у нас все нездорово, — поморщился Пашка. — Дебиторская задолженность огромная. И частично ее можно признать безнадежной. Я нашел массу крайне сомнительных сделок. Этим вопросом уже Николай Дмитриевич занимается. Дал ему распечатку движений по счетам за последние полгода — пусть пробьют контрагентов. Сдается мне, это фирмы Лисицина. Или Тарасова.
— А на счетах сколько?
— Больше сорока миллионов.
Тут я тихо ахнул.
— Но все законтрактовано, надо покупать доллары для оплаты поставок. Очень муторное валютное законодательство — половина бухгалтерии занимается оформлением документов под эти банковские проводки.
— Мне тоже справку подготовь с цифрами, — сказал я Пашке. — Но без зауми всякой. Слева — нам должны, справа — мы должны. Внизу итог. Понял?
Тот кивнул и исчез.
— Сергей Дмитриевич, можно? — заглянул в кабинет зам по безопасности.
— Проходите, — махнул я рукой, отмечая, что вкалываю, как раб на галерах, уже который день. Люди в моем кабинете менялись как в калейдоскопе и, честно говоря, это даже было неплохо. Непривычно только.
— Охрану на складах поменял, сейчас будем проводить инвентаризацию, — доложил он. — Комиссия уже собрана. Я, наш главный бухгалтер и завскладом. Эльвира Николаевна — председатель, все как положено.
— Она справится? — позволил я себе легкое сомнение.
— Она? — поразился бывший особист. — Вы просто слабо представляете масштабы хищений на пищевых производствах, Сергей Дмитриевич. И схемы, которые там проходят. Вот, помнится, в Воронеже громкое дело было. На сырном производстве возникали излишки в размере десяти процентов и реализовывались в гастрономах за наличку. Раз сто проводили проверку, но ничего найти так и не смогли. Левого сырья так и не обнаружили, а машины с неучтенным товаром продолжали уходить на точки. Директора миллионерами стали. Задолго до Тарасова.
— И что там было? — заинтересовался я.
— Максимально строго ГОСТ соблюдали, — развел руками особист. — Выдерживали жирность продукта по нижней грани норматива.
— И что? — непонимающе посмотрел я на него.
— А то! — назидательно ответил Николай Дмитриевич. — До этого дела считалось, что соблюсти технологию с такой точностью технически невозможно. Потому-то ГОСТ и давал широкий диапазон. Так что технолог и начальник цеха должны были получить Ленинскую премию, а получили восемь лет общего режима. И это еще повезло, что они многодетными оказались.
— Так что Эльвира Николаевна… — задумчиво сказал я.
— Собаку на этом съела, — поддержал меня зам. — Пищевка — это вам не факсы и компьютеры в коробках считать. Там думать надо. Я, Сергей Дмитриевич, хотел несколько бывших сослуживцев привлечь. Чувствую я, работы будет выше крыши.
— Я не против, — сжал я руками голову. — Но дай сначала на ноги встать. Мы пока что сами не понимаем, что взяли. Даже кассу пересчитать не успели.
— Я понимаю, — кивнул наш особист. — Я вернусь с этим вопросом через пару недель.
А ведь он прав! — размышлял я. — Все крупные финансовые группы создавали свои службы безопасности. Все до одной! Кое у кого и вовсе частные армии были. И разведка работала не хуже, чем у родного государства. И прослушку ставили, и наружное наблюдение вели, и экономический блок работал — ловили нечистых на руку продаванов и закупщиков. Ведь у постсоветского человека совсем иной менталитет, чем у того же японца. Наш человек не ворует, он просто компенсирует себе недополученную зарплату. И выбить это не получится никогда. И ведь угрызений совести ни у кого нет. Крадут у человека, которому жмут руку, и хоть бы что-то в груди шелохнулось. А с другой стороны… А почему бы у такого, как я и не украсть? Разве я заработал это все? Еще как заработал. Жизнью рискнул и продолжаю рисковать — история с Истоком еще не закончена. Так что службе безопасности быть, но чуть позже.
Наконец-то долгожданная передышка! Я достал ключи, которые изъяли у Лисицына и подошел к сейфу. Второй день недосуг было залезть туда. Как выяснилось, зря!
— Ешкин кот! — я подбежал к входной двери и закрыл ее на два оборота ключа. Не приведи бог, зайдет кто. Да сколько же здесь?
На столе лежали пачки долларов и немецких марок, аккуратно перевязанные черными резинками. Вот где эта тварь свою заначку хранила! Двадцать две тысячи долларов и шестнадцать тысяч марок. Неплохо он тут косил. Неудивительно, что увольняться не хотел. Неужели понимал, что корабль ко дну идет, и тащил все, до чего мог дотянуться? Похоже на то…
— Да что же это! — повторял я, не веря своим глазам. Руки сами полезли пересчитывать купюры по второму кругу — Да мы же теперь ого-го! Хотя… а что ого-го? Мы еще не знаем, как тут дела обстоят. Может, тут долги одни. Или это не мои теперь долги? Это Истока долги. Игра в вершки и корешки! — я нервно хохотнул.
И впрямь, как в детской сказке. Мы забираем себе все, что представляет хоть малейшую ценность, а остальное оставляем на высосанной, словно говяжий мосол фирме…
— Кому я должен, всем прощаю! — гнусаво пропел я и поднялся с кресла. В дверь требовательно постучали, а бабки сразу убрал и пошел открывать.
— Серый, здоров! — на меня смотрел осунувшийся Штырь, собственной персоной, который опирался на палочку, словно воин, раненый на Колчаковских фронтах. За его спиной улыбались во весь рот остальные участники нашей концессии, которые и привезли его из Лобни.
— А четко у тебя тут все! Телек, кожаный диван, картины на стенах, — Пахом принялся разглядывать все.
— Заходите, пацаны! — раскрыл я руки, обнялся со Штырем. — Оклемался, братан! Валя! Я там холодильник видел — принеси нам, что покрепче.
— А чё? — удивленно посмотрел на меня Штырь. — У нас уже и секретарша есть⁈
Бригада расселась за стол для совещаний, частью на диван. Как только даже не вошла, а вплыла Валя, все стали поедать ее глазами. Та сильно покраснела, но справилась с собой. Девушка быстро расставила рюмки, поставила на стол бутылку Столичной, которая, правда была ополовинена. А неплохо тут жил Лисицин. Совсем неплохо.
— Ты ей уже вдул? — Штырь дождался, когда Валя выйдет, разлил водку. — Ну, за здоровье!
Мы выпили, а закусить-то нечем. Недоработка.
— Нет. Я ее уволю.
Все в удивлении на меня уставились.
— Эту богиню⁈ — Карась недоуменно покачал головой.
— Это богиня лежит
