил весьма дельный ткацкий станок. Кроме того, он интересуется финансами.
— Любит женщин?
— Вполне. Женат. Есть любовница, с которой он познакомился еще до свадьбы. Анна Росс. Очень интересная особа. Как и царь весьма худощава. Обладает изящной фигурой и небольшим ростом. Однако, несмотря на хрупкость, родила Петру уже троих детей, которые выжили и неплохо себя чувствуют. Двух мальчиков и одну девочку. Местные зовут ее рыжей бестией, боятся, но уважают. Очень умна. Хорошо разбирается в деньгах, по слухам, обучалась лично царем прямо в постели, — с улыбкой произнес Шарль. — Подлого происхождения — из семьи корабельного плотника. Шотландка. Этой весной за верную службу, Петр пожаловал ее дворянским достоинством. Теперь она герцогиня.
— О! Он так ее любит?
— Похоже на то. Говорят, что у них обоюдная и сильная любовь, длящаяся уже не первый год. Даже супруга не против этого романа.
— Еще бы она была против! — Усмехнулся Людовик.
— В Московии довольно дикие нравы, — чуть замявшись, произнес министр. — Слово правителя не закон само по себе. Его вполне можно оспорить в Боярской думе. Так у них называется парламент. Кроме того, время от времени они собирают представителей со всех земель и обсуждают важные вопросы.
— Действительно, — кивнул Людовик. — Дикари. И как он в таких условиях может править? Да–а–а. Странно. Почему тогда жена не против этого романа? Если бы я давал волю своим женщинам, то они просто перегрызлись бы как свора собак.
— Они умудрились подружиться к удивлению даже родителей супруги, которые не понимают как это вообще возможно.
— И выступают единым фронтом? — Усмехнулся Людовик. — Да, не завидую я ему.
— Он пока справляется. Анна всегда при нем, как верный оруженосец. А Мария в Москве. Он ее старается привлекать вместе с сестрой Натальей к развитию культурной жизни. Сейчас в их ведении театр, консерватория и опера. Хотя, по мнению Вены, весьма убогие.
— Значит он не совсем грубый солдафон, как я поначалу подумал, — усмехнулся Людовик. — Хотя удивительно его пренебрежение искусством и модой. Кстати, а сколько ему лет?
— Двадцать, Ваше Величество.
— Очень интересно… значит и листовое стекло, и серебряная сталь, и сильный политик, да и военная удача его не обходит стороной. Шарль, как мы могли упустить восхождение такой звезды на европейском небосводе? Да еще допустить, чтобы он связался с этими… голландцами, — произнес Людовик, отметив последнее слово с особым омерзением.
