Я воспринял его рассказ несколько иначе. С заговорами мы как-нибудь разберемся, а вот людьми разбрасываться нельзя. И без того работа с кадрами ведется как бог на душу положит. Почему-то наверх пролезают по большей части не умелые-достойные, а приспособившиеся.
— Ему ведь должно быть лет пятьдесят-шестьдесят? — спросил я, не обращая внимания на танцы Захара вокруг бутылки.
— Кому? Познеру? Ну да, около того должно быть.
— Нет, на твоего Познера мне наплевать. Пусть с ним товарищи из ТАСС, или где он там подвизается, разбираются. Юрию Юрьевичу Карнауху сколько?
— А! Наверное, я не уточнял. Если в конце шестидесятых он на такой должности, которая предполагает лет тридцать — тридцать пять, то сейчас ему должно быть около пятидесяти пяти. Наверное.
— Захар, он нам нужен. Если он жив, то он нам нужен.
— Зачем? Он же просто талантливый торговец. Он не сможет заработать больше, чем ты.
— Во-первых, сможет. При наличии должного ресурса он сможет заработать больше. Во-вторых, Карнаух — это наверняка имя. Немного подзабытое, но если он вернется на рынок — все, кто еще не лег под американцев, будут с ним, потому что… Черт, да при том, как работал этот человек — любой Баффет или Сорос должны тихо отойти в сторону и не отсвечивать! В-третьих, вот тебе легализация части валютных поступлений в Россию — чтобы народ не голодал, когда мы станем сажать своего президента. Есть еще и в-четвертых, и в-пятых, но это уже мелочи.
— Я как-то об этом не подумал, — рассеянно пробормотал Захар. — Мне все мнилось, что мы напали на хвост заговорщиков и нужно заняться их выведением на чистую воду…
— Зачем? Если они есть — пусть дальше друг другу мозг парят, мы займемся своими делами. Их и без развенчания заговорщиков по горло!
В дверь постучали, и на пороге снова появилась улыбчивая стюардесса. Она принесла еще одну бутылку — я даже не заметил, когда Майцев ее вызвал. А может быть, он заранее договорился.
Едва за ней закрылась дверца-шторка, как Захар сказал:
— Хорошо, я вытащу его из Союза, если он еще жив.
— Вот этих слов я от тебя и ждал. Займись этим завтра же. Это очень важно. Это — то самое звено, которого нам не хватало!
— Да понял я, — закрыл тему Захар. — Но это еще не все. Я встретился еще с одним французом. Кардиналом-расстригой, или как там это у них называется?
— Католик?
— Ага, — Майцев откупорил бутылку и плеснул в стаканы.
— У католиков нет лишения священного сана. Если ты священник — это навсегда. Могут только запретить священнослужение.
— Откуда ты это знаешь?
— Помнишь, я ездил в Чикаго и разговаривал там с симпатичной ирландкой? Оссия ее звали. О'Лири.
— Ну?
— У нее дядя священник, которому запретили служение из-за обвинения в педофилии.
— Знакомое обвинение, — рассмеялся Майцев. — У моего экс-кардинала такая же история. Но истинная причина в том, что он пытался выяснить направление финансовых потоков в Ватикане. И его тоже выкинули из церкви! С таким обвинением с ним даже родная сестра теперь не здоровается.
— Экс-кардинала? Высоко летаешь! — я поднял стакан, и мы снова чокнулись. — Так что он тебе рассказал?
— Отец Франсуа? В общем, он поссорился с кардиналом-камерленго его высокопреосвященством Паоло Бертоли. Знаешь, кто это?
— Главный финансист престола?
— Точно! И по совместительству замещает Папу Римского в период, когда выбирают нового. Не забавно ли, что главное лицо духовной организации в отсутствие ее главы — не библиотекарь, не идеолог, а финансист? Бухгалтер!
— Действительно, как-то некомильфотно.
— Отец Франсуа считает, что сила, которая рулит ныне в мире — это Ватикан.
— Что-о?! — такое «откровение» даже для меня стало новостью.
— Подумай сам. Организация, полторы тысячи лет собиравшая десятину со всей Европы. Контора, чьи финансовые манипуляции совершенно непрозрачны. Организация, члены которой есть в каждой стране мира, объединенные общими целями, клятвами и обязанностями. Обличенные властью узнавать все самые сокровенные тайны прихожан, а прихожане обязаны исповедоваться, чтобы не быть изгоями! Представляешь уровень инсайда? А имущество? В каждой стране — от Италии до Филиппин — дворцы, храмы, утварь, монастыри — голова кружится! И уж никак нельзя подумать, что эта организация, временный глава которой — всегда финансист, я так понимаю, чтобы не раскрывать бухгалтерию Престола перед непосвященными — никак не использует свои возможности для «утверждения веры»! Ватикан тысячу лет запрещал кому попало заниматься банковской деятельностью и позволял делать это «своим» карманным банкам. Как можно объяснить, что большинство старинных банков — католические, развившиеся здесь, под боком у главного противника ссудного процента — Папы Римского? А теперь он просто называет свой главный банк «Институтом по религиозным делам» и сам уже занимается ссужением денег. Правда, суммы, которые он показывает в отчетности — сущие крохи. Вот это я понимаю — центр силы. И статус соответствующий: представитель самого Бога! Какие вопросы и претензии?
— Занятно. Выглядит внушительно.
— В общем, отец Франсуа долго таскал меня по истории Европы. Ислам, а потом и протестантские церкви, по его мнению, были созданы как раз противниками централизации власти и доходов. У них ведь нет ничего похожего на Ватикан, и духовный глава государства чаще всего его же и светский глава. Как в английской церкви. В общем, он думает, что все эти силы — масоны всякие, церковники, банкиры — это проявление одного и того же феномена — хозяев мира. А главный в этой шобле — Папа Римский со своей идеей мирового правительства в своем Богом одобренном лице. Кажется, я напился, — признался вдруг Майцев. — Нужно выспаться до прилета. Пойду-ка я в свою каюту. И ты тоже спать ложись.
— Хорошо, спасибо, — я поблагодарил друга за дельный совет и уставился в окно.
Если все эти люди правы хотя бы на десять процентов и над Землей висит хотя бы тень той глобальной паутины, о которой мне рассказывали в последние дни — нам реально придется туго!
Наш рейс прибыл в международный аэропорт О'Хара с двадцатиминутным опозданием, и все это «лишнее» время Захар изводил меня ожиданием неминуемой катастрофы: ему казалось, что пилоты скрывают от пассажиров бедственное положение самолета, и многотонный «Джамбо» вот-вот грохнется о землю! Наверное, все-таки он больше пугал меня, чем серьезно чего-то боялся — с его-то налетом! У иного пилота стольких часов в воздухе нет, сколько у Майцева.
