позицию и сейчас работали на две стороны, стараясь угодить как Хатшепсут, так и Рехмиру с Усерамоном, которые представляли меня. Жрецы же вовсе пошли дальше, стали требовать от Хатшепсут уступок, пока я не вернулся, которые она не могла им дать, точнее могла, но тогда она входила в полную конфронтацию с верховным визирем, а она этого не хотела. На этом моменте я напрягся и приказал ему рассказать об этом подробнее.
— Конечно я рассказываю уже переработанную мной информацию, мой царь, — поклонился он, — составленную из тысяч донесений, обрывков разговоров и слухов. Это лишь то, что я предполагаю исходя из того, что мне стало известно.
— Я это прекрасно понимаю Пенре, — согласился с ним я, — но всё же постарайся вспомнить дословно, что они от неё требуют.
Мужчина задумался, затем кивнул головой, продолжив говорить.
— Первое и самое главное, подписать обязательство, что на новых территориях, которые захватил и захватит в дальнейшем Его величество Менхеперра, для жрецов и храмов сохранятся те же привилегии, что и для основной части Египта, — ответил он, — они уже столкнулись с тем, что попытавшись зайти в те города, которые сейчас стали Южным Египтом, местная власть потребовала от них уплату налогов, показав декрет об этом, подписанный Его величеством Менхеперрой.
Я улыбнулся, случилось именно то, что я и планировал.
— Второе, местные элиты были не сильно рады пришельцам, поскольку жрецы у них есть собственные, прикормленные, пусть даже и поклоняющиеся тем же богам, что и египтяне, — продолжил глава канцелярии внутренних дел, — так что фиванские жреческие Рода крайне недовольны тем, что Египет прирос огромными новыми территориями, но им от этого ничего по факту не досталось. Платить налоги и лишаться уже привычных поступлений из царской казны они были не намерены. Так что царя Хатшепсут поставили в весьма жёсткие рамки, напомнив ей об обещаниях, которые она давала жрецам за то, что они помогли ей взойти на трон, в обход официального наследника.
Я погладил подбородок, в голове разрозненные кусочки мозаики стали складываться в более или менее цельную картину.
— И что же наш царь? — поинтересовался я у него.
— Плохо ест, плохо спит и на всех срывается, — ответил Пенре хмуро, — поскольку это те обещания, которые она если и даст, то не сможет сдержать и чем больше Его величество одерживал побед на Ханаане, тем становилось понятнее, что она в весьма плачевном положении. Именно поэтому её стали покидать все, стараясь договорится с ближним кругом Его величества Менхеперры.
— То есть Хатшепсут сейчас всеми покинутая и никому не нужная? — хмыкнул я.
— Я бы так не сказал мой царь, — он пожал плечами, — у неё ещё остаются сильные союзники, но у них просто нет другого выхода, с Его величеством Менхеперрой они в своё время поссорились, так что у них остаётся только вариант быть с ней до конца. Что, впрочем, не придаёт им веселья и бодрости духа.
Я снял с себя золотой браслет и показал ему подойти ближе, вручив его ему.
— Твой рассказ Пенре очень интересный, позже я хочу поговорить с тобой более подробно, но благодарю тебя, ты и правда помог мне многое прояснить.
— Мой долг служить Его величеству, — он низко мне поклонился, а его лицо было довольным.
— Тогда постарайся сосредоточиться на взаимоотношениях между жрецами и Хатшепсут, — приказал я, — и с новыми сведениями, можешь сразу приходить ко мне.
— Слушаюсь мой царь, — поклонился он и по знаку руки покинул комнату.
— За дверью ждут Хейра и Хумай с ребёнком, мой царь, — обратился ко мне Хопи.
— Пусть охрана зайдёт обратно, а сам найди Неси и скажи, что я с ним поговорю сразу по возвращении из Абидоса. Если ему нужны деньги для него и его парней, возьми у Небсения и выдай сколько нужно.
— Слушаюсь мой царь, — склонил голову Хопи и пошёл на выход.
Почти сразу за вернувшейся охраной внутрь зашла Хейра, а за ней взволнованная Хумай с ребёнком на руках и ещё десять служанок и воспитателей. Я посмотрел на девушку, которую совсем недавно любил, но сейчас не испытывал к ней ровным счётом ничего. Любовь и смерть иудейки так сильно на меня повлияли, что я даже малейшей теплоты не испытывал сейчас ни к самой Хумай, ни к её ребёнку.
— Мой царь, — они все низко поклонились, а я встал и через силу подошёл ближе, осмотрел ребёнка и слегка приобнял Хумай. Девушка явно рассчитывала на нечто большее, так что на глазах показались слёзы.
— Благодарю, я доволен тобой, — фальшиво улыбнулся я, — ты стала матерью, как и хотела.
— Мой царь, — девушка обиженно на меня посмотрела, — я бы хотела рассказать о ребёнке Его величеству ночью.
— Боюсь эта ночь у меня уже занята, — ответил я, подумав о Бастет.
Глаза Хумай расширились, по её щекам покатились слёзы и она поклонилась мне, попросив удалиться, поскольку ребёнка было пора кормить. Я, которому вся эта сцена была тяжела, с лёгкостью её отпустил. Хумай со служанками и ребёнком ушла, а Хейра осталась.
— Кого из жён пригласить на ночь к Его величеству? — спросила она.
Я удивлённо на неё посмотрел.
— Ты не слышала? Ночью я занят.
Девушка низко поклонилась и клянясь, покинула комнату.
Ко мне почти сразу заглянул Бенермерут, который поинтересовался, не хочу ли я ужинать и получив утвердительный ответ ненадолго ушёл. Я тихо сказал вернувшемуся Хопи, который сказал, что нубийца нашёл, деньги ему на расходы передал, а также благодарность от него и слова, что он будет ждать столько, сколько потребуется Его величеству.
— Проверь сходи на всякий случай, как дела с готовкой и проверкой еды обстоят, — тихо сказал я, повторив, — просто на всякий случай.
Хопи стал серьёзным, позвал с собой двух опционов и они вышли, ненадолго оставив меня одного с охраной. Я, устало потерев глаза, завалился на кровать в ожидании ужина. Встречи и переговоры сегодня высосали у меня абсолютно все силы.
После ужина, который я провёл в одиночестве, мне оставалось только принять вечерние ванны и посвежевшим вернуться к себе, переговорить о планах на завтра с Хопи и Бенермерутом, а затем приказать охране покинуть комнату и не входить, пока я не прикажу.
