процентов, — сказал Морозов.
— Замечательный бизнес! — оценил Саша.
— Вроде выгодно, только…
— Угу! — усмехнулся Саша. — Я понял. Только помещик деньги не вернет, потому что закредитован и перекредитован по самое… сверх всякой меры.
— Ну, да, — улыбнулся Гучков.
— Я чувствую, в кубышке лучше, — заметил Саша.
— В писании сказано: «Не зарывай таланты в землю», — заметил Морозов.
— Держать деньги в кубышке — все равно, что их на ветер спускать, — уточнил Тимофей Саввич.
— Понятно, — сказал Саша. — Деньги должны делать деньги.
— Крутиться, — кивнул Гучков.
— И что же делать? — поинтересовался Саша.
— Как что? — переспросил Морозов-старший. — В оборот пустить. Ефим и пустит.
— С благотворительных денег грешно барыш брать, — заметил Гучков, — так что все студентам и вернется сторицей.
— Банк бы тоже в оборот пустил, — сказал Саша. — Нормальный банк. Три процента сделаете?
Гучков хмыкнул.
— Обижаете, Ваше Высочество!
— А сколько?
— Это все в руках Божьих, — солидно заметил Савва Васильевич. — А я бы и тридцать сделал.
— Это реальные цифры? — спросил Саша.
— Как Господь сподобит, — сказал Ефим Федорович. — А можно и пятьдесят. За год-то.
— Так может и на линейку для студентов хватит? — предположил Саша.
— Может быть, — сказал Гучков. — Как раз и получится где-то пять тысяч. Бог милостив…
— Значит, мы правильно решили строить общежитие, — резюмировал Саша. — За два года окупается. Конку надо пускать. Конку!
— Подумаем, — пообещал Гучков.
Саша еще успел съесть кусочек стерлядки, с тоской посмотрел на осетра и понял, что всё.
И первая часть обеда кончилась. Во второй части было обещано сладкое, а пока народ встал из-за столов, и началась тусовка.
Гогель ушел курить вместе с небольшой частью присутствующих «никониян», а Саша остался с некурящей публикой.
Подошел к приоткрытому окну. Потребители «смердящего зелья сатанинского» собрались у входа, и дым поднимался вверх и проникал в помещение, смешиваясь с запахом сирени.
Саша поморщился, отвернулся и оперся на подоконник. Оставшаяся публика тут же окружила «Его Высочество».
Гучков начал представлять присутствующих.
— Это Козьма Терентьевич Солдатенков, Ваше Императорское Высочество, — начал он.
Солдатенков был примерно в возрасте папа́, то есть немного за сорок, имел рыжеватые усы, окладистую старообрядческую бороду, высокий лоб, прямой выдающийся нос и умные с хитринкой глаза.
— Чем занимаетесь, Козьма Терентьевич? — поинтересовался Саша.
— Товарищество Кренгольмской мануфактуры, Ваше Высочество, — сказал Солдатенков. — С Людвигом Кнопом и братьями Хлудовыми. Бумагопрядильная и ткацкая фабрики.
«Одни ткачи! — подумал Саша. — Машиностроение вообще есть?»
Фамилия «Кноп» была смутно знакома откуда-то из детской советской литературы и ассоциировалась с хрестоматийным буржуем. Представлялся толстяк в цилиндре, тройке и с сигарой между пальцами.
— Очень интересно, — сказал Саша.
— Сверх того я немного издатель, — добавил Солдатенков. — И у меня к вам деловой разговор, Ваше Высочество.
— Говорите! — разрешил Саша.
— Двенадцатого июня Троицын день, Ваше Высочество…
— Ой, я дурак! — воскликнул Саша.
— Ну, почему, успеем, — возразил Солдатенков.
— Телеграф сегодня ещё работает? — спросил Саша.
— Конечно, Ваше Высочество. За какое время ваш студент нарисует?
— Да за день нарисует! — хмыкнул Саша.
— А вы говорите: «Не успеем!», — заметил Козьма Терентьевич.
— Какой мой процент? — поинтересовался Саша.
— Четыре, — предложил Солдатенков.
— Сколько? — возмутился Саша. — При всём моем уважении к московскому купечеству, вы меня извините, но это грабёж!
И по-наполеоновски сложил руки на груди.
— Но ваша только идея, — заметил Солдатенков.
— А работа художника? Это же из моего кармана.
— В Москве тоже есть художники.
— Зато открытки Крамского гарантированно продаются, — заметил Саша. — Это проверенный товар.
— К Троице он ещё не рисовал, — возразил Козьма Терентьевич.
— Зато к Масленице продавались. И к Пасхе — тоже.
— Хорошо, — кивнул Солдатенков. — Сколько вы хотите?
— Пятнадцать, — сказал Саша.
Козьма Терентьевич тяжело вздохнул.
— Ваше Императорское Высочество! При всей нашей любви и преданности к августейшей фамилии и вашему царственному батюшке, только вашим юным возрастом можно оправдать эту цифру, потому что это совершенно невозможно!
— Ладно, четырнадцать, — смирился Саша.
— Я не ради барыша это делаю, — продолжил Козьма Терентьевич. — Мы уже издали сборник стихов Кольцова и издаём сказки Афанасьева. И это нам не приносит никакого дохода. Только народного просвещения ради. Доходы от открыток, надеюсь, помогут нам оплатить эти публикации.
— Так и я не на бирюльки спущу, — сказал Саша. — Я в Москву приехал только потому, что мой друг Николай Васильевич Склифосовский сделал историческое открытие: нашел причину туберкулеза. И теперь мы будем искать от него лекарство. На оборудование лаборатории тоже нужны деньги. Русские народные сказки — это прекрасно. Но не важнее ли спасенные человеческие жизни?
— Хорошо, пять, — вздохнул Солдатенков.
— Двенадцать, — предложил Саша.
Окружающие наблюдали за торговлей, затаив дыхание, примерно, как за кулачными боями на Масленицу. Саша подумал, что сейчас начнут делать ставки.
— Шесть, — сказал Солдатенков.
— Одиннадцать, — возразил Саша.
— Это первый опыт научного издания сказок с комментариями, — продолжил Козьма Терентьевич, — Афанасьев собирал их несколько лет, и не только в архивах. Он сам ездил по деревням и записывал рассказы русских старушек. А Владимир Даль поделился с ним своими записями. Мы собираемся издать восемь выпусков. И все сказки останутся такими, как есть, без прибавлений и обработки.
— Я прекрасно знаю, кто такой Афанасьев, — сказал Саша. — И кто такой Даль — тоже.
— И?
— Ну, хорошо. Десять.
— Семь, — сдался Солдатенков.
Саша сделал шаг от окна и повернулся к издателю спиной, словно собираясь уходить.
— Восемь, — сказал Козьма Терентьевич отчаянным тоном человека, бросающегося в пропасть.
Саша остановился, обернулся и протянул руку.
— Договорились, — сказал он.
— По рукам! — воскликнул Солдатенков.
И, судя по крепости рукопожатия, Саша предположил, что всё-таки продешевил.
Но отступать было поздно.
Он вынул из-за пазухи карандаш и записную книжку, вырвал из неё листок и набросал телеграмму: «Срочно нужны рисунки открыток с поздравлениями с Троицей. Хотя бы пара вариантов. Желательно завтра. Ваш Вел. кн.
