провокацией. Подобные проверки царские людишки устраивали постоянно. Зато с главным вопрос был решен — эти слова говорили о том, что епископ лично знает царевича. А потому играть в молчанку не имело смысла — Алексей Петрович «перевоплотился», проделав необходимые манипуляции прямо на глазах пораженного ими владыки.
— Нет, это я писал собственноручно. Только после наведенной на меня порчи и отравления я напрочь забыл, как писал прежде. Да и буквицы запамятовал, даже как писать, только недавно с трудом вспомнил и то не все. Память напрочь отшибло, как не помер, не понимаю!
— Боже мой, — епископ машинально перекрестился, вглядываясь в лицо, негромко пробормотав:
— Ты же у цезаря был в полной безопасности, царевич! Зачем ты на свою смерть вернулся?!
— Ты меня раньше срока не отпевай, владыка! Я не милости приехал у отца просить, а ответ за все дела потребовать. И не прятаться в землях чужедальних, а родные земли обойти. Походил и поездил, не скрою, да и грамотку тебе привез от архимандрита Старицкого Иоакима. Вот она, прочитай на досуге, говорил я с ним недавно.
«Никогда нельзя даже родным людям показывать свою информированность — пусть каждый знает столько, сколько ему надлежит. В лишних знаниях излишняя скорбь, особенно когда заговор плахой грозит», — Алексей увидел, что епископ быстро посмотрел на письмо, пробежав по тому глазами, и отложил в сторону.
— А теперь я прежний вид приму, малость себя уродовать буду, мало ли кто войдет, а мне нужно быть неузнанным, — Алексей принялся старательно возвращать себе «грим», и уловил одобрительный блеск в глазах Ионы — старик явно понимал толк в лицедействе.
— Все правильно делаешь, царевич, люди они разные бывают, есть среди них те, кто донесет — тридцать иудиных сребреников многих сейчас прельщают. Ибо не ведают, что творят!
— Не ведают, включая клириков, что руку Антихриста держат!
От сказанных слов Иона вздрогнул, старческие глаза загорелись, но были тут же спрятаны веками. Епископ тихо произнес:
— Не суди, да не судим будешь. Царь ведь миропомазан и отец тебе — два тяжких греха на себя взвалить можешь…
— Придется взваливать, ибо кроме меня никто сего сделать не сможет, — Алексей уселся на лавку, сразу показывая, что его визит чисто деловой, и указал Ионе на место рядом с собою. Старик подчинился, расправил теплую рясу и присел, глаза настороженно блестели.
Мотнув головой, Алексей негромко сказал:
— Сейчас ты выслушаешь меня, и сам решать будешь. И начну я сразу с того момента как очнулся на постоялом дворе, отравленный…
Свою историю он поведал очень медленно, постарался передать свое состояние. Единственное, о чем никогда и никому не будет говорить, так это о том, что он человек из другого времени. Ведь на дворе 18-й век, примут за беса и начнут изгонять его из тела. Экзорцисты тут есть, особенно хорошие специалисты среди палачей.
А оно ему надо их умение на себе пробовать?!
Говорил честно, лучше не врать без большой нужды, просто правду надо недоговаривать. А вот старик слушал его крайне внимательно, временами задавая короткие вопросы, острые как клинок кинжала, засунутый под ребра сильным ударом. Знающий старик, зело недоверчивый — но и пост высокий занимает, был бы недальновиден и не умен, давно бы коллеги «сожрали» вместе с рясой и не поперхнулись.
— Это хорошо, что ты в монастырь не попросился, хотя клобук не гвоздем прибит, как верно подметил. Однако, царевич, в опасные дела ты втягиваешь, тут рисковать многим придется.
— Так без труда не выловишь рыбку из пруда, да и опасно на тонком льду стоять, тут осторожность не помешает, — Алексей усмехнулся — слова Ионы для него стали понятны.
«Старик не прочь поиграть по самым высоким ставкам, но требует показать весь список возможных пожалований. Что ж — он в своем праве, и тут мне не нужно скупиться на обещания. Но и не давать сразу и очень много, памятуя о том, что аппетит во время еды приходит!»
— А тот, кто трудился и с рыбой остался, не умрет с голода, как другие. И место займет достойное, яко спаситель!
«Намек дан, и ты его понял, вон как головой закрутил. А что ты хотел — на халяву все получить и ничего при том не делать?!
Нет, так свиней не режут, ваше преосвященство!
Весь в крови измажешься, с головы до пят — потому что нет у нас иного выхода — за власть бороться надо, тем более имея против себя такого врага, как царь Петр!»
— Какая тебе помощь потребна, государь?!
«Слово сказано — молодец, юлить не стал, все старик прекрасно понял», — Алексей внимательно посмотрел на Иону, тот спокойно выдержал взгляд, положив ладони на пастырский посох.
— Людишек нужно собирать верных под мою руку. Особенно тех военных, кто вес в Москве имеет. Ведь полки в Первопрестольной поднять за веру православную можно, не всем новые реформы пришлись по сердцу. Но ими командовать нужно. Кто лучше жен своих мужей знает, ведь ночная кукушка завсегда дневную перекукует.
А как будет ясно, кто и чем дышит, то и мне нужно будет с такими разговор вести уже на особицу. Время зря не тратить в напрасном поиске конфидентов. Торопиться нам нужно владыка, — Алексей специально нажал голосом на нужном месте, и добавил:
— Доносчики ведь рядом бродят. А потому не позднее начала марта на Москве должна быть моя власть вместе с патриархом, и крепко держаться против бесовского Петербурга. Весна наступит, ледоход и распутица — не сразу полки царя Петра подойдут.
Мы за это время укрепиться зело сможем и народ на помощь церкви, а с ней истинного православного царя, позвать купно, людно и оружно. Спасение всем вместе искать, и по кондициям, сиречь условиям прописным, жизнь в дальнейшем устраивать. По устоям древним и праведным — в том крест целовать буду перед патриархом и народом своим, и сего целования не нарушу, о чем в грамоте объявлю.
— Праведные у тебя мысли, государь. Земля наша устала от неустройства, что пришло в эти годы. Православной церкви нашей прежнее величие и благолепие вернуть надобно!
«Торг зело уместен, раз он пошел. Им палец в рот не клади, откусят. А потому нужно на всех пунктах кондиций держаться, памятуя, что богу богово, а кесарю кесарево!»
— Я весь во внимании, владыка…
— Барон, передайте своему сюзерену, князю Людвигу Рудольфу вот эти драгоценности, — Фрол протянул опешившему придворному в пышном парике небольшой мешочек, переданный ему Алексеем Петровичем. Теперь оставалось уповать только на то, что подслеповатый немец
