Бурмистрова Татьяна Николаевна была этнографом. До этого она работала в институте этнографии. Очень много путешествовала по миру. Имела ученую степень и написала ряд книг и научных статей. Ей было около пятидесяти.
Звонарев Николай Каземирович, был, так же как и Зацепин психологом, но в отличие от своего коллеги, занимался в ином направлении, преподавал основы психологии в институте. Он знал Зацепина, поскольку оба учились в разное время в одном институте и встречались по работе. Ему было сорок семь лет.
Кушнарева Ольга Валентиновна, самая молодая за исключением нас с Ирой. Ей было двадцать восемь лет, но она уже была кандидатом наук. По образованию филолог. После защиты диссертации, она неожиданно получила приглашение на работу в органы безопасности и работала в отделе внешней разведки. Знала три языка, на двух говорила свободно.
Наконец еще один сотрудник. Рюмин Виктор Викторович. Моложавый на вид человек, которому в действительности было сорок два года. После окончания журфака, работал в провинции. Благодаря профессиональным качествам, быстро сделал карьеру и вскоре стал главным редактором. Вскоре вернулся в Москву и работал в молодежных издательствах, потом ушел в Известия. Не раз бывал за границей о чем писал репортажи. Четыре года назад был уволен с работы по идеологическим соображениям и неожиданно для многих вернулся в провинцию, где проработал почти два года. Писал статьи о простых людях, их судьбах и жизни, а в прошлом году вновь получил приглашение на работу в Москву, но вначале отказался и вернулся только год назад. Был редактором отдела. Каким образом он попал в поле зрения Зацепина было неясно, но, по всей видимости, либо их пути когда-то и где-то пересекались, либо он просто его знал. Впрочем, это было не столь важно.
Познакомившись, я был удивлен столь странным выбором людей, которые должны были заниматься подбором и расстановкой кадров. Да и вообще сама работа мне представлялась весьма смутно. По мне получалось, что мы вроде отдела кадров, тогда где и как мы будем искать людей, не по объявлению же в газете? А если мы просто будем оценивать ту или иную кандидатуру, то все равно было непонятно, каким образом люди столь разного уровня образования, профессий и возраста, могут оценить совершенно незнакомого человека. Ну понятно, если этим будет заниматься Гладышев, а мы с Ирой, совершенно лишние в этой команде.
С подобными мыслями, мы закончили наш первый рабочий день. В основном мы занимались обустройством рабочего места в трех комнатах, которые
нам были отведены. В этот вечер мы отправились домой, позвонив и предупредив родных, что сегодня явимся домой.
Я позвонил в дверь и с порога увидел, что мать с отцом и Ирины родители уже ждут нас.
— Наконец-то, — произнесла мать и кинулась к нам с объятиями и поцелуями. Я успел заметить заплаканное лицо Марии Федоровны. Впрочем, их можно было понять, они не видели нас больше двух месяцев, а тут в стране такие события, что, конечно, они очень волновались за нас. Мы зашли в квартиру, и чтобы как-то переключить все разговоры, которые неизбежно последуют относительно того, как мы и что и где и как, я сказал:
— А вот и мы с сюрпризом.
— С каким сюрпризом? — произнесла мать.
— Мы ждем пополнения семейства, — и я, притянув засмущавшуюся вдруг жену к себя, обнял её, поцеловал, и добавил, — ну что так и будем стоять в коридоре, или разрешите раздеться?
Все сразу засуетились, особенно возле Ирины. Кто-то помогал повесить куртку в шкаф, отец доставал тапочки, на что я ехидно заметил:
— Вот-вот, еще под руки её возьмите с обеих сторон и к столу и главное, ничего жирного, мясного и соленого.
— Алешка, кончай, с женой так не разговаривают, особенно когда она в таком положении, — произнесла мать.
— Мам, так ведь это я к вам обращался, а жену я на руках ношу.
— Оно и видно, как ты её на руках носишь.
— Ириш, я ношу тебя на руках или нет?
— Нет конечно.
— Вот, я же говорю.
— Батя, а ты мать носил когда-нибудь на руках?
— Один раз бывало, когда она ногу в лесу о корягу ободрала, пришлось нести.
— Вот видишь, Алеша, папа носил, — поддакнула ему Ирина.
— Намек понял, срочно едем в лес.
Разговор принял шутливый тон и я понял, что напряжение сменилось относительным спокойствием, так как родные поняли, что несмотря на наступившие сложные времена, у нас все хорошо.
— Алеша, — произнесла мать, вы как с ночевкой или нет, а то ведь комендантский час скоро?
— С ночевкой, а мы все-то уместимся, а то смотрите, у нас пропуска, мы с Ирой можем в любое время передвигаться по Москве?
— Уместимся, в тесноте, не в обиде. Да и потом, когда еще мы вас увидим-то?
Я сразу понял намек матери, и потому ответил, чтобы её и остальных успокоить:
— Не волнуйтесь, теперь чаще будете видеть.
— Ну и то хорошо. Тогда к столу.
Вскоре мы сидели за столом. Разговоры в основном были о том, какие новости произошли за время нашего отсутствия, в основном это касалось родственников, друзей и знакомых. Только в самом конце ужина, когда пили чай, а Ирина уединилась с матерью в моей комнате, а мать отнесла посуду на кухню и стала её мыть, отец спросил:
— Ладно Алексей, это все разговоры для женского уха, ты нам лучше скажи, чего дальше ждать?
— В каком смысле?
— Ты не юли, мы с твоим тестем люди рабочие, понимаем, что дела такие начинаются, что страшно становится. Жили себе не тужили можно сказать, и на тебе, чрезвычайное положение. А дальше что, опять тридцать седьмой или как? Я ведь так понимаю, что грядут перемены, но какие?
— Там где мы работаем, больше спрашивают, чем говорят, а ты батя столько сразу спросил, что мало не покажется.
— Ты сын, не крути. Говори прямо.
— А чего говорить. Чего вы так вдруг перепугались. Ну ввели чрезвычайное положение, так ведь не навсегда, а на время. И понятно. Страной руководило Политбюро, от него осталось пять человек, это что не повод для паники? Повод, так вот чтобы паники не было и введено чрезвычайное положение. Необходимо время, чтобы принять меры для стабилизации. Страшнее всего, когда начнется хаос. А что касается тридцать седьмого, то это ты батя хватил. Не пойму с чего только.
— Тридцать седьмой тоже просто так с ничего не начался, сначала Кирова шлепнули, потом еще нескольких, а потом пошло поехало, всех подряд без разбору.
— Что было, то прошло, возврата нет, и потом, на дворе последняя четверть двадцатого века.
— А разве это имеет значение? Важно не время, а обстановка, а она пугает.
— И напрасно. Придут новые люди, принесут новые идеи, начнется возрождение. Вам что нравится жить в этом болоте?
