Свои слова Кнуд подтвердил ударом глиняной кружки по крепко сколоченному столу, стоявшему посреди небольшой комнаты. Еще с десяток северян разместились здесь, распивая вино и пожирая жареную птицу, что удалось подстрелить в густых лесах, покрывавших склоны узкого ущелья. На одной из скал, нависавших над ущельем, стояла небольшая старая крепость, возведенная бог весть кем в незапамятные времена. Здесь же, по приказу императора Константина и разместилась Феряжская тагма, чтобы наблюдать за Киликийскими Воротами — узким каньоном соединявшим Сирию с внутренними областями Малой Азии.
— Мне это нравится не больше чем тебе, Кнуд, — отозвался сидевший напротив Херульв, — в Армениаке, я надеялся доказать делом, что басилевс не зря взял нас на службу. Но Константин командует своей армией не в одиночку и его стратиги, — которым и без того не по вкусу, что язычник и варвар поставлен чуть ли не вровень с ними, — убедили его в том, что негоже оставлять Ворота без присмотра. И они правы, если честно, — хотя и основной удар ожидается в Армениаке, какие-то сарацинские банды могут прорваться здесь, пользуясь тем, что басилевс сейчас отвлечен на север.
— И впрямь великая честь, — хмыкнул Кнуд, — давить крыс, пока на севере дерутся львы.
— Не стану же я спорить с Константином из-за этого, — пожал плечами Херульв, — ничего, дадут боги, это война — не последняя и мы еще сможем…
Громкий топот ног прервал его на полуслове и в караулку вбежал майниот — один из тех, кто пришел в столицу с Горго, какой-то ее дальний родственник. Несмотря на молодость, он уже считался опытным морским разбойником, привыкшим высматривать очередную жертву и с носа корабля и с прибрежных скал. Поэтому Херульв и поставил его, вместе еще с несколькими сородичами, на смотровую башню, чтобы следить за ущельем. Сейчас же, судя по взъерошенному виду, греку и впрямь удалось увидеть что-то невероятное.
— Беда, стратигос, — выдавил он, — сарацины. Очень много!
— Что? — спросил Херульв, — как много?
— Много больше, чем мы ждали, — послышался женский голос и из-за плеча соплеменника вынырнула Горго. Сейчас девушка выглядела совсем иначе, нежели в день, когда Херульв вызволил ее из сарацинского гарема: гибкое тело прикрывала легкая, но прочная кольчуга, черные волосы выбивались из-под остроконечного шлема, с украшенного серебряными бляшками пояса свисала сабля-парамирион. Тревожный взгляд супруги сказал Херульву больше множества слов — и вскоре сам фриз уже стоял на смотровой башне, внимательно всматриваясь в лесистое ущелье. Внизу, там, где по дну каньона текла река, раздувшаяся от недавних дождей, блестела сталь множества доспехов и оружия, над которыми развевались знамена — черные и зеленые стяги ислама, украшенные вязью арабского письма, чередовались с золотистыми знаменами с черным орлом.
Елпидий, бывший стратиг Сицилии, а ныне самозваный император Византии, плотный чернобородый мужчина в пурпурном плаще прикрывавшим арабский доспех, был чрезвычайно доволен собой. Мальчишка-басилевс все-таки сунулся в расставленную ему ловушку: пока Константин, упоенный легкой победой, заливал кровью Армениак, — вопреки ромейским ожиданиям, не получившим никакой помощи от халифа, — почти тридцать тысяч воинов, арабов и ромейских мятежников, признавших Елпидия императором, шли сейчас к оставленным почти без защиты Киликийским воротам.
Вот и тот самый перевал — защищенный одной лишь крепостью, над которой сиротливо развевалось знамя с некоей черной птицей. У Елпидия не было времени рассматривать — вместо этого он недоуменно уставился на небольшой отряд, вставший посреди ущелья, выставив перед собой большие щиты, украшенные черными орлами. Сами же воины не походили на греков, армян или арабов, вообще ни на какой народ, населяющий здешние края: слишком высокие и крепко сложенные для местных, а у стоявшего впереди предводителя, из-под шлема выбивались светлые волосы.
Елпидий оглянулся, — за его спиной двигалось огромное войско: арабская пехота в белоснежных бурнусах, скрывавших кольчуги и шлемы, вооруженная мечами, копьями и боевыми топорами. Рядом с ними шли и ромейские мятежники, в панцирях-клибанионах, вооруженные копьями-контарионами и мечами-спатами. Впереди же гарцевала легкая конница, оседлавшая стройных арабских жеребцов, на которых сидели воины пустынь, вооруженные луками и пиками. В арьергарде войска двигалась тяжелая арабская конница, верхом на конях покрытых бронированной попоной, вооруженная длинными копьями и обоюдоострыми мечами. Могучая, неодолимая сила — чего стоит та горстка безумцев, что осмелилась преградить им дорогу?! Несколько ошеломленный тем, что Киликийские Ворота не остались без защиты, самозванец вновь прибодрился, увидев сколь мало воинов осмелилось ему противостоять. Он обернулся назад и махнул клинком.
— Вперед! — крикнул он, — прикончите этих
