Вы таки будете смеяться, но сейчас в Совете было 18 человек, не считая служащих комиссий. Комиссия – комиссариаты, министерства. Появились комиссии: здравоохранения (с двумя подкомиссиями бесплатного и платного), внутреннего порядка (соответственно МВД, возглавил кто то из новеньких, я их не знаю), сельского хозяйства, внешней торговли, развития производства, природных ресурсов (знаете что это? это не разработка природных ресурсов – это таскание из оставшихся нефтебаз и колонок ГСМ), военная комиссия (Угрюмый и его ребята), безопасности (тоже кто то новенький, а Мишаня был в его подчинении, замом), коммунального хозяйства. Вроде бы перечислил все. Все они работали не покладая рук – регламентируя нашу жизнь и естественно, жить стало хуже.
Мы с ребятами вытащили мой джип переделанный из Газ-66 и те коробки, которые я так неосмотрительно потерял. Сделали пару налетов на больницу и притащили небольшую кучку оборудования, достаточную для нашей больнички. Притащил ещё двух врачей женщин: педиатра и венеролога и ооочень опытную медсестру. Ребята привыкали ко мне, я к ним. Пару раз мы вытаскивали своих из очень неприятных ситуаций. Наступила весна. Нас всех заобязали (кроме работников администрации и военных) взять кусок земли и начать его разрабатывать. Называлось это – шефская помощь.
Кроме этого я взял как и все участок земли. Причем брать его я не хотел, смысла не было. Садить я не собирался, но тут пришли ко мне из Совета и сказали, что мне выделен участок, нуу очень хороший. Я даже удивился, но мне объяснили, что это в честь моих прошлых заслуг перед нашим сектором. Скажу честно, мне это польстило, даже мелькнула мысль о том, что все не так уж и плохо, раз они помнят о былых заслугах. Сходив к Пашке и договорившись о тракторе, я помчался за картошкой и семенами всякой всячины. Все дело в том, что хоть я к огороду равнодушен, но моя жена этим делом просто болеет, а когда она узнала, то стала строить наполеоновские планы по благоустройству вверенного нам участка. Переговорив с Наташей, я набрал всякой самой разной рассады (Наталья заведовала у нас семенами, рассадами, телятами, коровами, поросятами и свиньями, а подчинялась председателю сельхозкомиссии).
Дня через три, когда я находился в больнице, ко мне забежал человек и предупредил чтобы я быстренько отказывался от участка. Хорошо подумав, я решил, что он прав и собирался на следующий день устроить торжественный отказ. Я опоздал.
* * *
Жена растолкала меня рано утром.
Ты не хочешь сходить и поинтересоваться, что там происходит? – язвительным тоном спросила она у меня. Я громко зевнул. Вылазить и идти куда-либо мне совсем не хотелось. Что случилось?
Ничего! Просто народ толпами бродит по улице, как– будто сегодня новогодняя ночь.
Я залез ногами в теплые боты «Прощай молодость – здравствуй старость». И прошаркал к дверям, нащупывая у дверей помповик. Выполз во двор и, увидев соседа, поинтересовался у него: Какого …? Всякие … ? И вообще … они уже! Спать мешают, ,,,! Сосед же ответствовал в том стиле, что он полностью согласен с моими идиоматическими выражениями, очень точно характеризующими весь этот сброд и всю ситуацию в целом. Одевшись, мы пошли по направлению движения, что привело нас к зданию Совета. Увидев, что тут происходит я сразу проснулся. Все напоминало точно такую же ситуацию, происходившую год назад. Так же стояли ребята на импровизированной сцене, только сейчас они разделились на две неравные группки, причем мои друзья стояли в меньшинстве. Какой то орел, используя стоящую раядом машину как трибуну, клеймил реакционный и отживший свое режим:
Они говорят, что все делается для нашего блага! Я не верю! Но чтобы не быть голословным – вернемся к фактам. Вместо того, чтобы работать со всеми нами – они живут на всем готовом. У них своя собственная поликлиника и продукты питания. Их охраняют отборные войска, а мы живем впроголодь и выживаем как можем…
Было очень много слов, много эмоций разбавленных сильно притянутыми за уши фактами. Но этого хватило. В числе про$чих назывался тот факт, что ряду товарищей руководство «подарило» самые лучшие участки, изъяв его из общего списка жеребьевки. Что он на халяву был вспахан, ну и тому подобная мутотень. Саня стоял весь бледный, но спокойный. Андреич пытался что-то доказывать, но перекричать толпу, или идти поперек – бесполезно. Бушующая толпа, только сдерживающих факторов (в виде пулеметов) не было. Вдруг вперед выступил Гладкомордый. Он поднял руки вверх и толпа, как по мановению волшебной палочки, угомонилась. Петр Борисович встал в позу «Ленин на бгоневичке» и начал толкать речугу. Вот что умел – то умел, так бы слушал и слушал. И что он сожалеет о происшедшем, и что участки будут возвращены добровольно в список жеребьевки (добровольно было произнесено с таким нажимом, что становилось ясно, что отдадут по любому, даже еще доплатят и на коленях будут валяться, чтобы взяли обратно); и что все факты злоупотребления властью будут расследованы и виновные наказаны; что будут проведены перевыборы в Совет, что будет покончено с единоначалием и Совет станет всеобщим (от каждой улицы будет один выборный в Совет, который будет следить за соблюдением интересов именно их улицы); и о порочной практике игнорирования женщины. О её равноправии и… В общем он наобещал чуть ли не возвращение прежней жизни. Растроганная такими заявлениями толпа плакала. Слышны были крики: Борисыча в председатели! Многие притащили сюда семьи, они поднимали детей чтобы тем было лучше видно. Я тоже плакал. По моим щекам катились слезы величиной с горошину. Мы просрали сектор. Здесь мы лишние. Надо все бросать и уходить. И я ушел. Обратно домой. К жене.
