Ознакомительная версия.
И мы это говорим: “Да”!
Это действительно так и бывайте. Это и должно быть.
И вот почему.
Прежде всего это требует Величие Божие.
То есть: Господь Сам свободен и потому желает и свободного изволения от нас. А иное отношение к нам было бы недостойно Его Величия. И потому всякие принудительные условия веры являются, – хотя бы в самом тонком виде, – собственно, так сказать, “насилием”. Это-то и является грехом нашим против Бога (т.е. когда мы добиваемся так или иначе – “осязать” Его, будто Он в нашей вере в Него нуждается. Человек тогда ставит себя в положение старшего, коему Бог должен служить!).
И хотя Он действительно “служит” Нам, окаянным, т. е. всемерно “старается” спасать нас, даже Сына Единородного послал ради нас, и Спаситель унизился ради нас до воплощения и распятия, но это Его воля и любовь; мы же не имеем ни права, ни желания побуждать Господа служить нам: это – дерзость! Мы должны служить Ему. И в частности, самая вера наша должна быть даром и обязанностью, послушанием и счастьем – для нас в отношении к Богу, а никак какою-либо нашею услугою Ему!
В этом смысле и сказано: “Величие Божие”. Может быть, кому-либо трудно уразуметь такой мотив нашего действования, но это действительно есть и так бывает. И опытному это совершенно ясно: вера есть свободное отношение к Богу.
Далее. Этого же требует и достоинство человека. Если бы мы веровали только по “доказательствам”, а не и по свободному нашему самоопределению, тогда такая вера была бы делом принуждения, т. е. актом, в сущности, не свободным, а вынужденным.
А люди, которые требуют “научной” веры или неверия (это все равно), в сущности, ставят себя в рабское положение к “уму”, отказываются от свободного выбора, т. е. отказываются от своего достоинства. А этого не хочет и Господь от нас, ибо Он любит Свое творение и желает ему богоподобного состояния свободы и достоинства. После Он будет помогать нам, но именно – лишь “помогать”; и то, если мы сами хотим и просим Его, – а не господствовать, не принуждать нас.
Затем. Да если бы мы и дошли до такой принудительной (от ума) веры, она еще не только не угодна Богу, – но и непрочна.
Всякие “доказательства” могут в любой момент ослабеть; и тогда человек снова станет пред вопросом: есть ли? И тут “доказательства” не имеют абсолютной силы, не говоря уж о невысоком достоинстве их (как мы видели). Иное дело – свободное самоопределение: тут уже наше решение было и есть твердо, не боящееся никаких сомнений и не требующее никаких “доказательств”; “хочу” – и этого совершенно достаточно. А свободное решение – в нашей власти.
Потом. Наоборот, наше самоопределение свободно подчиняет нас Богу; и тогда Он Своею благодатию укрепляет нас: это – несравнимо с нашей слабостью. Слава Богу и за самую эту слабость: она побудила искать всесильной Руки Божией! В этом смысле и весь Ветхий Завет, – как у язычников, так и иудеев, – был детоводителем (по-славянски: пестуном, воспитателем) к благодати Нового Завета (Ин. 1, 1-17; Рим. 1-8 гл. Галатам, Ефесянам, Титу, Евреям). Не познаешь греха, не будешь искать и Спасителя. И тогда вера поддерживается даром Божиим (Ефес. 2, 8). Мы не прочны; но сильна благодать Божьей помощи.
После этого ответно-благодатного укрепления нас Богом мы отдаемся в послушание Богу, передаемся “пестуном” детоводителю Отцу (Галат. 4, 1-9), в каковом и остаемся уже всегда. И это послушание, – свободное и постоянное, – держит нас в руке Божией, в уповании на Бога, а не на себя, ни на какие человеческие соображения.
Так сочетаются свобода Божия со свободою человеческой. Кому-нибудь это сочетание покажется странным и будто бы даже противоречивым, но на самом деле – это воистину так! “Где Дух Господень, там свобода” (2 Кор. 3, 17). “К свободе призваны вы…” (Гал. 5, 13).
И, собственно, свободны не самовольники, а послушные. Свободны святые, а не грешники; у нас же идет непрерывная борьба за эту истинную свободу – чрез послушание Богу! И собственно здесь разрешается вечный спор: свободен ли человек или нет? Да, мы, грешные, не можем быть свободными, ибо страсти наши господствуют над нами. И только по мере освобождения нас от них – растет и свобода наша. Послушные несравненно свободнее самовольных. А святые – уж совсем свободны, сколь возможно человеку. А вполне свободен только один Бог.