* * *
Утром следующего дня, ко мне пришел Саня. Стукнулся в дверь и завалился как ясно солнышко. Я сидел на кухне и чистил от консервирующей смазки пулемет Дегтярева. Здорово. Привет. Проходи садись, сейчас я скоро закончу. К посевной готовишся7 – спросил Саня кивая на пулемет. Я молча кивнул головой.
Знаешь, когда посмотришь такое шоу, какое было вчера, то начинаешь припрятывать все ценное и начинаешь доставать оружие. Кстати, чем дело кончилось?
Саня подошел к буфету, достал две стопочки, вытащил из кармана пузырек и плеснул его на двоих: Давай за помин. Не чокаясь!
Мы выпили и занюхали рукавом. На кухню зашла жена, но увидев Саню, проглотила возмущенное: «Опять пьете!?»
Здравствуй Саша, – и накинулась на меня. – Ты чего ничего на стол не ставишь. Сидишь тут как алкаш, хоть бы закуску выставил.
Говоря все это, она быстро шуршала по кухне, доставая закуску и бутылку «Беленькой», непонятно как оказавшейся у неё в заначке. Дождавшись пока она уйдет, мы с Саней перешли к делам: Ну? Чем закончилось?
Да ничем, – досадливо махнул рукой Саня. – Тем, чем я и предполагал. Единственное, что я думал на конец лета, но сейчас даже лучше. Раньше переедем, раньше начнем работы, раньше обустроимся. Ты не отвлекайся, а расскажи, что было на Совете.
Ну, собрали расширенное заседание Совета, а меня выставили на середину. Председательствовал Петр Борисович. У него была та самая петиция, которую ему подали из толпы. Зачитал с бумажки обвинения, отечески поглядывая на меня поверх очков. Задал парочку вопросов, левых полностью, сам на них ответил. И предложил резолюцию о временном освобождении меня от занимаемой должности, до «полного выяснения обстоятельств». Больше всех возмущался Андреич. Но, ты же его знаешь, он как волноваться начинает, так сразу же плюется и речь становиться не очень внятной, поэтому впечатление было не очень.
Мы сдержано поулыбались. Была за андреичем такая беда. Будучи в сильном подпитии или волнуясь, он начинал говорить, как будто набрав в рот кучу камешков.
Паша удивил – продолжил он, – под конец заседания встал и сказал, что он со всеми ними не согласен. И он, в случае если будет принято решение об освобождении меня от должности, в знак протеста слагает с себя свои обязанности. На что ему было предложено покинуть заседание и в течении трех дней освободить занимаемые комнаты. А что Паша? Вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
В дверь постучали. Мы замерли. Шура потянул из сумки кедр, а я начал прилаживать магазин к пулемету. К дверям подошла жена и глухо с кем то переговорив, открыла дверь. По прихожей простучали, замерзшие валенки и на кухню ввалился Паша. Привет, – криво усмехнулся он, – не ждали?
* * *
Паша пришел поплакаться на жизнь. Он наконец-то определилися, как и его люди. Шестеро из его людей уходили с Санькой, остальные, четырнадцать, шли с ним (т.е. со мной). Штрейкбрехеров не было, он предварительно провел небольшое собрание и опрос, причем не только среди своих ребят, но и среди их семей. Осталось только обговорить детали, совсем безприданным он уходить не хотел и предложил нам план, за который я ухватился обеими руками и ногами. План был простой и хороший, основывавшийся на том, что на базе все еще дежурят бойцы Сереги, хотя он Сане и не нравился. Обговорив взаимодействие, мы договорились встретиься через два дня, когда Паше приедтся покидать негостеприимные стены.