Короче и проще сказать: смирение дает свободу. Это – очевидный факт опыта! Гордый же – раб себя самого, хотя воображает, что он-то и есть свободный. И смирение – угодно Господу. И нас оно делает свободным.
Потому и вера есть смирение, – говорит св. Варсануфий Великий. Неверие же – рабство. Люди думают совсем наоборот. И так необходимо. Как мы уже многократно видели это, наша воля, наши страсти, наши греховные влечения делают нас рабами: рабами и в жизни, рабами и в сознании. Евреи воображали себя свободными потому, что они – потомки Авраама. А Господь говорил им: “Истинно, истинно говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха” (Ин. 8, 34).
“Неужели вы не знаете, – пишет ап. Павел, – что, кому вы отдаете себя в рабы для послушания, того вы и рабы…” (Рим. 6, 16).
И люди, стремящиеся к ложной свободе, “произнося надутое пустословие”, “обещают им свободу, будучи сами рабы тления; ибо, кто кем побежден, тот тому и раб” (2 Петр. 2, 18, 19). И тот же ап. Павел говорит еще, что иногда мы словами говорим, будто “свободные”, но на самом деле “употребляли свободу для прикрытия зла”, а не “как рабы Божии” (1 Петр. 2, 16).
Приведем два примера. Первый и самый главный – это Господь Христос. Он пришел на землю по добровольному послушанию Отцу Небесному: “Вот, иду… исполнить волю Твою, Боже” (Евр. 10, 7, 9). И в жизни Своей в мире этом Он исполнял волю Отца: “Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца” (Ин. 6, 38). И к этому же Он звал и верующих: “Познаете истину, и истина сделает вас свободными” (Ин. 8,32). А истина – Сам Христос: “Если Сын освободит вас, то истинно свободны будете” (Ин. 8, 36). “Я есмь путь и истина и жизнь” (Ин. 14, 6).
И нам следует идти по этому же пути, который есть истинен и единый, освобождающий нас.
Второй и поразительный пример этой истины и свободы мы видим в Пресвятой Деве.
Когда Архангел Гавриил возвестил Ей благовещение о рождении от Нее Сына и Бога, то она задала только один вопрос: как останется Она девой? Но ведь гораздо важнее и непостижимее был вопрос о том, как Бог – Дух может воплотиться от Нее? И однако, несмотря на совершеннейшую непостижимость этого, Она ответила ему:
“Се раба Господня! Буди мне по слову Твоему”.
Какая вера! Какое свободное согласие! Дивное дело! Вот нам пример!
Так и всякий, уверовавший в Бога по своей свободной воле, сподобляется дивной помощи Божией: и в вере, и в жизни.
И этот путь есть самый достойный, самый простой, самый краткий и самый действенный способ истинной веры.
Конечно, это не значит, что все остальные способы не могут иметь значения: они и помогают нам. Но этот путь свободного самоопределения к вере есть наилучший.
И потому им мы и заканчиваем наше исследование о вере. Скажем с верою и мы с апостолами Господу: “умножь в нас веру!” (Лк. 17, 5).
О сомнении
В последней части этой работы мне хочется сказать несколько дополнительных слов о сомнении. И вот почему. Недостаточно опытные люди, впадая в сомнение, думают, что они будто бы становятся неверующими и от этого весьма мучаются.
Расскажу один характерный случай. Одна довольно интеллигентная женщина доселе была верующей; и, говея постом, она приступила к причастию. Когда уже приближалась ее очередь, вдруг у нее явились смутительные помыслы:
А может быть, св. Дары Тела и Крови Христовых есть простое вино и хлеб?
Эти мысли до такой степени напугали ее, что она готова была отойти в сторону от причащений. Этот пример мы и рассмотрим. Чего испугалась она? – Появившихся мыслей. Но могут ли они называться неверием? Никак нет. И вот почему.
Неверие есть непризнание или отрицание предметов веры.
Но при сомнении такого отрицания нет. Есть лишь недоуменная мысль: да так ли это?
Рассмотрим ее: есть ли это неверие? Вопрос есть только вопрос, недоумение – только недоумение. Но никак не больше. Уже одно это должно внести в душу мир, успокоение. Пойдем далее: отчего же пришло такое недоумение? Оттого, что, во-первых, нам в том или ином пункте нечто – “непонятно”, доселе – “неизвестно”, или даже – для ума нашего совершенно “непостижимо”.
И, естественно, человек смущается. И этому никак не должно удивляться, а тем более – винить себя, как будто сделавшего преступление. Такое сомнение, повторю, совершенно “естественно”. Даже могу сказать больше: странно было бы, если таких помыслов никогда не бывало, а особенно – у людей мысли. И уже по одному этому не нужно – прежде всего – пугаться.
Ознакомительная версия.
